Языческий лорд
Шрифт:
— Обещай, что не причинишь ему вреда, господин, и не продашь в рабство.
— Обещать?
Он глядел на меня с вызовом.
— Для меня это важно, господин. Разве я когда-нибудь просил тебя об одолжении?
— Ага, ты просил спасти тебя от судьбы стать священником, что я и сделал.
— Тогда я прошу тебя оказать мне услугу во второй раз, господин. Пожалуйста, позволь мне выкупить у тебя мальчишку.
Я засмеялся.
— Ты не можешь себе этого позволить.
—
— Ты мне заплатишь золотом? — спросил я.
— Даже если на это уйдет вся жизнь, господин, я заплачу.
Я сделал вид, что обдумываю предложение, а потом покачал головой.
— Он не продается, — заявил я, — только его отцу. Но я отдам его тебе.
Осферт уставился на меня. Он не был уверен, что правильно расслышал.
— Отдашь его мне? — тихо переспросил он.
— Ты приведешь армию Эдуарда, а я отдам тебе мальчишку.
— Отдашь? — спросил он во второй раз.
— Клянусь молотом Тора, что отдам тебе мальчишку, если ты приведешь армию Эдуарда.
— Правда, господин? — он выглядел довольным.
— Тащи свою тощую задницу на ту лодку и отправляйся, — сказал я. — И да. Но только если ты приведешь мне Эдуарда и Этельреда. Или хотя бы Эдуарда. А если ты их не приведешь, — продолжал я, — мальчишка все равно твой.
— Мой?
— Потому что я буду мертв. А теперь иди.
В ночи пылали корабли. Гейрмунд увидит отсветы на западном небосклоне и поймет, что все изменилось. Его гонцы поедут на восток к Кнуту, рассказав ему, что его флот обратился в золу, а дочь мертва, и что Утред Беббанбургский выступил на запад.
А значит, смерть вот-вот начнет свой танец.
И на следующее утро, когда солнце по-прежнему закрывали пятна дыма, мы отправились на север.
Двести шестьдесят девять воинов выехали из Глевекестра.
И одна воительница. Этельфлед настояла, что будет нас сопровождать, а когда Этельфлед на чем-то настаивала, ее не смогли бы переубедить и все боги Асгарда. Я пытался. С таким же успехом я мог попробовать остановить бурю, пёрнув в ее сторону.
Мы взяли с собой и Фригг с сыном, дочерью с торчащими остатками волос и слугами. И еще с нами шли десятка два мальчишек, чтобы присматривать за запасными лошадьми. Одним из них был Этельстан, старший сын короля Эдуарда, но не его наследник.
Я настоял на том, чтобы оставить его под присмотром Меревала и епископа Вульфхеда в безопасности за римскими стенами Глевекестра, но когда мы проехали пятнадцать миль, увидел, как он скачет по лугу на серой лошади, нагоняя
— Ты! — зарычал я, и он развернул своего жеребца, направив его в мою сторону.
— Господин? — спросил он с невинным видом.
— Я приказал тебе остаться в Глевекестре, — рявкнул я.
— Так я и сделал, господин, — почтительно ответил он. — Я всегда тебе подчиняюсь.
— Мне следовало бы отлупить тебя до крови, мелкий лживый глупец.
— Но ты ведь не сказал, сколько времени я должен там оставаться, господин, — неодобрительно заметил он, — вот я и остался на несколько минут, а потом последовал за тобой. Но я ведь тебя послушался и остался.
— И что скажет твой отец, когда ты умрешь? — спросил я. — Отвечай, выродок.
Он сделал вид, что обдумывает ответ, а потом посмотрел на меня с самым невинным выражением лица, какое только мог изобразить.
— Вероятно, поблагодарит тебя, господин. Бастарды доставляют одни хлопоты.
Этельфлед рассмеялась, а я с трудом не последовал ее примеру.
— Ты доставляешь жуткие хлопоты, — сказал я ему. — А теперь уйди с глаз долой, пока я тебе башку не проломил.
— Да, господин, — ухмыльнулся он, — и спасибо, господин, — он развернул лошадь и поскакал обратно к друзьям.
Этельфлед улыбнулась.
— У него есть сила духа.
— Сила духа, которая сведет его в могилу, — заявил я, — но, может, это и не важно. Мы все обречены.
— Разве?
— Двести шестьдесят девять воинов и одна женщина, а у Кнута три или четыре тысячи. Сама то как думаешь?
— Я думаю, что никто не живет вечно.
И по какой-то причине я вспомнил про Исеульт, королеву теней, рожденную в темноте и наделенную даром пророчества, или так она утверждала, а еще она сказала, что Альфред даст мне власть и я верну свой дом на севере, а моя женщина будет золотой, и я поведу армии, что потрясут землю своим размером и мощью.
Двести шестьдесят девять воинов. Я засмеялся.
— Ты смеешься, потому что я умру? — спросила Этельфлед.
— Потому что почти не одно пророчество не сбылось, — ответил я.
— Какое пророчество?
— Мне было обещано, что твой отец даст мне власть, что я отобью Беббанбург и поведу армии, что покроют тенью всю землю, и что семь королей умрут. И всё ложь.
— Мой отец дал тебе власть.
— Дал, — согласился я, — а потом забрал. Он ее мне одолжил. Я был собакой, а он держал в руках поводок.
— И ты вернешь себе Беббанбург, — заявила она.
— Я пытался и из этого ничего не вышло.
— И ты снова попытаешься, — уверенно произнесла она.