Ят
Шрифт:
– А он? – спросил Том, указывая на то, как бородатый мужик распростирал объятия. У него не вполне получалось: то ли руки сводило, то ли кашель мучил, то ли их недостирали и недовысушили и они жужмались, но распростирались объятия плохо.
Его сосед продавал выдержку. Выдержка выглядела неважно, местами оказалась траченная молью.
– Выдержка и терпение – не одно ли и то же? – спросил Том.
– Если бы было одно и то же, было бы одно и то же, – возразил Гид. Очевидно, вопросы Тома несколько выбили его из колеи, поэтому
– Значит, характер имеет несколько черт?
– Да, черт, или линий – как у оружия: трёхлинейка, семилинейка, десятилинейка… Чем больше линий, тем характер светлее. Бывают ещё и гранёные, но грани встречаются у самых твёрдых характеров.
– А осторожность – черта характера? – осторожно спросил Том.
– Черта… – нерешительно произнёс Гид.
– А это что? – оржествующе, чуть не заорав, выпалил Том, указывая на витрину с выставленной острой осторожностью – как бы в противовес тупой боязни, находящейся в противоположной стороне витрины. – Как её вставлять в характер?
– Если бы вы увидели сам характер, вы бы не спрашивали, – коротко ответил Гид.
Том замолчал.
Впрочем, ненадолго: он заметил сидящих кружком весьма обтрёпанных худых голодных и грязных людей – я и не думал, что на Ярмарке встречается столь явно выраженная убогость. Сначала я подумал: нищие. Но, судя по невнятным пояснениям Гида, сидели представители какой-то секты: не то религиозной, не то релегиозной, не то телегиозной, не то тенденциозной… Но что одиозной – наверняка. Впрочем, ничего плохого они не делали: сидели себе кружком и воздымали руки к небу – лёгкими струйками дыма. То по одной, то по две. То вместе, то по очереди.
Вокруг толпились зеваки, чихаки, сморкаки, кашляки, чесаки, плеваки, толкаки, щипаки… Хорошо хоть кусак не было. А также сочувствующие, сонюхающие, содышащие, содумающие, сомыслящие, сопереживающие, сопонимающие… Вокруг бродили торговцы-офени по колено в надежде что-нибудь продать.
Сектанты вызывали сожаление. Но сожаление, к сожалению, не явилось. Вместо него пошёл дождь. Строго над ними, над их головами.
– Не нужно нам ваше дожделение! – закричали они, вскакивая и отряхиваясь. – Нам нужно дожеление!
– А почему дожделение? – спросил Том. – Не правильнее ли «дождаление»? Они же его дождались? Или они не его ждали? Что за дожеление? Где желе? Дождь из желе?
– Да, – ответил я, – желе ни при чём. А дожеление – не от слова «дождь», а от слова «дож», то есть «вождь» – по-древнеитальянски. Я понимаю так, что им нужен вождь, и они его ждут. А может, от слов «дожалить лень» – жаль им её, что ли? Они её жалели-жалели, да не дожалели, – прибавил я, чтобы не пропало шикарное предположение. – Тогда почему не дожаление?
– Почему ты употребляешь «и» – дожалить, а не «е» – дожалеть? – возмутился Том.
– Но ведь дождь лил! – возразил я. – А не лел.
Том помолчал минуту, а потом поинтересовался:
– А вожделение не лучше ли передаёт смысл жажды вождя, чем дожеление?
– Кто знает, какого они дождя… то есть вождя, хотят, – пожал я плечами. – А вожделение – да, означает что-то вроде «желание, или ожидание вождя», – согласился я. – мне кажется, его происхождение уже потерялось или всё ещё теряется в глубинах веков…
– Ну да, потеряется оно, – возразил Том, – как же…
К нашему разговору прислушивались офени. А потом решили принять в нём участие. У них оказался собюственный, совершенно оригинальный взгляд на проблему вожделения, вождей, их памятников и бюстов. Один сразу согласился с Томом:
– Вы совершенно правы, – поклонился торговец, – вожделение есть желание заполучить вождя на свою шею и возливать перед ним елей. А всё почему? Позабыли древние заповеди: не сотвори себе кумира – ни на земле, ни на небе. Хотя бы одно помнили, многового ведь не требуется!
– Им лень думать самим, – вмешался другой, – поэтому и хотят вождя. Отсюда – вожделение: вождь и лень.
– Я соглашусь с вами относительно этимологии: вождь и лень, однако должен заметить, что вы делаете отсюда и дотуда совершенно неверные выводы. Суть в том, что вождям свойственна лень, они ничего не делают.
– Это липовые вожди, – возразил второй, – а настоящие вожди ведут! Они не могут не вести…
– Вождь ведёт в дождь, – съязвил третий, а первый добавил:
– Не липовые, а дубовые.
Второй продолжил:
– Ведут первые вожди, а потом на их место приходят другие и, хотя тоже именуются вождями, по инерции движения, – но уже никуда не ведут. Вот им-то и свойственна лень.
– Возможно, вы правы, – осторожно согласились первый и третий, – однако не следует сбрасывать со счётов и соввершенный…
– Совершенный или совершённый? – спросил Том. – То есть он совершён или совершенен? – Но вопрос остался без ответа. А говорившие поправились, килограммов на пять:
– … свершившийся в Советской России факт: там жил вождь Ленин. А остальные советские вожди очень хотели походить на него. Вот они походили-походили, да и сели, по очереди. Движение было среди вождей, желающих быть похожими, пусть неосознанно, согласно новому сознанию, на Ленина – вожделение. От слов: «вождь» и «Ленин».
– Мне кажется, вы излишне сужаете взгляд на проблему, – вмешался ещё кто-то, – и стремитесь к обскурантизму!
Я понял, что пора уходить отсюда, ибо неизбежно вслед за обвинениями могут пойти оскорбления, а за ними и мордобой. А мы ко всему одинаково не готовы. Хорошо, если они пойдут в стороне от нас, а если прямо на нас?
– Что такое обскурантизм? – спросил Том.
– Это когда в тёмной-тёмной комнате смотрят в маленькую дырочку, – наспех ответил я, торопясь уйти. – Камера-обскура.