Юго-запад

Кузьмичев Анатолий Петрович

— Двинем дальше? — спросил помкомвзвода.

— Двинем.

Все шестеро, низко пригибаясь к земле, перемахнули улицу, опять свернули под какие-то деревья и дворами вышли к последним домикам. Старшина коротким взмахом руки приказал залечь, а сам пополз вперед, за угол низкого и длинного, похожего на сарай строения. Дорога на Тордаш, намятая гусеницами танков и колесами автомашин, засыпанная конским навозом, была теперь в трех шагах от него. На выезде из Мартон-Вашара, уже в поле, виднелся поднятый шлагбаум.

«Подождем

здесь»,— решил Добродеев и два раза тихонько свистнул.

— Слушай, Ваня,— сказал он Авдошину, когда все подошли,— закрой шлагбаум. Осипов — с тобой. Гелашвили и Приходько — охранять выезд из города! Вдруг немцы попрут, прикроете. А мы тут с Усманом. Подождем полчасика. Может, кто поедет.

Ждали долго. Только часа через полтора вдали на дороге послышался шум машин. Было похоже, что идет колонна, и немного погодя четыре грузовика с пехотой остановились у закрытого шлагбаума. С передней машины спрыгнули солдаты. Двое остановились около кабины, громко и быстро говоря что-то водителю, третий, долговязый, в длинной шинели, пошел поднимать перекладину; четвертый неторопливо сошел на обочину дороги и остановился в трех шагах от замершего, вросшего в снег Добродеева. Рассеянно глядя в сторону и мурлыча себе под нос, немецкий солдат сделал то, что собирался сделать, и вприпрыжку побежал обратно.

Старшина хотел было пошевелить затекшей рукой, но к кювету подошел еще один немец, плотный, низкорослый, в очках. Стоило ему сделать шаг влево — и он наступил бы Добродееву на плечо.

Колонна тронулась. Долговязый солдат, пропустив последний грузовик, закрыл шлагбаум и, догнав машину, вскочил на подножку.

Добродеев снял каску, вытер со лба пот.

— Ф-фу, черт!

— Какой случай, а! — одними глазами засмеялся подползший к нему Садыков.

— Случай, Усман, правильный! Этот фриц мне чуть на голову не наделал, с-сукин сын!..

С час, а может и больше, на дороге было тихо. Из города, куда ушли машины, доносился одинокий собачий лай, в конце концов оборванный короткой автоматной очередью.

«Так тут и до утра можно прождать! — сплюнул Добродеев.— Вот будет номер! Да нет, должен же кто-нибудь проехать — дорога-то из тылов идет, а в тылах штабы, склады...»

Он даже не сразу поверил в далекий рокот мотоциклетного мотора. Но шум с каждой минутой становился громче, и наконец мотоцикл с коляской притормозил возле закрытого шлагбаума.

Солдат, сидевший позади водителя, соскочил с седла и стал поднимать перекладину. Ехавший в коляске, судя по одежде и тону, которым он говорил, — офицер, что-то крикнул ему вслед.

Приподнявшись, Добродеев выглянул из кювета. Двое в белом метнулись от обочины дороги к немцу, открывавшему шлагбаум.

— Усман, —шепнул Добродеев. —Ты водителя...

Они оба броском подскочили к мотоциклу сзади. Садыков сверху, как топором полено, стукнул не успевшего даже вскрикнуть водителя прикладом автомата

по голове. Старшина со спины обхватил офицера руками и так сдавил ему нижнюю челюсть, что у того, как у собаки, лязгнули зубы.

Авдошин и Осипов, прикончив у шлагбаума немецкого автоматчика, уже бежали на помощь старшине. Офицер, извиваясь, все пытался дотянуться до кобуры парабеллума. Кричать он не мог, старшина намертво сдавил ему перекошенный рот.

Поняв молчаливый знак Добродеева, помкомвзвода связал «языку» руки специально приготовленным на этот случай ремнем, а Садыков достал из кармана и загнал немцу в рот кляп — половину старой фланелевой портянки.

— Осмотри машину! — вполголоса приказал старшина Осипову.

Тот быстро обшарил коляску, не найдя ничего, кроме карманного фонарика и тяжелого гаечного ключа.

— Брось к черту! — сказал Добродеев. — Давай к Отару... Бегом! Будете прикрывать! Отходим.

Авдошин взвалил немца к себе на спину и, тяжело дыша, быстро пошел прочь от дороги. Следом, почти по колено утопая в снегу и поминутно оглядываясь, молча шли Садыков и старшина.

До противотанкового рва, а значит, и до ничьей земли, оставалось каких-нибудь пятьсот метров, И в эту минуту ленивый, очень близкий; голос спросил вдруг по-немецки:

— Wer da?

Все замерли., Авдошин и Садыков навалились на «языка», который, услышав оклик начал биться и дрыгать ногами.

— Wer da? — повторили в темноте. — Halt!

Полоснула длинная автоматная очередь. Одна за другой в мутное небо полетели осветительные ракеты. Разведчиков выдал «язык»: в своей черной эсэсовской шинели он резко выделялся на белом снегу.

Теперь группе старшины оставалось только одно — отстреливаться и, не теряя времени, отходить к своим.

— Отар! — позвал Добродеев.— Прикрывай!

Старшина взял у Авдошина немца и вместе с Садыковым, быстро-быстро разгребая снег, потащил пленного к противотанковому рву. Офицер, видимо, все еще надеясь на спасение, извивался, упираясь в снег головой и ногами. Садыков двинул его кулаком по затылку, и только тогда он присмирел.

Темные фигуры метались по снегу перед глазами Авдошина, падая и поднимаясь. «Откуда их столько?» — думал он, стреляя больше наугад, слыша слева автомат Гелашвили и справа — автомат Приходько.

Он и не заметил, как мгновенно сник ползший рядом с ним Осипов.

— Э, гвардия! Ты чегой-то?

Осипов не ответил. Снег под ним почернел, и даже в темноте Авдошин увидел, каким белым стало заострившееся лицо раненого.

Помкомвзвода обхватил Осипова левой рукой и пополз. До. окопов боевого охранения оставалось всего метров полтораста.

— Гвардии сержант! — вдруг простонал Осипов.

— Чего ты, браток?

— Автомат мой... не потеряй...

— Не потеряю,— стиснул зубы Авдошин.

— А старшина... прошел?

— Прошел, прошел.