Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Зеленин Александр

Эмигрантская пресса использует слова с собирательным суффиксом – ство также активно, однако доминируют старые или относительно старые производные: воинство, дворянство, духовенство, еврейство, казачество, крестьянство, купечество, меньшинство, офицерство, славянство, студенчество, чиновничество. Новые производные являются либо заимствованными из советского обихода (кулачество), либо возникшими в эмигрантской речи (беженство, братство).

Обычно недавние строители коммунизма называются… тайные и явные агенты кулачества, предатели, по-кошачьи замазывающие следы на загаженном месте, враги революции и т. д. и т. д. (Голос России. 1933. янв. – февр. – март. № 17–18–19).

…мы, братство «Русской Правды»… все силы свои устремляем на то, чтобы поддержать и раздуть в народе святой Русский огонь, без которого не может воскреснуть наша Родина (Рус.

правда. 1925. июль – авг.).

К тебе, многострадальное русское беженство, исповедающее наши священные лозунги – «Вера Православная, Царь Самодержавный и Россия Русская», обращаемся мы… (Рус. стяг. 1925. 4/7 июня. № 1).

Таким образом, собирательный суффикс – ство в эмигрантских газетах не проявляет такой номинативной активности, как в советском языке, используются преимущественно уже старые производные. Отличительной особенностью, однако, является заметная активность некоторых семантических типов производных: военных (казачество, офицерство), этнических (славянство, еврейство), которые в русском советском языке находились на лексической периферии и практически ушли из языка газеты. Очень активно также слово беженство, являющееся одним из ключевых понятий эмигрантской жизни. Для сравнения: в русском языке СССР преобладали социально-политические новообразования с собирательным суффиксом – ство.

Суффикс – ия. Собирательные существительные на – ия (-иja) активизировались в революционную эпоху, служа «для обозначения коллектива, группы лиц, объединенных принадлежностью к одной организации» [Виноградов 1986: 115]. Активность данного суффикса в первые послереволюционные годы несомненна: комсомолия, пионерия, рабкория, рабселькория, селькория, свердловия (студенты университета им. Свердлова), юнкория, военкория [Селищев 1928: 185; Миськевич 1967]. Иноязычный формант, ранее существовавший только в составе иностранных слов, [43] вычленился как самостоятельный суффикс русской словообразовательной системы именно в революционную эпоху. Появление и расцвет существительных на – ия приходится на середину – конец 1920-х гг., причем уже в момент рождения они имели литературно-книжную окраску [Миськевич 1967; Comrie et al. 1996: 139; Lehikoinen 1990: 129]. В дальнейшем их продуктивность снижается.

43

В начале XX в. в русском языке появилось еще одно заимствование на – ия: мафия (мафиа) как итальянская реалия [Лексика 1981: 221].

Эмигрантская пресса использует старые собирательные существительные на – ия: аристократия, буржуазия, бюрократия, гвардия, плутократия, социал-демократия. Слово мафия оказалось заимствованным эмигрантами, очевидно, во второй раз:

…состоялась лекция г. Гайшмана о деятельности «маффии» [sic], которая организовалась в самом начале войны (Огни. 1924. 11 февр. № 6).

Однако ни одного нового советского производного на – ия в эмигрантской прессе нам не встретилось. Итак, можно заключить, что суффикс – ия в собирательном значении получил активизацию только в русском советском языке, не затронув эмигрантского словоупотребления. Объяснение этого феномена может быть следующее: активность модели на – ия в советском языке проявилась в 20-е гг., когда русские беженцы в большинстве своем уже выехали за рубеж, в предреволюционные же годы словообразовательной активности данного суффикса еще не было.

1.2. Лексикализация суффикса

Интересным фактом языковой практики эмигрантов является вычленение форманта – онер как отдельного, автономного слова. Эта лексикализация мотивирована факторами двоякого рода:

а) нелингвистическими: социальными сдвигами и потрясениями в русской (российской, советской) политической истории XX в.;

б) лингвистическими: увеличением числа слов на – (он)ер при обозначении прежде всего наименований лиц в переломные времена.

В эмигрантской монархической газете «Сигнал» нам встретился интересный случай лексикализации суффикса – онер:

Русская пословица гласит: «Гром не грянет – мужик не перекрестится». По-видимому, демократиям необходимо, чтобы грянула социальная революция со всеми «онерами», и только тогда они одумаются и начнут чесать демократические затылки (Сигнал. 1939. 15 мая. № 55).

Механизм лексикализации частотных, повторяемых суффиксов был освоен русским языковым сознанием еще в начале XIX в.: «морфема становится легко вычленимой, прямым носителем не только абстрактного, аналитически познаваемого, грамматического значения, но и более конкретного, “лексического”» [Сорокин 1965: 256].

Так, возможность присоединения суффиксов – изм, – ист к русским основам высвободила их из структурных «объятий» иноязычного слова и превратила в окказиональные слова русского языка: «Этих измов всех откуда ты набрался» (Шаховский. Пустодомы); «А газетёры, журналисты, фёльетонисты, романисты, нувеллисты, водевилисты и другие «исты»?» (Белинский) [Сорокин 1965: 257 (здесь же другие примеры)]. Эта лексикализованная форма вошла в журналистско-профессиональный жаргон на правах самостоятельной лексемы; она использовалась и в XX в. (в частности, В. И. Лениным, М. А. Рыбниковой) [Lehikoinen 1990: 184, 224]. Нам не встретилось в эмигрантской прессе упоминаний лексикализованной морфемы – измы, – исты, однако наличие лексикализованного суффикса – онер у эмигрантов показывает, что они тонко чувствовали смысловые и прагматические нюансы производных. Лексикализованная форма онер – один из примеров окказионального словообразования и фактов языковой игры у эмигрантов, точно подметивших закономерность соответствия между двумя реальностями: внеязыковой и языковой. Очевидно, частотность и повторяемость слов на – онер в революционную эпоху способствовали процессу кристаллизации в данном форманте отвлеченного, обобщенного значения «лицо (по политической, идеологической, общественной позиции)», причем важным мотивирующим семантическим фактором является наличие в коннотативной структуре окказионализма онер смыслового фона – «чрезмерная страстность, фанатичность».

1.3. Конструктивное словообразование

Суффикс – ость. Существительные на – ость относят к конструктивному словообразованию на том основании, что в отношениях между производящим и производным словами лексическое значение сохраняется, но происходят: а) морфологическое преобразование слова в существительное женского рода и б) изменение синтаксической функции производного. Именно поэтому другой термин для наименования данного словообразовательного процесса – синтаксическая деривация. Активность в образовании слов на – ость была характерна в предшествующий период. В частности, в середине XIX в.: «среди имен существительных по особенно большому числу новообразований… прежде всего выделяется разряд существительных женского рода с суфф. – ость», причем «по темпам роста в течение всего XIX в. разряд существительных на – ость занимает безусловно первое место» [Сорокин 1965: 188]. Это связано не в последнюю очередь с довольно поздней активизацией суффикса – ость, примерно с конца XVII в.; в этом усматривают и юго-западное воздействие [Лексические новообразования 1975: 11].

Со второй половины XIX в. значительно возросло количество иноязычных основ, свободно вступающих в словообразовательные связи с русским суффиксом – ость. С ним стали легко сочетаться и иноязычные основы, составив конкуренцию иноязычному суффиксу – изм: абсолютность, абстрактность, индивидуальность, адекватность, идеальность, капризность, индустриальность, карикатурность, утилитарность и др. [Сорокин 1965: 194]. Конкуренция суффиксов – изм и – ость стала преодолеваться их семантическим размежеванием: суффикс – изм приобретал специализацию для производства обозначений научных систем, методов, суффикс – ость – служил для выражения категории отвлеченности, качественности.

Самыми яркими примерами словопроизводства на – ость в эмигрантском узусе являются имена существительные, образованные от относительных прилагательных с суффиксом – ск-: имперскость, российскость, русскость, младоросскость, антисоветскость.

Борьба за русский язык, за «русскость» – самое характерное явление в общественно-политической жизни того края, который один в целом мире сохранил название Руси, с присоединением географического прилагательного «Подкарпатская» (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).

…сочетание младоросскости, монархичности и иерархической дисциплинированности характеризуют [sic] младоросса (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).

Государственная власть грядущей России должна стать выражением имперских идеалов, когда все народы, ее составляющие, должны разсматриваться [sic] как дети общей матери-России, одинаково покрывающей их общей для всех крышей отчего дома – Государства Российского. Поэтому имперскость понятия общегосударственной российскости для нас выше, значительнее и важнее племенного понятия простой русскости (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).

Напряжение «антисоветскости» [в Советской России] в разных пропорциях. […] Определять, какие именно группы более антисоветски настроены – нелегко. Но можно принять за аксиому – чем ближе к земле и к провинции, – тем сильнее антисоветские настроения (Сигнал. 1938. 1 сент. № 38).