Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов
Шрифт:
В этот день мы убили двух тюленей. Уайлд и Маклрой, которые отправились на охоту, получили непередаваемые ощущения, когда вышли на разорванный подтаявший лёд, и увидели в нескольких ярдах от себя трёх косаток, которые двигали своими уродливыми головами словно в ожидании банкета.
На следующий день, 26 декабря в 1 час ночи мы снова тронулись в путь. «Поверхность гораздо лучше, нежели была в последние несколько дней, и это самое главное. Маршрут, однако, проходит по очень заторошеным льдинам и нужно много работать кирками и лопатами, чтобы сделать его проходимым для саней с лодками. Этим занимались посменно восемнадцать человек под руководством Уорсли. Это невероятно тяжёлая работа.»
В 5 часов утра, после неприлично короткого перехода мы остановились
В течение дня шёл небольшой снег, и у тех, кто спал снаружи, спальные мешки стали довольно влажными.
В 9.30 часов вечера мы опять тронулись в путь. Я, как обычно, шёл первым вместе с коком и его помощником, таща небольшие сани с печкой и всеми кухонными принадлежностями. Этих двоих, чёрных от сажи как два Могавских министреля (Mohawk Minstrels, ск. всего герои одноимённого фильма 1897 г.), прозвали «Поташ и Перламутр» (герои рассказов Монтегю Гласса нач. 20 века). Следом шли собачьи упряжки, которые вскоре обгоняли нас, а замыкали кортеж две лодки. Если бы не эти неудобные в транспортировке лодки, мы могли бы двигаться вперёд с очень приличной скоростью, но мы не могли бросить их ни при каких обстоятельствах. Мы и так оставили одну шлюпку Стэнкомб Уиллс в Океанском лагере и оставшиеся две едва вместят всю партию, когда мы покинем льды.
Мы сделали до наступления ночи приличный переход в полторы мили, прежде чем в час остановились на «обед», а потом ещё милю, и в 5 часов утра разбили лагерь у небольшого пологого айсберга.
Блэки, один из псов Уайлда, охромел и не мог ни тянуть, ни идти в ногу со стаей, даже когда его освободили от сбруи, поэтому его пришлось пристрелить.
В девять часов вечера 27-го, мы снова были в пути. Пересечение первых двухсот ярдов отняло у нас около пяти часов из-за необходимости пробивать путь через многочисленные торосные гряды и гатить каналы. К тому же заснеженная поверхность была очень раскисшей, так что наше продвижение было крайне медленным и утомительным. Нам удалось пройти ещё три четверти мили до обеда, и ещё милю на запад по очень заторошенной льдине, прежде чем мы разбили лагерь в 5.30 утра. Гринстрит и Маклин убили и притащили огромного тюленя Уэдделла весом около 800 фунтов и двух императорских пингвинов, которые стали отличным пополнением наших припасов.
Я поднялся на небольшой наклонный айсберг неподалёку. Местность в направлении дальнейшего движения была сильно разорвана. Огромные открытые каналы пересекали льдины под всеми углами, и всё это выглядело очень бесперспективно. Уайлд и я как обычно вышли на поиск дальнейшего пути, но и это оказалось нереально.
«Декабрь, 29. После дальнейшей рекогносцировки лёд впереди оказался непроходим, так что вчера в 8.30 вечера при всеобщем разочаровании, вместо того, чтобы двигаться вперёд, мы были вынуждены вернуться на полмили назад к прочной льдине, на которой в 10 часов вечера разбили лагерь и легли спать. Несмотря на уныние, дополнительный сон был необходим.»
Ночью через льдину пробежала трещина, и мы торопливо переместились на крепкую старую льдину приблизительно в полутора милях к востоку от нашего нынешнего положения. Окружавший нас лёд был теперь слишком разбитым и мягким для саней, но, тем не менее, открытой воды, достаточной для того чтобы безопасно спустить лодки не было. Мы находились на марше семь дней, питание было ограниченным, люди были ослаблены. Они выдохлись от тяжёлой тягловой работы на раскисшем снегу, а запасы санных рационов были очень небольшими. Мы прошли всего семь с половиной миль по прямой и при такой скорости нам бы понадобилось более трёхсот дней, чтобы добраться до земли далеко на западе. Так как пищи у нас было только на сорок два дня, поэтому особой альтернативы не было, и мы должны были смириться с тем, что вновь разобьём лагерь на льдине и будем терпеливо дожидаться более благоприятных условий для следующей
Наш новый дом, который мы занимали в течение почти трёх с половиной месяцев, мы назвали «Лагерем терпения».
ГЛАВА VII. ЛАГЕРЬ ТЕРПЕНИЯ
Апатия, которая, как казалось, завладела некоторыми мужчинами из-за разочарования в своих надеждах, вскоре рассеялась. Ежедневно в разные стороны на поиски тюленей и пингвинов посылались группы охотников. У нас, помимо неприкосновенного запаса санных пайков, оставалось около 110 фунтов пеммикана, включая собачий, и 300 фунтов муки. Кроме этого было немного чая, сахара, сушёных овощей и сала. Я послал Хёрли и Маклина в Океанский лагерь для того, чтобы привезти оставленное там продовольствие. Они вернулись с очень хорошей добычей, в том числе со 130-ю фунтами сухого молока, где-то 50-ю фунтами собачьего пеммикана и джема, несколькими банками консервированного мяса. Когда они были примерно в полутора милях от нас, их голоса были вполне слышимы, настолько прозрачен был воздух.
Мы были очень ограничены в мучном. Муку смогли растянуть лишь на десять недель. После этого наши санные рационы будут служить нам менее трёх месяцев. Наша пища состояла в основном из тюленей и пингвинов и, хотя она была ценна как противоцинготное средство, т. к. ни единого случая цинги в команде не было, такая диета была сама по себе скверной, и впоследствии мы чувствовали себя очень слабыми и изнурёнными.
«Кок заслуживает особых похвал за то, как он несгибаемо выполняет свою работу во время всех этих суровых метелей. Его камбуз состоит лишь из нескольких сложенных ящиков, двух жировых печей и брезентовой обёртки, возведённой вокруг на четырёх вёслах. Защита от ветра, которую выполняет эта загородка только частична, поэтому порывы ветра разгоняют едкий дым жировой печи во все стороны».
Через несколько дней мы построили для него из ледяных блоков иглу с брезентом наверху в качестве крыши.
«Нашего рациона достаточно, чтобы поддерживать в нас жизнь, но все мы чувствуем, что смогли бы съесть вдвое больше, нежели получаем. Сейчас в среднем еда состоит из полфунта тюленины с пинтой чая на завтрак, 4-х унций (112 г) лепёшки с молоком на обед и трёх четвертей пинты тушёной тюленины на ужин. Этого едва хватает, даже если выполнять минимум работы, ибо мы полностью лишены хлеба и картофеля, ну или чего-то подобного. Некоторым из нас, похоже, приходится ещё тяжелее, они постоянно говорят о еде, но большинство из нас находят, что такие разговоры о пище только возбуждают аппетит, который не может быть удовлетворён. Наша жажда хлеба и масла очень высока, и не из-за того, что нам их не дают, а потому что организм чувствует в них необходимость».
Из-за нехватки продовольствия и того, что всё, что мы могли добыть, было нужно, в первую очередь, нам самим, я приказал застрелить всех собак, за исключением двух упряжек. Это была самая гнусная работа, которую пришлось выполнить за всё время экспедиции, мы очень остро восприняли их потерю.
Я должен был постоянно менять еженедельное меню. А число возможных вариаций с тюлениной было явно ограничено. Но то, что люди не знали об этой, своего рода эмоциональной спекуляции, имело огромное значение. «Мы сегодня (26 января) поймали Адели, невдалеке видели кита, но тюленей нет».
«Сейчас мы очень ограничены в топливе и в результате одна плита простаивает. Мы получаем один горячий напиток в день, чай на завтрак. В остальное время пьём ледяную воду. Иногда ограничены даже в этом, обычно возьмём с собой в спальник несколько кусочков льда в оловянной банке из-под табака. Утром в банке ложка воды, причём банка должна всю ночь лежать неподвижно, чтобы вода не пролилась.»
Дабы обеспечить хоть какое-то разнообразие в еде, я начал использовать по половине санного рациона дважды в неделю.