Юг без признаков севера

Буковски Чарльз

Рыжий наскоро свернул сигаретку, смочив край и улыбаясь при этом. Зажег, затянулся и пошел к северу, держась в тенечке.

– Давай остаток пути проедем стопом, - сказал Дэйл.
– Товарняки никуда не годятся.

– Шоссе - к западу, - отозвался Лео.
– Пошли.

Они двинулись на запад.

– Господи, - произнесла Салли, - я едва ноги передвигаю! Он - животное!

Лео с Дэйлом ничего не ответили.

– Только бы не залететь, - сказал Салли.

– Салли, - вымолвил

Лео, - мне жаль...

– Ох, заткнись!

Они шли дальше. День склонялся к вечеру, и пустынная жара спадала.

– Ненавижу мужчин!
– произнесла Салли.

Из-за куста выскочил дикий кролик, и Лео с Дэйлом отскочили.

– Кролик, - сказал Лео.
– Кролик.

– Кролик напугал вас, парни, правда?

– А что, после того, что произошло, мы нервничаем.

– Вы нервничаете? А что обо мне говорить? Слушайте, давайте присядем на минутку.

Я устала.

Им попался участок тени, и Салли уселась между ними.

– Хотя знаете...
– промолвила она.

– Что?

– Было неплохо. На строго сексуальной основе, то есть. Он в самом деле в меня вставил. На строго сексуальной основе это было нечто.

– Что?
– переспросил Дэйл.

– Я имею в виду, в моральном смысле я его ненавижу. Сукиного сына следует пристрелить. Собака. Свинья. Но на строго сексуальной основе это было нечто...

Они немного посидели, не издавая ни звука. Потом вытащили две оставшиеся сигареты и выкурили их, передавая друг другу.

– Жалко, что дури не осталось, - сказал Лео.

– Господи, я знала, что так и будет, - произнесла Салли.
– Да вас, парни, почти не существует.

– Может, тебе станет лучше, если мы тебя изнасилуем?
– спросил Лео.

– Не будь дураком.

– Думаешь, я не смогу тебя изнасиловать?

– Надо было с ним уйти. Вы, парни, - ничтожества.

– Значит, он тебе понравился?
– спросил Дэйл.

– Не грузись!
– ответила Салли.
– Лучше пошли на шоссе голосовать.

– Я тебе могу впендюрить, - сказал Лео, - так, что заплачешь.

– А можно посмотреть?
– рассмеявшись, спросил Дэйл.

– Нечего там будет смотреть, - сказала Салли.
– Пошли. Шевелитесь.

Они встали и зашагали к трассе. Идти до нее было десять минут. Выбравшись на бетонку, Салли встала и вытянула большой палец. Лео с Дэйлом остались в стороне, чтоб не заметили. Они забыли про вьетконговский флаг. Они оставили его возле сортировочной станции. Он валялся в грязи около железнодорожного полотна. Война продолжалась. Семь рыжих муравьев крупной породы ползли по флагу.

ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ СОЧИНИТЬ РАССКАЗ О ЛЮБВИ

Марджи собиралась на свиданку с этим парнем но пути к ней этот парень встретил другого парня в кожаной куртке и парень в кожаной куртке

распахнул свою кожаную куртку и показал ее парню свои сиськи поэтому ее парень приехал к Марджи и сказал что на свиданку прийти не сможет потому что парень в кожаной куртке показал ему свои сиськи и он теперь собирается этого парня отъебать. Поэтому Марджи отправилась повидать Карла. Карл был дома, она села и сказала Карлу:

– Этот парень собирался пригласить меня в кафе где столики стоят снаружи и мы собирались пить вино и разговаривать, просто пить вино и разговаривать, вот и все, ничего больше, но по пути сюда этот парень встретил другого парня в кожаной куртке и парень в кожаной куртке показал этому парню свои сиськи и теперь этот парень собирается отъебать парня в кожаной куртке, поэтому ни столика, ни вина, ни разговоров мне не светит.

– Я не могу писать, - промолвил Карл.
– Ушло.

Затем он встал и вышел в ванную, закрыл за собой дверь и посрал. Карл ходил срать четыре-пять раз в день. Больше делать было нечего. Он принимал пять-шесть ванн в день. Делать больше нечего было. Напивался он по тем же самым причинам.

Марджи услышала шум воды из бачка. Потом Карл вышел.

– Человек просто не может писать по восемь часов в день. Он даже не может писать каждый день или каждую неделю. Полная засада. Ничего не остается делать - только ждать.

Карл подошел к холодильнику и вернулся с шестериком Мичелоба. Открыл бутылочку.

– Я величайший писатель в мире, - сказал он.
– А ты знаешь, как это сложно?

Марджи не ответила.

– Я чувствую, как по мне всему боль ползает. Будто вторая кожа. Хорошо бы ее сбросить, как змее.

– Так ложись на ковер и попробуй.

– Слушай, - спросил он, - а где я с тобой познакомился?

– В забегаловке у Барни.

– Н-да, тогда кое-что ясно. Выпей пива.

Карл открыл бутылку и передал ей.

– Ага, - сказала Марджи, - я знаю. Тебе нужно одиночество. Тебе необходимо быть одному. Только когда тебе хочется или когда мы ругаемся, ты садишься на телефон.

Говоришь, что я тебе нужна. Говоришь, что с бодуна помираешь. Ты быстро слабеешь.

– Я быстро слабею.

– И ты со мной такой скучный, ты никогда не загораешься. Вы, писатели, такие...

драгоценные... вы людей терпеть не можете. Человечество смердит, правильно?

– Правильно.

– Но всякий раз, когда мы ругаемся, ты начинаешь закатывать эти гигантские балехи на четыре дня. И тут ты вдруг становишься остроумным, таким ГОВОРЛИВЫМ!

Ты внезапно полон жизни, болтаешь, танцуешь, поешь. Пляшешь на кофейном столике, швыряешь бутылки в окно, играешь Шекспира целыми актами. Внезапно ты жив - когда меня нет. О, я об этом слышу!