You raped my heart
Шрифт:
Спи.
Кристина просыпается с жуткой головной болью. Череп раскалывается, ноет и зудит. Словно жуки копошатся и ползают изнутри. Мерзкое ощущение. У нее болит все тело. Каждая кость отзывается неприятным дребезжанием. Кристине плохо. Она еле добредает до душевой. Кран откручивает она долго, даже не поднимает глаз на треснувшее зеркало. Вода течет медленно. Холодная, ледяная. Девушка плещет ее на лицо, шею, руки, а потом просто склоняется вниз и засовывает голову под струю. Холод прошибает каждую ее клетку, бодрит. Кристина трясет головой, брызги разлетаются вокруг нее. Она закрывает кран и долго смотрит на себя в зеркало. Опухшая, осунувшаяся, бледная. Хорошо, что еще не рвало. У нее почему-то дрожат пальцы. К черту все. Мало ей было разбитой души, так теперь ломаное тело.
Кристина
Кристина избегает младшего Педрада. Всячески. Обходит его десятой дорогой, разворачивается в коридорах, если видит его поблизости, прячется за чужими спинами. Она ведет себя как маленький ребенок. Малодушно, стыдно, как-то глупо. Она боится посмотреть Юраю в глаза и увидеть в них отторжение. Она была пьяной, в каком-то странном злачном месте, среди незнакомых людей. Так много выпила, так громко и развязно смеялась, открывала рот невпопад. Кристине хочется провалиться сквозь землю. И разве стало лучше? Она чувствует себя еще гадливее, чем прежде. И совершенно не хочет знать, что о ней думает Юрай.
Юноша ловит ее вечером, когда девушка направляется в общую спальню. Кристина огибает угол и впивается глазами в знакомую кожанку. Девушка тупо моргает, а потом делает шаг в сторону. Кожанка двигается вслед за ней, преграждая путь. Тогда Кристина делает шаг вправо. Кожанка туда же. Кристина останавливается, смотрит на блестящую молнию на куртке и думает, что ей делать.
— Может, поднимешь глаза? — интересуется веселый голос.
Юраю забавно! Вы только на него посмотрите. Кристине почему-то хочется возмутиться. Но она все же подчиняется и с удивлением обнаруживает, что он смотрит на нее как прежде. Тепло, так невероятно тепло, что ей хочется потянуться вперед, схватить это тепло пальцами, крепко прижать к себе.
— Закрой рот, тебе не идет, — юноша веселится дальше.
Кристина вспыхивает. Зубы ее клацают о зубы. Девушка мнется, заламывает фаланги, чешет висок и не знает, куда себя деть. Педрад все улыбается.
— Идем, — и протягивает ей руку, — я хочу с тобой поговорить.
Она лишь кивает и принимает предложенную ей ладонь. Кожа у Юрая горячая, кровь циркулирует под ней быстро, бежит по венам. Кристина сжимает его руку чуть сильнее, чем надо. Это чтобы проверить, что он настоящий, что действительно говорит с ней, что вот-вот между ними исчезнет вся недосказанность. Девушка чувствует, как невидимое давление исчезает с ее сердца. Ей легче дышится, проще живется, шире смотрится на мир. Так ведь и должно быть. В ее-то годы. Она даже забывает про войну, про все эти смерти, про море крови, про искаженные гримасой злобы и боли лица.
Про Эрика.
Кристина забывает и о нем.
Когда на ее плечи ложится чужая куртка, девушка лишь поднимает голову. А Педрад уже толкает тяжелую дверь. Ночной воздух ударяет в самые ноздри, и Кристину на мгновение мутит. Давно не чувствовала свежего воздуха, давно он не забивал ее горло и легкие. Юрай приводит ее на крышу. Кристине хочется возразить, сказать, что сюда запрещено подниматься, но она этого не делает. К черту. Везде какие-то правила, своя иерархия, непонятные ей градации. Она так не хочет. Она хочет быть здесь и сейчас. Перехватывает чужую куртку пальцами, зачем-то вспоминает, как Эрик давал ей свою кожанку, морщится на этом моменте и ныряет в знакомое тепло, которым пропиталась вся черная ткань.
— Ты не хочешь ничего мне сказать? — спрашивает юноша, садясь на парапет и ставя на камень одну ногу, сгибая ее в колене.
Кристина опускается рядом, чувствует, как ветер треплет ее волосы, чистые после утреннего холодного душа. Она заправляет черную прядь за ухо, молчит некоторое время, а потом все же произносит:
— Прости меня за вчерашнее. Я ужасно себя повела.
Она видит, как Юрай прячет
— Но у меня были причины, — вдруг продолжает она, и он смотрит на нее серьезно, — мне больно, — шепчет девушка, не поднимая глаз. — Меня сжирает ненависть и комок противоречивых чувств. Я устала, я так устала. Еще немного и просто тресну. — Замолкает, кусает нижнюю губу, практически до самой крови. Юрай видит алую каплю. — Я ненавижу его. Я хочу его убить. Разве это нормально? Я поверила ему, как последняя дура. Я была такой идиоткой. Я… — она заикается, теряет слова, плечи ее поникают. — Прости меня за это. Пожалуйста, — тянет Кристина.
Девушке кажется, что молчание длится слишком долго. Но на Педрада она почему-то боится посмотреть. Боится разочарования. Томительное незнание слаще, чем твердое нет. А потом она ощущает чужие руки на своих плечах. Ладони широкие, теплые. Юрай притягивает ее к своей груди, и она послушно приникает, слышит, как гулко бьется его сердце. Горячее, молодое, сильное.
— Ты решила? — раздается откуда-то сверху, над самой ее макушкой.
Девушка же зарывается носом в его футболку, насквозь пропахнувшую им самим.
— Это не просто, — шепчет она. — Мне не просто. Но я решила. И это твердо, — поднимает голову, чтобы найти знакомые карие глаза. — Он искалечил меня, использовал. Я совершила ошибку. И больше я ее не повторю.
И в ее голосе звучит такая уверенность, такая сила, что Юрай верит. Кристина не врет. Она и сама отлично это знает. Ложь закончилась. Не будет ее больше. Она забудет Эрика как страшный сон. Все его слова, все его прикосновения, все его поступки. Она выживет в этой войне и станет частью правильного мира. Она сама построит свою судьбу и выберет человека, с которым будет идти рука об руку всю свою жизнь. Уже выбрала. И словно в подтверждение этого чуть приподнимается, касается уголка мужского рта своими губами. Юрай улыбается и лишь крепче сжимает ее. Так правильно. И Кристина это знает. Ее жизнь была слишком на износ, слишком по грани. Она выбирала не того, любила не того, хотела не того. Кристина не лукавит. Она отлично знает, что будет вздрагивать еще долгое время при имени Эрик. Он породил в ее душе глубокие эмоции. От них не избавляются легко и просто, всего лишь по щелчку пальцев. Но Кристина знает, что постарается. Потому что с Эриком все действительно кончено.
— Пошли спать, пока нас тут не застукали.
Девушка стягивает со своих плеч чужую куртку и протягивает ее юноше.
— Иди, я хочу еще посидеть тут немного.
Юрай забирает свою кожанку, смотрит на женское лицо внимательно.
— Уверена?
— Да, — кивает она, - иди, все хорошо.
Он окидывает ее беглым взглядом, подмечая какие-то незнакомые черты, потом разворачивается и все же уходит. Кристина слышит, как негромко закрывается за ним дверь. Она выдыхает шумно, понимая, что сердце ее дико и бешено колотится в груди. Кристине страшно поверить в правду, во все то, что она получила. Она ведь не смела надеяться, даже мечтать. Ей спирает горло от эмоций. Счастливых. Странный у них вкус, давно забытый. Она все еще чувствует тепло чужого тела, видит улыбку Юрая перед глазами. Жизнь дарит ей шанс. Тот самый нужный, необходимый шанс. Все исправить. Делать все правильно. И она так благодарна. Слишком поломанная, слишком избитая миром и одним человеком.
Кристина вспоминает Эрика. Без боли. Как-то безразлично. Он врал ей, столь безбожно и бесстыдно, использовал то, что зародилось в ее душе по отношению к нему. Она ненавидит его. Он сам заработал эту ненависть. Но теперь думать о всем том, что было, гораздо проще. Потому что внутри есть выбор, то самое решение.
Эрик остается в прошлом.
Девушка спрыгивает с парапета на крышу, преодолевает несколько метров до двери, обхватив себя руками за плечи — становится ощутимо холодно — берется за дверь, тянет ее на себя и оказывается в темном коридоре. Свет выключен. И чего она ждала? Уж точно не иллюминации. Поздно уже. Все спят. Если ее застукают бродящей по штабу, то будут проблемы и вопросы. Кристине этого совсем не надо. Девушка старается идти тихо, ступать совсем не слышно. Преодолевает несколько лестниц, берется за металлический поручень очередной, и тут это происходит.