Явка в Копенгагене: Записки нелегала
Шрифт:
И снова Москва
Наш крутой переулок с давних пор облюбовали киношники, и довольно часто здесь ведутся съемки. Светят юпитеры, ревет дизель, цокают копыта лошадей, идет по улице Валерий Золотухин, который снимается в фильме «Человек с аккордеоном».
Позвали В. E., чтобы он посмотрел, как мы устроились. Он принес нашу старую расписку десятилетней давности о том, что мы впредь обязуемся избегать встреч с иностранцами. Заставил нас расписаться еще по разу, поставив новую дату. «Для порядку, — деловито сказал он. — Документ есть документ».
Стали искать работу. Все оказалось не так просто, как мы это себе представляли. Переводов почти не было. Походил по редакциям, где
«Веста» обратилась в бюро по трудоустройству.
— А почему вы, собственно, не работали все это время? На что вы существовали? — спросила ее крупногабаритных форм чиновница.
— Мой муж получает военную пенсию. На нее и жили все это время.
— Муж мужем, а сами вот вы не работаете уже почти четыре месяца. Значит, вы тунеядствуете. Принесите справку из домоуправления о том, что вы проживаете на средства мужа, — потребовала она.
В домоуправлении дали идиотскую справку о том, что жена проживает на средства мужа, справку со штампом, печатью и подписью самого начальника ЖЭКа, для чего пришлось потратить полдня. А между тем в Москве в то время насчитывалось около ста тысяч неработающих бездельников.
Вооруженная справкой о том, что она не тунеядка, «Веста» снова пошла в бюро по трудоустройству, где ей дали направление в школу воспитательницей младший классов. В школе она никогда не работала, воспитывать детей, среди которых было много детей иностранцев, оказалось делом далеко не простым, а главное, работа эта была ей не по душе.
Я вскоре понял, что вневедомственная охрана, состоявшая из старичков пенсионеров и студентов, была не для меня, и в начале года уволился. Стал пробовать переводить короткие рассказы кубинских писателей, два из которых были даже напечатаны в журнале «Иностранная литература» в январском номере за 1984 год.
В 1984 году умер Ю. В. Андропов. Вся Москва хоронила его. Огромная очередь двигалась по направлению к Колонному залу Дома союзов. Хоронили человека, который пытался удержать огромную страну от сползания в пропасть, но не успел.
Генсеком избрали смертельно больного Черненко, полагая, что при мудром коллегиальном руководстве партии лидеру не обязательно быть таким уж здоровым. Его было по-человечески жаль, когда он зачитывал по бумажке какую-нибудь речь или обращение. Руки его дрожали, ему не хватало дыхания. Казалось, что он вот-вот упадет.
Случайно мы узнали, что умер и наш дознаватель, В.Е.
Как-то по весне, проходя мимо огромного здания Дома политпросвещения, мы увидели в окне, выходящем на Трубную площадь, объявление: «Требуются уборщицы, кондиционерщики, сантехники, столяр».
— А ты не хотел бы поработать столяром? — спросила жена. — Хотя бы временно, пока не найдешь себе другую работу.
На следующий же день я пришел в отдел кадров ДП, где заполнил анкету. В графе «партийность» отметил, что беспартийный. В графе «имел ли партийные взыскания»— не имел, поскольку беспартийный не может иметь партийные взыскания. Думаю, что меня вряд ли приняли бы на работу даже столяром, напиши я всю правду. Ведь учреждение, куда я поступал, было сугубо партийным, и не просто партийным, а идеологическим центром всей Москвы, и там не место людям, изгнанным;из партии. Таким, образом, я стал столяром, в обязанности которого входило практически все, что требовало ремонта как по столярной, так и по слесарной части, все, что касалось эксплуатации здания. Кое-что я, конечно, знал и умел, но ко многому приходилось приглядываться, благо напарником моим оказался довольно неплохой столяр, любивший, как и все столяры и маляры, регулярно «заложить за галстук».
Через месяц после моего поступления на работу в ДП сюда же удалось устроить в «Весту» на скромную должность, связанную с буфетным обслуживанием проводившихся в ДП мероприятий.
В конце октября мой непосредственный начальник по имени Тигран позвал меня в свой кабинет.
— Нынешнему коменданту Большого конференц-зала уже далеко за семьдесят, пора уже ему сидеть на печке. А тебе эта должность подойдет, ты — военный, вот и будешь, хоть и невелик, а все-таки начальник.
Тигран был, в общем, неплохой малый, гроза уборщиц, которых он безжалостно гонял, и, как я позднее убедился, поделом. Он вникал в суть дела, хотя порою и был горяч по-кавказски, невзирая на лица, и это ему вскоре стоило места.
Меня смущало, не подвергнут ли меня проверке. Ведь странно: бывший подполковник ГБ, знает языки, бывал за границей и — беспартийный. Такого не бывает. К тому же одно дело — работать столяром, другое— комендантом зала, где нередко бывают даже члены Политбюро. Но, видимо, одно то, что я в свое время принадлежал к ГБ, возымело свое действие. Ибо когда я пришел к заведующему посоветоваться в отношении предложенной мне должности, он, номенклатурное лицо, член бюро горкома, оказался на высоте, сказав мне примерно следующее: «У нас тут многие с партбилетом в кармане не заслуживают звания коммуниста: карьеристы, лентяи, неумехи, пьяницы. Мы видели, как ты работал эти семь месяцев, и довольны твоей работой, поэтому заступай в должность и работай, пусть тебя ничего не смущает».
Итак, я стал комендантом. Под моим началом оказалось пятнадцать уборщиц, по-старому— техничек, пожилых и молодых (пожилые прирабатывали к пенсии, молодые — из-за малых детей).
Зал до моего прихода охранялся прапорщиками КГБ из охраны горкома, которые контролировали входы и зону президиума, где располагались спецпрезидиум для высокопоставленных гостей, а также спец-гардероб, спецподъезд и спецлифт.
Перестройка
Апрель 1985 года вихрем ворвался в страну. Новый лидер внес немало перемен в жизнь страны и нашего политического учреждения в частности. Прежде всего конечно же великолепно организованная кампания борьбы за трезвость. По этому поводу созывались многотысячные партхозидеологические активы, учредительные собрания общества трезвости. В стране под флагом борьбы за трезвость закрывались ликеро-водочные заводы, вырубались виноградники. Было созвано и у нас учредительное собрание общества трезвости всея Москвы. Заседание вел неотразимый в своем красноречии академик Овчинников, тот самый, кажется, который приложил руку к уничтожению идеи создания ценнейшего биологического препарата — «голубой крови», полностью заменяющий плазму. В выступлениях приводились леденящие кровь цифры жертв алкоголизма, травматизма, дебильных детей.
В Доме политпросвещения было проведено общее профсоюзно-производственное собрание, на котором принято решение, что перестройка не пойдет на пьяную голову, а поэтому необходимо всем поголовно вступить в общество трезвости, уплатив вступительный взнос, и прекратить потребление спиртного на рабочем месте. Резким диссонансом прозвучала громкая реплика одной уборщицы, произнесенная сварливым тоном: «Пили и пить будут!»
Ко мне подходил парторг с вопросом о вступлении в общество трезвости. «Не могу, — отвечал я. — Я выпиваю. По праздникам и между ними».