Ят
Шрифт:
– Смотришь в дырочку, а видишь дурочку, – сострил кто-то быстро, но неудачно.
– Всё может быть, – согласился второй кто-то.
Они спешили мимо нас, а мы – мимо них.
Видя, что мы уходим оттуда, где собралась большая толпа, встречный прохожий, желающий стать покупателем, решил, что там продаётся нечкто (нечто или некто) очень полезное и нужное, а мы уже купили, и потому пристал к нам с расспросами, похожими на присоски спрута:
– Что там?
– Да так, пустяк, – ответил я, нимало не заботясь об ответной реакции, по старой привычке.
– Пустяк?!!
– Да, а что?
– Да вы что! Пустяк – это всё! Это большая редкость!
– Ну и что?
– Это необходимейшая вещь!
– Для чего?
– Не знаю… – произнёс он внезапно упавшим голосом – тот глухо ударился о мостовую, – но на всякий случай поспешил туда, откуда мы пришли.
– Слушай, Гид, мне как-то неловко, – начал я говорить, – выходит, я его обманул?
– Разберётся, – махнул рукой Гид, – а потом, у сектантов наверняка найдётся для него какой-нибудь пустяк. Правда, во что он потом превратится? Знавал я одного: связался с сектантами, те дали ему обещание взаймы, а он не вернул. «Обещание, говорит, игрушка, а дураку – радость». Так они у него потом всю радость забрали. И остался он дурак дураком.
– Дали обещание, а забрали радость? – возмутился Том. – Нечестно!
– Восприятие зависит от воспринимающего, – пояснил Гид. – Я же говорил. Одному – игрушка, другому – радость, а третьему что? А четвёртому, пятому?
– Надо подумать…
Но думание пришлось отложить: в лавке напротив жизнерадостный продавец (интересно, а есть жизнепечальные люди?), бойко торговал, отвешивая оплеухи, ловко орудуя чашечными аптекарскими весами – типа весов Фемиды. Он отвешивал их одну за другой, весело балагуря. Люди улыбались, заворасивали – быстро, по-китайски – оплеухи в бумажки и носовые платки, платили деньги, и отходили, довольные.
– Купим? – предложил Том.
– Для чего?
– Просто так.
– Может, лучше что-нибудь другое? Например, это, – я указал на жаровню по соседству, где продавали опеку – большие жареные блины из дрожжевого теста. – Интересно, из чего они сделаны? Из опекаемых или опекунов?
– Из опекунчиков, – сострил Том, – или опекунят.
– Из окунят? – перепредположил я.
– Вы ошибаетесь… – продавца глубоко шокировало наше дилетантство. – Они совсем не то, что вы сказали!
– А что?
Но услышать ответ мне не удалось: передо мной уронили престиж, более всего похожий на канализационный люк, и столь же тяжёлый, и тот, больно ударив меня по ноге – к счастью, вскользь, – зазвенев, откатился.
– Ну, и кто же его поднимет? – спросил я, потирая ногу.
– А кому нужен, тот пусть и поднимает, – уходя, ответил уронивший и ухмыльнулся – до пены, а потом отбросил обмылок.
Я долго раздумывал: не вернуться и не взять ли престиж? Вернуться или свернуться? С чего? И, раздумывая, прошёл мимо торгующихся из-за лежащего на прилавке, и услышал часть их разговора:
– Это же просто абсурд! Разве вы не видите?!
– Нет, не просто. Видите разводы вдоль и поперёк? Это
– Мне хотелось бы шизофренический.
Я хмыкнул, продолжая размышлять о престиже и престижности, и нарвался на следующий обрывок разговора:
– Такова твоя благодарность? Какова же будет злодарность?
– Точно такая же. Я не делаю меж ними различий.
– Вперемешку?!
– Вперёд, к мешку, – буркнул я, и решил престиж не брать: не модно. Тем более что увиденный мною прилично одетый господин, подойдя к прилавку, сложил с себя полномочия и аккуратной стопочкой поместил их перед продавцом.
– Вот, – сказал он, – делайте с ними, что хотите. А я ничего не хочу, мне ничего не надо.
– Может быть, вы хотите что-то взамен?
– Можно, я сам возьму, что хочу?
– Пожалуйста.
Покупатель молча набил оскомину, забросил за спину и пошёл, чуть покачиваясь.
– А я думал, оскомина – осколок мины, – проговорил Том, который, как оказалось, всё время шёл рядом со мной и видел то же самое. Может, и думал о том же?
– Как видишь, нет, – возразил я, удивлённый неожиданным присутствием Тома.
– Вижу, – вздохнул он.
Лёгкое шелестящее шевеление вокруг заставило меня поднять голову и поискать его источник, и нас с Томом случайно обмахнуло белокрылием бабочек-капустниц: чьи-то налетевшие хлопоты прикоснулись своими крылышками.
Мы закрутили головой и заотмахивались от них.
И едва не пропустили преинтереснейшее зрелище: здоровенный детина, похожий на древнегреческого купца, и в соответствующей одежде… а приняли бы мы его за древнегреческого купца, не будь он так одет? Вот то-то и оно! Так вот, он произнёс:
– Пять талантов талантов!
– Меры, конечно, оригинальные. Но следует ли валить все таланты в одну кучу? – решил выяснить Том.
Купец не ответил, а если и ответил, то мы не услышали, ибо сей секунд мимо нас, погромыхивая на кочках, провезли пустое бахвальство и внимание всех окружающих тотчас отвлеклось на его созерцание. Хотя с талантами хотелось разобраться особо.
– Интересно, чем можно наполнить пустое бахвальство? – спросил Том. – И можно ли?
– Главное – надо ли, – заметил я. Но заметил не только это: бахвальство в некоторых местах покрывали клочки белой ваты, или тумана – склока.
– Видать, ишпольжованное вежут, – прошамкала бежжубая штарушка – большой шпечшиалишт по вопрошам бахвальштва.
– Куда, куда везут? – заинтересовался Том.
Но бабушка не ответила, произнеся на сегодня все положенные слова. Ответил молодой парень-грузчик, качавший права ручной правокачкой:
– На перезарядку везут. Заполнят – и по новой всё пойдёт.
– Что пойдёт? – не поняли мы.
– А то, что не поедет, то и пойдёт, – ушёл он от ответа и продолжил качать права из большой сиреневой цистерны прямо в подставленный ряд длинных бочек – или в длинный ряд бочек – пожарной кишкой. Потом принялся перекачивать их с места на место, но никому не давал попользоваться ни каплей.