Языческий лорд

Корнуэлл Бернард

— Мы не убиваем маленьких детей, — сказал я. — Мы ждем, когда они вырастут, и тогда убиваем. Итак. Как мы убедим Гейрмунда уйти?

Ответа не было ни у кого. Этельфлед с опаской смотрела на меня.

— Ну? — спросил я.

— Заплатим ему? — осторожно предложил олдермен Деогол. Я не ответил, и он оглянулся, ища поддержки. — Мы охраняем казну лорда Этельреда, — произнес он, — и можем позволить себе заплатить ему.

— Заплати датчанам, чтобы они ушли, и они вернутся на следующий же день, чтобы

снова получить плату, — возразил я.

— Что же мы будем делать? — жалобно спросил Деогол.

— Убьем девчонку, конечно же, — ответил я. — Епископ, — я взглянул на Вульфхеда, — ты можешь принести пользу. Поговори с городскими священниками и узнай, не умерла ли на этой неделе маленькая девочка. Она должна быть шести-семи лет.

Если умерла, выкопай ее. Скажи родителям, что она станет святой, или ангелом, или еще кем-то, всё, что могло бы их утешить. Затем вынеси тело на крепостной вал, но не позволяй датчанам увидеть его! Меревал?

— Господин?

— Найди поросенка. Возьми его на крепостной вал, но держи за парапетом, чтобы датчане не узнали о нем. Финан? Ты выведешь к стенам Фригг и двойняшек.

— Поросенок, — презрительно произнес епископ Вульфхед.

Я уставился на него, затем поднял руку, чтобы остановить Меревала, собравшегося выйти из зала.

— Может, обойдемся и без поросенка, — медленно произнес я, словно мне только пришла на ум свежая мысль. — Зачем терять поросенка, когда в нашем распоряжении епископ?

Вульфхед удрал.

А Меревал принес поросенка.

Гейрмунд ждал, хотя теперь к нему присоединились почти двадцать других воинов. Их лошади были привязаны в сотне шагов от рва, в то время как сами датчане стояли гораздо ближе и все в приподнятом настроении.

Слуги принесли эль, хлеб и мясо, там было с полдюжины мальчишек, вероятно, сыновья воинов, которые присоединились к Гейрмунду, чтобы лицезреть его противостояние с Утредом Беббанбургским, известным тем, что не убивает женщин и детей.

Когда я появился, Гейрмунд жевал гусиную ножку, но тут же отбросил ее в сторону и побрел к крепостной стене.

— Ты принял решение? — крикнул он мне.

— Ты меня вынудил, — ответил я.

Он улыбнулся. Гейрмунд не привык улыбаться, поэтому это скорее был оскал, но он хотя бы попытался.

— Как я и говорил, — произнес он, — ярл щедр.

— И он уйдет из саксонской Мерсии?

— Он обещал!

— И возместит убытки, которые учинил на земле лорда Этельреда? — спросил я.

Гейрмунд помедлил, затем кивнул.

— Я уверен, возместит. Ярл — благоразумный человек.

А ты — лживый ублюдок, подумал я.

— Значит, ярл заплатит нам золотом и вернется в свои земли? — поинтересовался я.

— Такова его воля, но если ты вернешь его семью целой и невредимой.

— Им не причинили

никакого вреда. Клянусь плевком Тора, — я плюнул, чтобы подтвердить искренность своего обещания.

— Рад это слышать, — ответил Гейрмунд и плюнул в знак того, что верит клятве, — ярл тоже будет рад.

Он снова попытался улыбнуться, потому что на высокой стене появились Фригг и двое ее детей.

Их сопровождал Финан и пятеро воинов. Фригг выглядела напуганной и утонченно красивой. На ней было льняное платье бледно-желтого цвета, которое ей одолжила Этельфлед, и двойняшки цеплялись за юбку этого красивого наряда.

Гейрмунд поклонился ей.

— Моя госпожа, — учтиво произнес он, затем взглянул на меня. — Не будет ли лучше, лорд Утред, если ты позволишь леди и ее детям выйти через ворота? — предложил он.

— Ворота? — спросил я, изображая непонимание.

— Ты же не думаешь, что они поплывут через вонючий ров?

— Нет, я брошу их вам, — ответил я.

— Ты… — начал было он, затем умолк, потому что я схватил девчонку, Сигрил, и держал ее перед собой. Она в ужасе закричала, ее мать бросилась к ней, но Финан удержал ее. Я обхватил левой рукой горло Сигрил, прижав ее к себе, а правой рукой вытащил из-за пояса нож.

— Я брошу ее тебе по кусочкам, — крикнул я Гейрмунду, схватив Сигрил за длинные черные волосы. — Держи ее, — приказал я Осферту, и пока он ее держал, я отрезал волосы, локон за локоном, и бросил их через стену, так что их унес ветер.

Девчонка завизжала просто чудесно, когда я пригнул ее вниз, так что парапет скрыл ее от взора Гейрмунда. Я закрыл ее рот рукой и кивнул человеку, скрывавшемуся за парапетом, а он вонзил нож в шею поросенка.

Тот завизжал, брызнула и растеклась кровь. Датчане под стеной увидели лишь кровь и услышали жуткие завывания, а потом заметили, как Ролла замахнулся топором.

Мертвое дитя было желтого, как воск, цвета, труп смердел. Ролла отрубил ему ногу, и пошла такая вонь, как из берлоги разрывателя тел. Ролла наклонился, измазал отрубленную ногу в крови поросенка, а потом перебросил ее через стену. Он упала в ров, и он снова взмахнул топором, теперь отрубив руку.

— Святая матерь Божья, — тихо произнес Осферт. Фригг пыталась вырваться, ее рот открывался и закрывался в страхе, а глаза расширились от ужаса. Ее прекрасное платье покрылось пятнами крови, и наблюдающим за всем этим датчанам должно было показаться, что она стала свидетелем, как прямо на ее глазах зарезали дочь, но по правде говоря, она была в ужасе от созерцания того, как был расчленен этот полуразложившийся сочащийся какой-то жидкостью труп.

Ее сын тоже кричал. Я по-прежнему затыкал рот Сигрил рукой, и маленькая сучка укусила меня так сильно, что даже пошла кровь.