Юленька
Шрифт:
Вероятно, виной тому был взгляд, что он поймал лишь однажды – долгий, внимательный и любопытный. Да, именно любопытный, но не такой, будто Дима смотрел на него, как на какую-то диковинку, был в этом его взгляде какой-то вопрос или даже подозрение. Юлий шел тогда мимо и даже заметил его, зависнувшего на стремянке под потолком, не сразу – обернулся на матерный возглас и застыл, пришпиленный этим вот самым взглядом к месту. Он даже не сразу отвел глаза, хотя отчего-то ужасно смутился.
– А, это ты, murkel, – будто бы безо всякого интереса протянул тогда Дима и тоже отвернулся, на чем их короткая встреча закончилась, потому
Так прошел месяц. Юлий сближался с другими студентами, более-менее регулярно посещал пары, читал, слушал музыку, гулял, если позволяла погода, и в целом жил лучше, чем когда бы то ни было до этого.
Слежка за Димой стала чем-то вроде необходимого ежедневного ритуала. Юлий даже пытался вести какую-то мистическую статистику из серии: увижу его – неудачный или удачный день будет. Статистика, правда, не выдерживала никакой критики. Дима в своем грязном комбинезоне попадался ему независимо от погоды, настроения преподавателей и других жизненных обстоятельств. Он просто был. Его присутствие в общежитии ощущалось на каком-то сверхфизическом уровне. А, когда Юлий выяснил, что Дима так же живет здесь, получив комнату от работы, этому нашлось и логическое объяснение.
Неизвестно, как бы и дальше складывалась жизнь в общежитии, если бы однажды Юлий не сломал форточку. Стоило признать, что старые рамы давно просились на свалку или хотя бы к надежному мастеру, а с той частотой, с которой их открывал и закрывал то Юлий, то Витя, чтобы покурить, даже удивительно, что окно так долго держалось. Вити в тот день не было – он угнал на пару дней куда-то за город, и Юлий наслаждался одиночеством.
Форточка не выдержала в семь вечера. Открыв ее в очередной раз, Юлий услышал треск, хруст и в итоге у него в руках оказался деревянный прямоугольник со стеклом внутри. Приладить форточку самостоятельно не удалось, заткнуть книгой – тоже. За окном как назло начался вечерний холодный дождь, и ничего не оставалось, как звать того, кто «чинит, если что-то не работает».
Юлий спускался к консьержке с плохо скрываемым волнением. Ему предстояло снова общаться с человеком, который за последний месяц успел превратиться для него то ли в талисман, то ли в загадку. Юлий чувствовал себя неуверенно и от того заранее был готов дерзить, наезжать и всячески отстаивать свою состоятельность.
– Здрасьте, – кивнул он старушке, что даже не оторвала взгляда от книжонки, когда он подошел. – Валентина Петровна, у меня форточка сломалась. Может кто-то починить?
Он специально сказал «кто-то»: почему-то назвать Диму просто именем без фамилии, которой он не знал, язык не повернулся. Формально они не были знакомы, и Юлий подумал, есть что-то противоестественное в том, чтобы использовать имя человека, пока тот не назвал его тебе сам.
Валентина Петровна подняла вверх указательный палец, но глаза ее продолжали хаотично бегать по строчкам. Пару долгих секунд она очевидно дочитывала до точки, после чего нехотя проворчала, глянув на него поверх очков:
– А я говорила тебе, Миронов, не курить в комнате, – отчего-то именно его Валентина Петровна звала исключительно вот так – «Миронов», но это не звучало показательно строго, скорее ей просто нравилось, как звучит его фамилия. – И Витеньке сто раз говорила. Хорошие же ребята, молодые, красивые, а травитесь этой дрянью! Дергали небось форточку
Юлий оглядел нестройные записи – разными почерками и пастами: «скрипит кровать в семнадцатой», «сломался порожек», «в душе слабый напор» – все это действительно подходило под определение «когда что-то не работает», но все равно выглядело любопытно. Юлий чувствовал себя так, будто теперь обладал каким-то особенным знанием – ведь эта тетрадь могла сообщить, чем был занят Дима и где.
Две последние записи походили на совсем свежие, хотя даты возле них не стояло. Поймав болтающуюся на шнурке ручку, что явно не первый раз была присобачена к тетради, потому что вечно терялась, Юлий аккуратно заполнил все столбцы.
– А когда придут? – поставив закорючку в графе подписи, спросил он.
– Как только, так сразу! Ты ж не один такой безрукий, вас тут полная общага, – беззастенчиво хмыкнула Валентина Петровна, не стараясь подбирать слова.
«Аромат обмана», – прочитал про себя Юлий, украдкой глянув на обложку читаемой ею книги и решительно вычеркнул две заявки, что числились над его.
Глава 2. Тот, кто будет тебя рисовать
Ждать все равно пришлось долго. Юлий умудрился залепить окно листом бумаги и скотчем, который, впрочем, все время норовил отклеиться вместе с облупляющейся краской на рамах.
Еще в голову пришла запоздалая мысль об уборке. Ни он, ни Витя обычно не были озабочены вопросом порядка – комната давно погрузилась в состояние близкое к хаосу. Разматывая клубок из джинсов-трусов-ремня-футболки, Юлий терзал себя за это – какая разница вообще, что подумает какой-то Дима? Тем более – Дима, который его в первый же день чуть ли не на драку вывел. Кровать все же заправить стоило. В итоге, спустя час, усталый, замерзший из-за бесконечного сквозняка и до предела заведенный Юлий сидел на застеленной кровати, глядя в стену. Отвлечься от ожидания никак не получалось.
Наконец-то в дверь грубо постучали и тут же распахнули ее, не дожидаясь приглашения. От неожиданности Юлий взвился с места и застыл, запоздало ощущая, как к лицу прилила кровь и зашумело в ушах от участившегося сердцебиения.
– Можно не вставать, – вместо приветствия хмыкнул Дима, проходя в комнату.
Критично оглядевшись, он остановил свой взгляд на Юлие – по темным глазам было невозможно понять, что он думает, а лицо ничего не выражало, кроме сдержанного недружелюбия. Юлий ждал какой-то очередной подколки или издевательского замечания, но Дима просто повернулся к окну и легко оторвал его импровизированную заглушку с форточки.
– Инженерное решение, – все-таки выдал он, выкладывая на подоконник немногочисленные инструменты, что поочередно извлек из кармана.
– Этим рамам лет как моей мертвой бабуле, – зачем-то пустился в оправдания Юлий, – их давно пора поменять целиком!
Он забрался с ногами на кровать, взял книгу и раскрыл ее с независимым видом. Как назло, это оказался учебник по мировой художественной литературе – первый том. Все там написанное было Юлию и так известно. Изображать заинтересованность не получалось.