Языковые средства актуализации категории «безличность»
Шрифт:
1.3.2. Подходы к определению семантики категории «личность/безличность»
Традиционно безличность рассматривается лингвистами как универсальная семантико-синтаксическая категория, являющаяся микрополем в макро-поле категории личности/безличности, которая формируется на основе трёх базовых элементов, отражающих в сознании реальных предметных участников ситуации общения: говорящий – слушающий – предмет речи. Категория личности/безличности воплощается в функционально-семантической категории лица, реализующейся в индоевропейских языках в парадигмах личных и притяжательных местоимений, а также в системе глагольного словоизменения [Слюсарева 1986, с. 93]. По мнению Ю. С. Степанова, безличность – это также частный случай проявления более широкой категории личности/безличности в языке. Категория личности/безличности – универсальная семантико-синтаксическая категория языка, характеризующаяся отнесением субъекта предложения к какому-либо предмету во внешнем мире (референту) и при этом степенью выделенности (отдельности) этого предмета в пространстве и времени [Степанов 1990, с. 272]. Данная категория, в отличие от логико-семантических категорий (например, субъекта и предиката), в логике не рассматривается, исключение составляют некоторые системы логики отношений (Ш. Серрюс,
14
Логические концепции о сущности т. н. безличных суждений более подробно см. в: [Березина 2013].
Экстремумами в рамках категории личности/безличности являются т. н. личные предложения с субъектом «я», который всегда личный, индивидуальный, определенный, выраженный обязательно, зачастую в обоих членах предикативного ядра (Я говорю), и предложения безличные, обозначающие нелокализованные явления природы, субъект которых всегда неличный, неиндивидуальный, неопределенный или невыраженный, т. е. субъект отсутствует (например, рус. Морозит; Темнеет). По мнению Ю. С. Степанова это противопоставление личного/безличного является градуальным, т. е. между его крайними членами возможно выявление некоторого, разного в различных языках, количества промежуточных членов. Так, для индоевропейских языков в общем характерна следующая градация предложений по типу субъекта, при которой последний может быть (вплоть до случаев полного его отсутствия) [Степанов 1990, с. 272]:
1. лицом «я» (Я говорю);
2. индивидом-лицом, кроме «я» (Мальчик говорит);
3. индивидом не-лицом (Камень упал);
4. определенным множеством индивидов – лиц или не-лиц (Все пришли; Все камни упали);
5. неопределенным множеством индивидов – лиц или не-лиц (Цыплят по осени считают; Там что-то сыплется);
6. определенным по пространственно-временным границам явлением внутреннего или внешнего мира (Меня знобит; Сегодня с утра морозит; В Москве светает);
7. неопределенным по пространственно-временным границам явлением природы (Холодно; Темно; Плохо)
В данной системе личных значений третье лицо единственного числа в форме глагола рассматривается как способ нейтрализации личного [Степанов 1990, с. 272].
Поскольку категория личности/безличности также градуируется по линии пространственно-временной (см. № № 6,7 выше) определенности предмета, на который указывает субъект предложения, т. е. как бы по линии контуров, или границ, то предложение будет тем ближе к значению абсолютной безличности, чем более неопределённы эти границы, ср. рус. Комната пахнет цветами – В комнате пахнет цветами – Здесь пахнет цветами; В комнате темно – Там темно, где последние предложения являются безличными, хотя слова «здесь», «там» имеют определенную референцию и являются в данном случае составляющими оценки. В связи с рассмотрением категорий личности/безличности, следует отличать градации по принципу определенности/неопределенности референции в узком значении термина: известности/неизвестности референта, однозначности/неоднозначности указания на него и т. п., которые относятся к другим категориям (дейксиса, локации, детерминации) и рассматриваются в теории референции и прагматике, тогда как категория личности/безличности рассматривается в семантике и коммуникативно-значимых планах [Степанов 1990, с. 273].
Каждый тип предложений по линии категории личности/безличности имеет, по крайней мере, одну, только ему присущую семантическую сферу. Так, есть семантические понятия, которые выражаются только предложениями с субъектом «я» (например, так называемые перформативы), или только предложениями с субъектом – неодушевленным индивидом (например, при предикатах «лущится», «колется», «варится», «плавится», например, Суп варится; Сосна хорошо колется; и т. д.). Ю. С. Степанов выделяет у безличных предложений четыре собственные семантические сферы:
1. стихийные явления природы (рус. Светает; Дождь; Дождит; англ It is raining; нем. Es regent);
2. стихийные явления организма, внутреннего мира и психики человека (рус. Мне больно; Мне думается; Меня знобит);
3. сфера модальности (рус. Мне надо; англ. It is necessary; лат. Pudet – Стыдно);
4. значение существования, наличия (рус. Есть; Имеется; Случилось так, что…; англ. There is …; нем. Es gibt…; франц. Il y a …; англ. It happens that…; нем. Es gescheht, …; франц. Il arrive que …).
Подводя итог, можно сказать, что традиционно категория безличности определяется как семантико-грамматическая/семантико-синтаксическая категория и заключается в том, чтобы выразить одно из отношений действия к деятелю в системе синтаксических значений лица, а именно отстраненность действия или состояния от деятеля, невозможность агенса, независимость процесса, состояния от активного лица [Иванов 2004, с. 5; Сомова 2006, с. 153]. Таким образом, при описании безличности как синтактико-семантической (или семантико-синтаксической) категории, исследователями, как правило, акцентируется синтаксическая сторона репрезентационных форм актуализации в рамках данной категории. Однако, обосновывая выбор говорящим той или иной актуализационной формы, некоторые исследователи, все
1.4. Семантический инвариант категориального поля «безличность»
1.4.1. Подходы к определению семантического инварианта категориального поля «безличность»
Грамматическая сущность оппозиции личность / безличность в сфере простого предложения, в традиционной трактовке, заключается в следующем: если в синтаксической структуре предложения имеется позиция подлежащего, то предикат согласуется с актантом, находящемся в этой позиции, в числе, роде, лице. В классификациях типов сентенциональных структур, как было сказано выше, для характеризации такого предложения может использоваться не совсем корректный, но широко распространенный термин «личное» предложение. Если же в синтаксической структуре предложения актант, являющийся носителем признака, отсутствует или представлен формой в косвенном падеже, то и сама позиция подлежащего отсутствует. Грамматического согласования предиката с семантическим носителем предикативного признака в такой бесподлежащной конструкции не происходит, и предикат приобретает определенную (закрепленную в системе языка) «безличную» форму. Такое предложение (также не вполне терминологично) называется «безличным» [Копров 2002, с. 147]. Подобная концепция, выбирающая в качестве «точки отсчета» признак наличие / отсутствие грамматического субъекта (подлежащего предложения), выраженного референтным именем, может вызвать вполне обоснованную критику по причине почти полного (на первый взгляд) игнорирования семантики. Однако, несмотря на «непопулярность» структуралистского подхода к исследованию языковых явлений, при исследовании безличности, на наш взгляд, необходимо отталкиваться именно от формальной стороны предложения, ибо все языковые единицы на всех уровнях языка обладают значимостью, и выбор того или иного языкового формата сообщения не может не иметь семантических или прагматических оснований. Таким образом, мы будем отталкиваться от структуры предложения как комплексного знака, синтезирующего как частные семантики единиц, входящих в его состав, так и общий когнитивный субстрат, лежащий в основе предложения как единицы коммуникативного уровня. Рассмотрим вопрос об общей – сентенциональной – семантике безличности как фактора, фундаментального для существования в языке предложений определенной структуры.
Как показывает анализ теоретических концепций, посвященных описанию общей семантики безличности, среди многочисленных трактовок можно выявить две основные группы – в зависимости от того, что акцентируется при анализе безличных предложений – субъектная или предикатная семантика. Таким образом, возникает некоторый «перекос» в описании семантики предложения в сторону одного из фокусов предикативного центра предложения, а также наблюдается, как мы увидим ниже, некоторая неопределенность в отношении категориального статуса т. н. «безличных» предикатов.
В концепциях, отмечающих субъектные признаки безличности, характерны следующие: отсутствие [Крот 1988; Лекант 1994; Недялков 2005; Пешковский 2001; Сомова 2006], отстранённость [Крот 1988; Недялков 2005; Петров 2003; Пешковский 2001; Сомова 2006], устранённость [Крот 1988; Недялков 2005; Осипова 2004; Пешковский 2001; Сомова 2006], невыраженность [Крот 1988; Недялков 2005; Пешковский 2001; Сомова 2006; Сулейманова 2000], неактивность [Алисова 1969; Бонч-Осмоловская 2003; Гиро-Вебер 1984; Собинникова 1989], неконтролируемость [Гвоздев 1965; Осипова 2004; Петров 2003], нефиксированность [Пупынин 1992; Шелякин 1991], отвлечённость [Ломов 1994; Павлов 1998], неопределённая референциальная отнесённость [Осипова 2004; Петров 2003; Gut 1973]. Сразу же можно сказать, что на наш взгляд, такие признаки, как неактивность, неконтролируемость и невыраженность не являются определяющими в описании субъектной семантики безличных предложений, т. к. они могут быть выявлены в иных типах структур – например, пассивных (а также статальных) и эллиптических. Неопределённая референциальная отнесённость также не является исключительно свойством субъектов безличных предложений. Неопределённая референциальная отнесённость может быть выявлена, например, в неопределенно-личных предложениях. А такие характеристики как отстранённость, нефиксированность и отвлечённость могут быть выявлены в предложениях с пассивным предикатом при отсутствии эксплицированного субъекта с агенсивной семантикой (Было опубликовано несколько статей об этом происшествии). В любом случае, данные признаки требуют уточнения в терминологическом плане и не являются исчерпывающими при описании семантики безличных структур. Несколько сложнее дело обстоит с признаком отсутствие. В этом случае чисто лингвистические обоснования неточности последнего недостаточны. Необходимо прибегнуть к описаниям безличных суждений (impersonalia) в логике [15] . Дело в том, что признак по своему существу не может существовать без обладателя этого признака – субстанции (в широком плане), равно как и субстанция, не обладающая дифференцирующими признаками не существует для человеческого сознания, ибо не фиксируется органами восприятия. Таким образом, мы можем сделать предварительное заключение о том, что отсутствие носителя предикативного признака (субъекта – в логике) невозможно в какой бы то ни было языковой структуре, отражающей мысль человека. В этой связи обращает на себя внимание определение (хотя и в некоторой степени размытое), данное С. А. Шубиком: «<…> безличные предложения органически связаны с человеком, его состоянием, действиями, жизненными обстоятельствами» [Шубик 2003: 344]. Действительно, как показывает материал английского языка (и ряда других индоевропейских языков), безличные предложения наиболее тесно связаны с отражением «мира человека» в языке. Однако, вопрос о месте субъекта-человека в семантике безличных структур будет рассмотрен позже.
15
Логические концепции одно- или дву- составности суждения проанализированы подробно в [Березина 2013].