Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)
Шрифт:
Только определенные патриотическо-сталинские выкрики, только разрешенная и рекомендуемая скала [= шкала. – А. З.] чувств, только та рамка желаний и понимания, которая допускается в атмосфере лганья и насилия: вот что есть в действительности в советской России, а все то, что есть живого, старается скрыться и быть незамечено (Рус. голос. 1939. 26 февр. № 412).
Теперешняя интернационально-еврейская паразитарная власть СССР в связи с неудачами на фронте, несомненно, быстро падет (Рус. голос. 1939. 5 февр. № 409).
Новый политический термин фашист/фашистский активно разрабатывался в эмигрантских газетах: одни связывали с фашизмом свое (и, по их представлению, России) будущее, другие видели в нем угрозу всему миру. Это объясняет популярность этого элемента: бело-фашистский, филофашистский, фашистско-коммунистический, социал-фашистский, красно-фашистский.
Этот
Интервью [Луначарского] в бельгийском филофашистском органе («Nation Belge») должно, по-видимому, подготовить почву для собственной его инспекторской поездки за границу (Дни. 1925. 10 февр. № 687).
Частотным и прагматически значимым элементом (отражающим взгляды на воссоздание произошедших в России событий) при образовании составных наименований выступало причастие мыслящий: инакомыслящий (как исходная модель именования), национальномыслящий, подобномыслящий, государственномыслящий (окказиональные производные).
Союз [Рус. Нац. Союз Участников войны] крепнет, Союз становится фактором, с которым вынуждены считаться и инакомыслящие [sic] и подобномыслящие [sic] (Сигнал. 1938. 1 окт. № 40).
…при систематическом истреблении в СССР нашего государственно-мыслящего слоя и при исключительном худосочии культурности советского ведущего слоя в будущем возрождении России никакая новая власть без нашей эмиграции обойтись не сможет (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).
Мне особенно отрадно, что ваши мысли проникнуты национально-историческими заветами, находя все больший отклик в России и среди широких кругов национально-мыслящей [sic] эмиграции (Младоросская искра. 1933. 15 авг. № 32).
Сохраняет активность (преимущественно в социалистической прессе) слово левый (как политическое понятие), в отличие от советского обихода, где производные с этим формантом или смещались на языковую периферию, или сужали сферу своего использования. Ср. производные с лево– в эмигрантских газетах: леводемократический (лагерь), левонароднический, левосоциалистический, левоэсеровский. Как характеризующее обозначение выступает левонастроенный.
Разглашение этого секретного заявления вызвало и в Америке и в Европе большое беспокойство и подняло воинственные настроения в лево-демократическом лагере (Рус. голос. 1939. 5 февр. № 409).
…вскоре после приезда Литвинова в Копенгаген оппозиционная группа в датской социал-демократии вышла из партии и организовала «лево-социалистическую партию», стоящую на платформе 3-го интернационала (Призыв. 1920. 12 (28.2) марта. № 61).
Доклады были составлены в самом объективно-спокойном тоне. Но они в то же время носили ярко выраженный лево-народнический характер (Анархич. вестник. 1923. № 2).
Киндерман – левонастроенный человек и отправился в Москву, движимый «любопытством, окрашенным в симпатию» к «московским идеям» (Дни. 1925. 4 февр. № 682).
В отличие от левый, «политических» производных с правый в эмигрантской прессе практически не встречается; исключением является советизм правоуклонистский.
Из Инженерной академии за правоуклонистские выступления уволены с зачислением в резерв красной [sic] армии 13 слушателей (Голос России. 1931. 1 сент. № 2).
Разумеется, речь не идет о словах с право-, входящих в состав слова православие (и его производных).
Таким образом, в эмигрантской прессе составные имена прилагательные – это часть назывного и стилистического багажа публицистического стиля. Составные наименования часто представляют лексемы, несущие характеризующую функцию по отношению к тому или иному понятию или явлению политического поля.
6. Гибридное словообразование
Характеризуя функционирование словообразовательных механизмов в языке русских эмигрантов первой волны, Е. А. Земская на основании записей устной речи приходит к замечательному выводу: «для эмигрантов первой волны и их потомков не характерно создание производных от иноязычных слов, не вошедших в русский язык» [ЯРЗ 2001: 134, 206]. С какой целью создаются гибридные слова? Либо с назывными намерениями – обозначить то или иное явление, либо со стремлением «поиграть» иноязычной основой слова, присоединяя к ней русский аффикс,
Е. А. Земская приводит только 2 глагольных гибрида, зафиксированных ею в речи «старых» эмигрантов: путцить (< нем. putzen – «чистить»), ланчевать (< англ. lunch «обед»). Н. И. Голубева-Монаткина приводит больше таких словообразовательных скрещенных форм, записанных у русских во Франции и относимых ею к особенностям «староэмигрантской речи»: бебешка (< франц. b'eb'e – «младенец»), [107] бистряк, бистрячок (< франц. bistrot – «закусочная»), классировать (< франц. classier – «сортировать»), оккультировать (< франц. occulter – «скрывать»), предоминание (< франц. pr'edominance – «преобладание»), сольдировать (< франц. solder – «продавать со скидкой, распродавать»), рамолик [108] (< франц. ramolli – «слабый, ослабевший, одряхлевший, маразматический») и др. [РЯЗ 2001: 53–54]. Причем такие словообразовательные гибриды «встречаются в речи информантов самого разного уровня образованности – от получившей четырехклассное образование в Севастополе бывшей парижской консьержки до доктора наук» [РЯЗ 2001: 53]. В устной речи естественнее всего ожидать появление словообразовательных гибридов, поскольку зачастую обозначения (прежде всего с назывной функцией) мотивированы стремлением к точности передачи явления, которое говорящий не хочет (не может, затрудняется, избегает) идентифицировать с соответствующим русским обозначением.
107
В СУ слово дано как уходящее из узуса 20–30-х гг.: Бебешка, бабешки, ж. и м. (разг. устар.). Уменьш. к бебе. Наряжаться бебешкой (о женщине; разг. фам. неодобрит.) – носить костюмы, похожие на детские.
108
Впрочем, это слово является ранним заимствованием из французского. Это слово отмечено еще в СУ с одной цитатой из Л. Толстого: рамоли, нескл., и рамолик, рамолика, м. (фр. ramolli – расслабленный) (книжн.). Человек, страдающий размягчением мозга, паралитик. В речевой практике метрополии слово сместилось на лексическую периферию, став агнонимом (редким словом), в эмигрантской же речи оно сохранялось, будучи поддержанным как старой языковой традицией, так и иноязычным (в первую очередь франкоязычным) окружением.
Эмигрантские газеты демонстрируют разные степени стилистического чутья, использования языковых и речевых регистров, поэтому тем более интересно сопоставить возможности функционирования словообразовательных гибридов в устной и кодифицированной сферах. Прежде всего, несмотря на активную включенность эмигрантов в зарубежную жизнь, иноязычное окружение, поражает очень малое количество гибридов, попавших на страницы печати. В записях Земской и Голубевой-Монаткиной, нам встретились те же части речи.
1. имена существительные в нашем материале немногочисленны: шомажник (ср. ch^omeur – «безработный»; ср. ch^omage – «безработица»), маншетка (франц. manchette – «крупный заголовок (в газете)»).
Квартирохозяева обязаны содержать шомажников почти бесплатно (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).
В «маншетке» газеты «Матэн» напечатано: «Исполнительный комитет (экзекутива) III Интернационала требует немедленно специальных ассигнований для того, чтобы обеспечить за собой влияние на французские выборы 1928 года» (Возрождение. 1927. 4 окт. № 854).