Юленька
Шрифт:
– Я тебя провожу, – после небольшой паузы сообщил Дима. – Жить будешь.
– Куда проводишь? – нахмурился Юлий, все еще плохо понимая, где он находится. – Я никуда не пойду.
Горло саднило после всех приключений, говорить было неприятно, но упрямство было сильнее. Он отлично помнил, что собирался разобраться с Димой раз и навсегда, что бы это ни значило, и отступать не желал.
– Я тебя искал, – сообщил он Диме мрачно, – где ты шляешься?
В ответ на эти слова тот расплылся
– И зачем я тебе вдруг понадобился, муркель? Починить что-то или, может, созрел на очередной минетик?
Сейчас Юлию сложно было распознавать оттенки, а потому слова Димы угодили прямо в цель.
На остатках сил, а скорее – на дурости, он развернулся и с размаху двинул Диме. Попасть по лицу не удалось, вышло как-то между шеей и подбородком, но Юлия это не остановило – он налетел с остервенением, помня правило из младших классов: будь быстрее, отчаяннее и злее, тогда от тебя отстанут.
Однако Дима не был школьником и вообще-то не приставал. Да и Юлий хотел вовсе не драки, а разговора и, может, чего еще. Но снова запутался в эмоциях, где он попеременно Диму то ненавидел, то хотел до одури.
Спустя пару не особенно метких ударов Юлий понял, что Дима ему не отвечает, лишь неуклюже уворачивается и терпит, как, если бы Юлий был ребенком или другим хрупким существом, нападки которого скорее просто смешны, чем сколько бы ни было угрожающи. Наверное, их силы действительно были не равны, но такое поведение еще больше распаляло – Юлий чувствовал отчаяние и бессилие, противоречивые чувства так переполняли его, что хотелось орать и бить, пока вся эта пылающая смесь эмоций не выйдет из него.
Он был буквально счастлив, когда Дима не выдержал и таки отвесил ему оплеуху. Удар был точным и очень болезненным, Юлий едва не заскулил от облегчения.
– Кончай истерить, – рыкнул Дима устало. – Всю общагу на ноги поднимешь воплями своими.
– Я никуда не уйду, – сердито повторил Юлий, чувствуя, как щека полыхает. – Мы во всем разберемся!
Эти слова, оплеуха, выпитое, все навалилось как-то резко. Он выдохнул, прикрыл глаза и вдруг понял, что сил что-то выяснять на самом деле почти не осталось. Орать и драться уже не хотелось. Хотелось, чтобы все решилось как-то само, желательно – без его участия.
Юлию вдруг стало невыносимо жалко себя. Какого фига вообще он должен что-то решать? Как вообще так вышло, что он блюет под руководством подсобного рабочего, с которым у него какой-то недороман? Он совершенно не заслужил всего этого дерьма, что все время обрушивалось на его голову с детства. И даже здесь, в университете, каким-то образом он умудрился попасть в самую абсурдную историю из возможных.
– Как же погано, – проныл он, утыкаясь Диме лбом в грудь, – из-за тебя теперь так погано. Ненавижу.
Какое-то время Дима стоял столбом, но вскоре притянул Юлия за плечи крепче к себе, чмокнул неуклюже в висок. От этого жеста Юлия окончательно развезло, он едва не повис на Диме, не желая двигаться с места.
– Я твой первый мужик? – спросил вдруг
Его резкие слова отразились от стен туалета и прогремели в голове, как приговор.
Сил хорохориться и врать уже тоже не было.
– Я тебя убью, – пообещал Юлий, – что-то скажешь про это – точно убью!
На деле, он с большей радостью умер бы сейчас сам. У него не осталось стойкости, чтобы терпеть насмешки по поводу своей неопытности.
– Кишка тонка, муркель, – Дима снова клюнул его в висок. – Ты поговорить хотел, нечего теперь румянцем заливаться.
Юлий засопел возмущенно, понимая, что возразить на это решительно нечего.
– Нет у меня никакого румянца! – вставил он из вредности, а Дима продолжил:
– Я почему спрашиваю – ты ж вроде считаешь, что я дрочила-маньяк. Преследую-рисую-трахаю, так? А в общаге мальчиком по вызову работаю, потому что криминальный тип – с судимостями не берут на нормальную работу. Пока все правильно?
Юлий застыл. Дима обрисовал все с предельной точностью – и результаты объективных размышлений, и панические мысли, и страхи.
– Все правильно? – Юлий поднял голову. – У меня вся коллекция?
Он криво улыбнулся. Тут же отчаянно захотелось, чтобы все это было неправдой и нашлось какое-то очень простое объяснение, которое бы сразу же упростило и его историю тоже. Ведь запасть на кого-то нормального можно, а на такой вот криминальный список – нельзя.
– Ну я не самый благонадежный типок, это правда, – Дима отразил его улыбку. – Но подвала с замученными жертвами у меня нет, а рисую я просто для удовольствия. Как и трахаюсь.
Он поднял руку и погладил Юлия по щеке – осторожно так, боясь спугнуть.
– Я не знаю, что ты такое, но смазливая морда твоя мне ночами снится, а руки чешутся нарисовать. Но вот то, что у тебя коленки трясутся от страха при виде меня, вообще не доставляет удовольствия.
– Ничего у меня не трясется! – предсказуемо взъелся Юлий. – Я тебя сам искал вообще-то!
Слова Димы про сны с его участием как-то сгладили эмоции насчет возможного криминала, который тот не спешил отрицать.
"Ну и что?" – выдал спасительную отмазу разум. Сейчас Дима не вел себя как маньяк, и этого оказалось достаточно.
– Идем? – Юлий с вызовом выгнул бровь. – Или хочешь в толчке зависать?
– Куда идем-то? – скривился Дима. – В мою стремную каморку? Или ты соседа выгонишь? – прямолинейно уточнил он.
– Похер, – честно ответил Юлий.
И ведь правда было "похер". Он не строил иллюзий насчет того, что с ним дальше произойдет. Более того – он хотел только этого и очень хорошо понимал, что тыква не превратится в принцессу. Они не пойдут на свидание, не обсудят кино. Никаких тебе морских прогулок по Неве, уток в парке, романтики на колоннаде собора – все то, чем занимались его сверстники, не подходило под их сценарий.