Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
Нужда – удел остающихся матерей и детей – бросает их толпами в чрево гигантов-городов, вплетает беременных и несовершеннолетних в хоровод смерти на фабриках, у доменных печей и в шахтах (Анархич. вестник. 1923. № 1).
В русском языке советского времени субстантивация и/или эллиптическая субстантивация (некоторые ученые используют понятие «семантическая конденсация»: уборочная кампания > уборочная, отбивная котлета > отбивная) представляла в 20–30-е гг. XX в. активный словообразовательный процесс, преимущественно в сфере производственно-технической терминологии; многие такие производные (особенно со значением помещения [111] )
111
«Все новообразования этого типа появились в ответ на определенную социальную потребность, связанную с ростом промышленного производства (потребовались названия цехов, лабораторий и др.) и с обслуживанием городского населения» [РЯСОС 1968: 106].
Субстантивированные прилагательные среднего рода в нашем материале представляют собой публицистические эллиптические формы, несущие яркую прагматическую окраску. Это обусловлено тем, что категория среднего рода получает в повышенных стилистических регистрах речи «особый оттенок расширения значения» [Пешковский 1938: 148]. Ср. примеры из эмигрантских текстов: худшее, сволочное, злое, старое, нравственное, смелое, жизненное, крамольное, русское, прошлое, былое, неблагонадежное, новое, живое, честное (часто эти потенциальные слова сопровождаются семантическими усилителями самый, весь). Характерно, что субстантиваты среднего рода были особенно популярны в анархических (левых) изданиях, что объясняется, очевидно, риторическими приемами нагнетания экспрессии.
Война – скопище всего злого, с тех пор как человек поднялся на человека… (Анархич. вестник. 1923. № 1).
…по Питеру и Москве прокатилась волна забастовок. […] Начались массовые аресты и обыски, заработала красная жандармерия во всю, вылавливая все «крамольное» и «неблагонадежное» (Анархич. вестник. 1924. № 7).
Пользуясь усталостью, равнодушием и инертностью масс, власть имущий [sic] душит все смелое, честное, прикрываясь именем рабочих (Анархич. вестник. 1924. № 7).
Большевизм – это ставка на то худшее, что имеется в какой-то степени в душе каждого человека и каждого народа. Ставка, как метко выразился Гитлер, на «унтерменш»’а. Эта интернациональная ставка на сволочное и на сволочь была поставлена в России и во всем мире (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).
Вообще, комсомольцы представляют из себя группу, топчущую все жизненное, нравственное – ногами (Голос России. 1932. июль. № 12).
Очевидна также и прагматическая расстановка данных оценочных субстантиватов: на основании актуализации содержания понятий построить оппозицию «старое» (оцениваемое в большинстве изданий, кроме «левых», позитивно) <-> «новое» (= советское, оцениваемое практически всеми газетами негативно). Советские реалии получают негативные модальные определители, напротив – слова и понятия старой, царской, России или те, что противостоят советским, – позитивные. Таким образом, в производстве субстантивных прилагательных среднего рода их прагматическая направленность, оценочная заданность не подлежит сомнению.
Другая группа субстантиватов – это причастия, перешедшие в имена существительные. Субстантиваты мужского рода, образованные от действительных причастий настоящего времени (украинствующие, нуждающийся, страдающий, скорбящий, вопрошающий [112] , инакомыслящий, молящийся, вольноопределяющийся, трудящийся), очень частотны в эмигрантском газетно-журнальном лексиконе и выступают характеризующими знаками позиции субъекта в сфере его профессионально-политической и ментально-психической деятельности.
112
Это любопытная калька с англ. questioner – «тот, кто спрашивает, ведет беседу; интервьюер».
Со свойственным В. В. Шульгину талантом и южнорусским юмором автор знакомит нас с различными видами «украинствующих» и их жалкими попытками объяснить нелепость искусственного создания «украинской нации» и своего «независимого» государства (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).
Пожертвуйте нуждающимся к Св. [ятой] Пасхе [название заметки] (Рус. голос. 1939. 2 апр. № 417).
В «Правде» (3 февраля) напечатаны… инструкции Сталина для германской компартии. Инструкции изложены в форме беседы германского коммуниста Герцога со Сталиным. Вопросы Герцога, однако, слишком не похожи на свободный разговор. Это собственно как бы краткий катехизис – причем на долю вопрошающего Герцога выпала роль наивного ученика, а Сталин в своих ответах вещает как новый Магомет, носитель и выразитель абсолютной истины (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
Субстантиваты от действительных и страдательных причастий прошедшего времени обычно называют советские реалии: голосовавший, провинившийся, арестованный, эксплуатируемый.
Для называния и характеризации явлений эмигрантской жизни используются лексемы религиозного или этического семантического поля: воскресший, гонимый.
Но блажен тот, кто нетленною силою Воскресшего возвышается над этим потоком суеты, кто в дни Пасхи подлинно обновляется духом и пьет воду жизни, истекшую из Нетленного Камня Христа, восставшего из Гроба, для кого побеждена навсегда смерть и разрушено царство ада и всякого зла, насилия и неправды (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).
Едва только появилась русская группа, как приветствия усилились… «Да здравствуют гонимые», «Вашим угнетателям зачтутся ваши страдания»… (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).
Субстантиваты среднего рода, мотивированные действительными и страдательными причастиями настоящего и прошедшего времени, немногочисленны: это или узуальные лексемы (настоящее, будущее, сущее), или окказиональные (мыслящее, оплеванное).
Великие писатели Земли Русской часто бывали вдохновенными провидцами, несколькими словами умевшими охарактеризовать не только настоящее, но и будущее нашего народа (Призыв. 1919. 4 (21.12) дек. № 135).
В чем же его [эмигрантского активизма] задачи? Во-первых – в широкой разведке большевистского лагеря… в учете настроений подневольного русского народа, чтобы разрушить сущее и строить новое в единомыслии с ним (Голос России. 1931. 2 авг. № 1).
…в февральские [выделено автором – А. З.] дни все живое, мыслящее, – широким потоком вышло на улицу и полной грудью вдыхали льдисто весенний поток! (Руль. 1930. 1 янв. № 2766).
Таким образом, в эмигрантской прессе субстантиваты, мотивированные именами прилагательными и причастиями, выполняют прежде всего характеризующую функцию. Как правило, это риторические элементы текста для создания оценочности реалий, входящих в смысловое поле «советское» <-> «несоветское (дореволюционное, эмигрантское)». Субстантиватов для обозначения бытовых, технических, производственных денотатов в эмигрантских газетах нам не встретилось.
Выводы
В этой главе важно было обрисовать, наметить общий контур словообразовательных процессов, которые составляют специфику эмигрантских газет. Словообразование, как и лексика, довольно быстро реагирует на «социальный заказ». Какой социальный заказ «получило» оно в советских газетах и в чем его особенности в эмигрантском узусе – в этом и заключалась попытка ответа на ключевой вопрос данной главы. Контрастивный анализ советской и эмигрантской прессы выявил характерные особенности, схождения и различия, которые мы здесь обобщаем в виде выводов.