Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Вот как? Вы читаете "Либерализирунг"? Впрочем, вы, наверное, ждёте вопроса о том, как вы догадались? Вы его дождались. Мне и в самом деле любопытно.
– От смущения фрау Галле не осталось и следа. Она поудобнее устроилась в кресле и аппетитно улыбнулась.
– Банально. Журналисты - это люди, которые обычно некомпетентны в тех вопросах, о которых пишут, но имеют при этом твёрдое мнение обо всём на свете. Когда вы с гордостью заявили, что не читали даже Дитля, я сразу подумал, что из вас получился бы прекрасный журналист либерального направления. Дальнейшее несложно. К тому же, погибшего деда вы поминаете в
– Нет, конечно! Вы полагаете, мне пятьдесят лет? Так меня ещё никто не оскорблял, - женщина возмущённо выпрямилась, как бы невзначай поведя пышной грудью.
– В таком случае, ваша скорбь довольно абстрактна. Вы никогда не видели вашего дедушку, не знали его - и, кстати, вряд ли полюбили бы, если узнали бы поближе...
– Ну, знаете ли! Нацисты убили моего дедушку, а вы ссылаетесь на то, что...
Самолёт качнуло в воздухе - очевидно, попал в воздушную яму. Ребёнок проснулся и немедленно завозился. Молодая мать тут же вскочила с кресла.
Фридрих потянулся было к нотицблоку, но фрау Галле тут же вернулась и с облегчением плюхнулась обратно на насиженное место.
– Кажется, спит... Давайте не будем о политике. Давайте о Микки.
– Это его имя?
– Власову стало интересно.
– Н-нет... Вообще-то он Михель. Но сейчас детей так не называют. Мы зовём его Микки.
– Что, теперь так называют детей?
– Это какая-то новая игрушка, очень популярная.
– А-а. Американская мышь? Нет, это очень старая игрушка. Просто раньше дети дойчей играли в свои, дойчские игрушки...
– Власов не стал развивать эту тему.
– Да, ещё вопрос: откуда "Францёзин"? Вам известно, что такой псевдоним звучит несколько двусмысленно?
– Что вы имеете в виду?
– фрау Галле поджала губы. Похоже, она и впрямь не знала.
– Не хочу показаться пошляком, но на жаргоне определенных кругов "француженка" означает проститутку, а "француз" - педе.
Женщина вспыхнула. "Сейчас она оскорбится и уйдет", - подумал Фридрих. Еще несколько минут назад его такой вариант вполне бы устроил, но сейчас - как знать, вдруг эта либеральная журналистка может сообщить ему нечто полезное?
– Очевидно, я вращаюсь совсем в других кругах, - наконец процедила она, совладав с собой.
– Я тоже, - заверил Власов.
– Просто информация не бывает лишней, вот я и счел нужным вас предупредить. Так почему вы решили так назваться? Из-за вашего имени? Или вам так нравится Париж?
– Вообще-то не то и не другое, - сказала фрау Галле, немножко подумав.
– Я же всё-таки люблю свою страну. Просто мне нравится слово "франк". Знаете его древнее значение? Должно быть знаете, вы же так любите всё дойчское. Frank - это "прямой", "честный", "свободный". Прежде всего - свободный... Понимаете?
– Как интересно. У меня тоже есть любимое слово. Deutlich. "Ясный" и "отчётливый".
– Вот и поговорили...
– женщина повела плечами.
– Но ваши идеи насчёт воспитания... Знаете, в этом что-то есть. Не то чтобы я была с ними согласна, но...
– А почему вы с ними не согласны?
– Я же вам объяснила. Это противоречит моему воспитанию и семейным традициям. Моему грунту, если говорить на вашем языке.
– И, конечно, крови тоже? Вы ведь минимум наполовину юде?
Женщина красноречиво промолчала.
– Не беспокойтесь, я не юдофоб. Кстати, по крови я не вполне дойч. Я наполовину славянин, русский. Вы, видимо, не обратили внимания на мою фамилию, когда я представлялся.
– Вы русский? Не ожидала...
– видно было, что собеседница и в самом деле растерялась.
– Eto est otschen' - медленно произнесла она, выуживая из памяти слова, - interesnyi.
Настала очередь удивляться Фридриху.
– Вы учили русский? Зачем?
– Ja...
– журналистка, похоже, искала русское слово, и, наконец, сдалась - как будет по русски наше wollen?
Власов подумал.
– Пожалуй, никак... Wille по-русски очень похоже - "volja". А вот wollen не переводится. У русских этого понятия не было. Во время Осткультуркампфа в словари ввели слово "волить", но оно, кажется, так и осталось в словарях. Можно перевести словами "stremit'sa" или "namerevat'sa"...
– Ох, я это не выговорю, - фрау оставила попытки говорить по-русски и продолжила на родном языке.
– В общем, у меня были планы поработать в России, и я стала учить язык...
– она хотела сказать ещё что-то, но вдруг её лицо исказилось, и она, промычав нечто вроде "ой, простите, мне нужно отойти..." побежала, держась за живот, по направлению к туалетной кабине.
Фридрих подумал, что после такой еды это неудивительно.
Тем не менее, времени терять не следовало. Он был уверен, что в отчётах Вебера Франциска Галле упоминалась - и не один раз. Следовало воспользоваться паузой в разговоре и сделать быстрый поиск по документам.
Он вытащил из-под сиденья нотицблок, быстро разблокировал его. Справочная база данных по-прежнему была загружена в режиме просмотра. Фридрих решил пока не выгружать ее и нажал кнопку переключения задач, чтобы запустить второй "Норденкоммандор" и уже там задать параметры поиска. Однако вместо того, чтобы спокойно переключиться из текстового режима в графический, экран мигнул и окунулся в черноту, посреди которой светились несколько фраз на языке "наиболее вероятного противника", как говаривал один из офицеров в летном училище. В эту минуту Фридрих был совершенно согласен с такой формулировкой и жаждал лететь бомбить этого противника немедленно, хоть прямо на этом "Боинге".
Усилием воли он заставил себя успокоиться и нажал кнопку перезапуска. "Черный экран смерти" исчез, появилась ненавистная аляповатая заставка, затем "окна" осчастливили пользователя новостью о "некорректном завершении предыдущего сеанса" и принялись неспешно тестировать плат, возвращаясь к началу процедуры всякий раз, когда не ведавшая о происходящем программа загрузки запускала очередную задачу из стартового списка. "Это надолго," - тяжело вздохнул Фридрих и посмотрел на часы. От Берлина до Москвы лететь всего два с половиной часа и, оказывается, за работой и разговорами основная часть этого срока уже прошла. Поработать толком все равно уже не удастся. Фрау Галле всё не возвращалась. Её сын, похоже, проснулся, но сидел тихо, как мышонок - не буйный американский, а честный серенький дойчский маус. Фридрих подумал, что день выдался суматошный и самым разумным, пожалуй, будет немного вздремнуть перед посадкой. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.