Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов
Шрифт:
Теперь мы питались практически только тюлениной с одним сухарём на обед; но я рассчитал, что на таком пайке, при ловле определённого количества тюленей и пингвинов, мы смогли бы продержаться около шести месяцев. Мы все были очень слабы, и как только появится возможность покинуть нашу льдину и сесть в лодки, я должен буду значительно увеличить рацион. Однажды огромный морской леопард взобрался на льдину и атаковал одного из мужчин. Уайлд, услышав крики, выбежал и застрелил его. Когда он был разделан, мы нашли в его желудке несколько непереваренных рыб. Мы их поджарили на его подкожном жиру, и таким образом, за всё время дрейфа на льдине получили единственный обед из „свежей“ рыбы.
„Из-за нехватки топлива мы вынуждены топить лёд для питьевой воды в банках на теле, аналогичным образом мы подогреваем банки собачьего пеммикана на завтрак, держа их в наших спальных
„Последние две собачьи упряжки были расстреляны сегодня (2 апреля), туши пустили в еду. Мы приготовили собачатину и она оказалась совсем не дурственной, почти как говядина, только жестковата“.
5 апреля мы убили двух тюленей и они, вместе с морским леопардом, добытым за пару дней до этого, позволили несколько увеличить наш рацион. Каждый был счастлив, психологическое напряжение, вызванное голодом, утихло.
В холод всем выдавали по нескольку кусочков сырого жира, он удивительным образом помогал с ним справиться.
Наши сухие пайки по-прежнему оставались практически нетронутыми, но потом в лодках они использовался в полную силу.
Когда мы впервые обосновались в Лагере Терпения, погода была очень мягкой. Канун Нового Года выдался туманным и пасмурным, с небольшим снегом, а на следующий день, хотя температура и поднялась до +38 °F (+3,3 °C), наступили „мерзкий холод и слякоть“. Как правило, в первой половине января погода была сравнительно тёплой, настолько, что мы могли обойтись без рукавиц и работать снаружи достаточно долго голыми руками. До 13-го она была неприлично тёплой и спокойной. Это означало, что наш дрейф на север, который почти полностью зависел от ветра, был ничтожным. Лёгкий южный бриз 16-го всколыхнул наши надежды, и так как температура понижалась, то мы надеялись на период благоприятных ветров и продолжительный дрейф к северу.
18-го бриз сменился завыванием юго-западного гейла, усилившись на следующий день до хорошего шторма и, соответственно, дрейфа. Никто не покидал своих палаток, кроме как для кормёжки собак, принести еду с камбуза в палатку и дежурить, когда настанет очередь. Вьюга продолжалась шесть дней, после чего немного стихла, и хотя южный ветер оставался столь же сильным, мы смогли получить представление о солнце. Оно показало, что за шесть дней мы прошли 84 мили на север, самое большое расстояние. Неделями мы оставались на 67-й параллели, и казалось, что словно какая-то преграда препятствовала её пересечению. Во время этого удивительного скачка мы пересекли Южный полярный круг и теперь 146 миль отделяло нас от ближайшей земли на западе — острова Сноу Хилл, и 357 миль от Южных Оркнейских островов, ближайшей земли по прямой на север от нас.
Словно компенсируя этот рывок, на следующий день поднялся столь же сильный северо-восточный ветер и не только остановил наш дрейф к северу, но и отнёс нас обратно к югу на три мили. Эти северные ветры обычно сопровождались высокой температурой с сильным туманом, но после полудня 25 января туман исчез и мы наблюдали необычный эффект яркого раскалённого солнца при северо-восточном ветре. Это самый был жаркий день. Температура была 36 градусов в тени (+3 °C) и почти 80 градусов внутри палаток (+27 °C). Она привела в ужасное состояние поверхность льдины, превратив её в один сплошной бассейн, очень коварный для передвижения. Десять дней северных ветров остудили наш пыл, но пришедший 4 февраля с юго-востока сильный южный ветер вновь понёс нас дальше на север. Высокие температуры и северные ветра привели к тому, что наша средняя скорость дрейфа на север в феврале составляла около мили в день. В течение месяца в дневниках записи схожи: „дождливо, пасмурно и тихо“, и „ярко и холодно, с лёгким южным ветром“. Ветер был сейчас жизненно важным фактором для нас и единственной интересующей темой.
Начало марта принесло холод, слякоть и безветренную погоду с частым мокрым снегом. Влияние погоды на наше психическое состояние было весьма заметным. Все чувствовали себя намного веселее в яркий солнечный день и смотрели вперёд с гораздо большей надеждой на будущее, чем когда было хмуро и пасмурно. Погода вызывала гораздо больший эффект, нежели увеличение продуктовых рационов.
Юго-восточный гейл, поднявшийся 13-го и продолжавшийся в течение пяти дней отнёс нас на двадцать миль к северу и с этого момента удача, столь же быстротечная, как и переменчивый ветер, сопутствовала нам длительное время. 20-го марта мы пережили самую сильную бурю из тех, с которыми имели дело до этого времени, впрочем ещё хуже была буря после высадки на остров Элефант. Падал густой снег, делающий невозможным
Как только буря ослабла, температура понизилась и стало ужасно холодно. В нашем слабом состоянии, в грязной, засаленной одежде мы чувствовали эти внезапные перепады температуры гораздо сильнее, чем в иные времена. Затем прошёл спокойный, ясный, чудесно тёплый день, а на следующий началась сильная вьюга. Сугробы в четыре фута покрывали всё и вся, и мы должны были постоянно отрывать наши скудные запасы мяса, чтобы не потерять его совсем. Мы воспользовались теплом предыдущего дня, чтобы попытаться отогреть наши одеяла, которые были сильно заморожены и больше напоминали куски листового железа, но в этот день, как и в ближайшие два или три, было невозможно сделать хоть что-то, кроме как залезть внутрь какого-нибудь замёрзшего спального мешка, чтобы попытаться согреться. Было слишком холодно, чтобы читать или шить, руки приходилось держать внутри одежды, а коротать время в беседе друг с другом.
„Температура не была слишком уж низкой, как характерно для этих мест, но сильные ветра проникают сквозь тонкую ткань наших палаток и создают сквозняки, из-за которых невозможно сохранить тепло внутри. Прошлым вечером за ужином наша питьевая вода в банке замёрзла в палатке прежде, чем мы смогли её выпить. Это тем любопытнее, что всем хотелось пить“.
На смену этим холодным временам пришли два прекрасных, тёплых и солнечных дня, и 29 марта мы наблюдали поразительную погоду. День начался с сильного дождя и это был первый дождь, который мы видели с тех пор, как покинули Южную Джорджию шестнадцать месяцев назад. Мы расценили его как наш первый контакт с цивилизацией, и многим из людей очень хотелось дождя и туманов Лондона.
Сильный южный ветер с унылым пасмурным небом и случайными высокими температурами сопровождал нас до 7 апреля, а когда туман рассеялся, мы смогли различить очертания земли на севере.
Характер дрейфа нашей льдины указывал нам на то, что мы должны были, в конечном счёте, дрейфовать на север, но наше продвижение в этом направлении не было непрерывным. Мы были отданы на милость ветра не могли повлиять ни на дрейф, ни на погоду.
Долгий период спокойной погоды в начале января вызвал у нас некоторое беспокойство по поводу постоянного пребывания на той же широте, на которой мы были в начале декабря. К концу января, однако, протяжённый дрейф на восемьдесят четыре мили в бурю нас всех приободрил. Вскоре он остановился, и мы начали дрейфовать немного к востоку. Скорость нашего дрейфа к северу теперь значительно замедлилась, и к 22 февраля мы были всё ещё в восьмидесяти милях от острова Паулета, который был нашей конечной целью. Там была хижина и некоторые запасы продовольствия, снятые с корабля, который отправился на выручку экспедиции Норденшёльда в 1904 году, и которые я собственноручно укомплектовывал. Между собой мы отмечали, что окажется странным поворотом судьбы, если те большие припасы провизии, которые я отсылал сюда много лет назад, теперь сослужат нам службу во время наступающей зимы. Но этого не случилось. 5 марта мы находились приблизительно в сорока милях южнее и восточнее долготы острова Паулета, и так как лёд был ещё слишком разбит, чтобы попытаться двигаться на санях, то это означало, что нас пронесёт мимо него. К 17 марта мы были точно на одной широте с островом Паулета, но в шестидесяти милях восточнее. Это означало, что наши шансы один к шестиста, что мы сможем добраться до него на санках через разбитый морской лёд в его нынешнем состоянии.
Наши помыслы теперь обратились на острова Опасности (Danger Islands) в тридцати пяти милях отсюда. „Похоже, что мы вероятно ещё некоторое время будем дрейфовать туда сюда вдоль побережья с юго-запада на северо-восток и обратно, пока в итоге не достигнем острова Жуанвиля, а до тех пор, пока этого не произойдёт, бессмысленно надеяться на сильное вскрытие льда, так как лёд, должно быть очень перегружен напротив юго-восточного побережья острова, иначе как ещё объяснить последствия недавнего юго-восточного гейла. В поддержку этой версии было также очень сильное давление на северо-восточной стороне нашей льдины, огромный блок вздыбило вверх на высоту 25 футов. Сегодня мы видели пролетающих над льдиной Доминиканских чаек, первых, которых мы увидели со времени отплытия из Южной Джорджии, это ещё один признак нашей близости к земле. Мы вырубили ступени в этой 25-футовой плите, и это сделало её прекрасной наблюдательной вышкой. Когда распогодится, мы с уверенностью ожидаем, что увидим землю.“