Юная Невеста
Шрифт:
– Есть какие-то правила, которые я не уловила? – спросила Юная Невеста.
– Если позволите, я бы назвал четыре основных, чтобы не разбрасываться по пустякам, – сказал Модесто.
– Давайте.
– Ночи следует бояться, думаю, вам об этом уже сообщили.
– Да, конечно. Сперва мне казалось, будто это легенда, но потом я поняла, что нет.
– Именно так. Это первое.
– Бояться ночи.
– Скажем, относиться с почтением.
– С почтением.
– Точно. Второе: несчастье не приветствуется.
– Ах нет?
– Поймите меня правильно: это следует воспринимать в определенных рамках.
– И в каких же?
– За три поколения семейство накопило порядочное состояние, и если бы вы вздумали спросить у меня, как удалось достичь подобного результата, я бы позволил себе отметить следующие причины: талант, отвага, коварство, счастливые заблуждения и глубокое, цельное, непогрешимое чувство экономии. Говоря об экономии, я имею в виду не только деньги. В этом семействе ничего не тратится даром. Вы следите за моей мыслью?
– Конечно.
– Видите ли, все здесь склоняются к мнению, что несчастье – напрасная трата времени, а стало быть, роскошь, которой еще определенное количество лет никто не сможет себе позволить. Возможно, в будущем. Но сейчас ни одному обстоятельству жизни, каким бы оно ни было тяжелым, не позволяется вырвать у духа что-то большее, нежели кратковременная растерянность. Несчастье крадет время у радости, а на радости зиждется благоденствие.
– Можно, я выскажу замечание?
– Пожалуйста.
– Если они так одержимы экономией, откуда берутся такие завтраки?
– Это не завтраки, а обряды благодарения.
– А-а.
– И потом, я говорил о чувстве экономии, не о скупости, качестве, которое семейству совершенно чуждо.
– Понимаю.
– Конечно понимаете: уверен, такие оттенки вы в состоянии уловить.
– Спасибо.
– Есть третье правило, которое я хотел бы предложить вашему вниманию, если могу еще рассчитывать на ваше терпение.
– Можете. Что до меня, я бы вас слушала часами.
– Вы читаете книги?
– Да.
– Не читайте.
– Нет?
– Вы видите книги в этом доме?
– И правда, теперь, когда вы сказали мне об этом, – нет, не вижу.
– Вот именно. Здесь нету книг.
– Почему?
– В семействе в высшей степени доверяются вещам, людям и самим себе. И не усматривают никакой необходимости прибегать к паллиативам.
– Не уверена, что поняла вас.
– Все уже есть в жизни, если прислушиваться к ней, а книги без толку отвлекают от этого занятия, которому все в семье предаются с таким рвением, что в комнатах дома человек, погруженный в чтение, непременно покажется дезертиром.
– Поразительно.
– Скажем, спорно. Но считаю уместным подчеркнуть, что речь идет о неписаном законе, который в доме соблюдается очень строго. Могу я сделать вам смиренное признание?
– Вы мне окажете честь.
– Я люблю читать, поэтому прячу книгу у себя в комнате и посвящаю ей какое-то время перед сном. Но лишь одну, не больше. Как только прочту – порву. Не то чтобы я вам советовал поступать так же, вы просто должны понять всю серьезность положения.
– Да, думаю, я поняла.
– Хорошо.
– Вроде было четвертое правило?
– Да, но оно практически очевидно.
– Говорите.
– Как вы знаете, сердце Отца неисправно.
– Знаю, конечно.
– Не ждите, что он сойдет со стези неуклонной, необходимой невозмутимости. И естественно, не требуйте этого от него.
– Естественно. Он в самом деле рискует умереть в любую минуту, как все говорят?
– Боюсь, что да. Но вы должны иметь в виду, что в дневные часы он не рискует практически ничем.
– Ах да.
– Хорошо. Думаю, пока это все. Нет, еще одно.
Модесто заколебался. Он спрашивал себя, так ли уж необходимо учить Юную Невесту азбуке, или это будут напрасные старания, а может, даже и неосмотрительные. Он помолчал немного, потом сухо кашлянул два раза подряд.
– Можете ли вы запомнить то, что сейчас услышали?
– Как вы кашляете?
– Это не просто кашель, а предупреждение. Будьте добры считать это со всем почтением разработанной мною системой, которая призвана уберегать вас от возможных ошибок.
– Повторите, пожалуйста, еще раз.
Модесто в точности воспроизвел свое горловое послание.
– Два сухих покашливания, одно за другим, поняла. Обратить внимание.
– Точно.
– Много еще таких знаков?
– Больше, чем я намерен открыть вам до свадьбы, синьорина.
– Справедливо.
– Теперь мне пора идти.
– Вы были мне очень полезны, Модесто.
– На это я и надеялся.
– Могу я вас чем-нибудь отблагодарить?
Старик поднял на нее взгляд. На мгновение почувствовал, что способен высказать какое-нибудь из ребяческих хотений, без всякого стеснения пришедших в голову, но потом вспомнил, что смиренное величие его службы зиждется на соблюдении дистанции, так что потупил взор и, поклонившись едва заметно, сказал всего лишь, что случай не замедлит представиться. И удалился, сначала сделав несколько шагов назад, а затем развернувшись, так, будто порыв ветра, а не его собственный выбор заставил манкировать почтением, – техника, которой он владел с непревзойденным мастерством.
Но были, разумеется, и особые дни.
Например, каждую вторую пятницу Отец рано утром отправлялся в город: часто в сопровождении доверенного кардиолога, доктора Ачерби: посещал банк; обходил доверенных лиц, поставлявших услуги, – портного, парикмахера, дантиста; а также тех, кто снабжал его сигарами, башмаками, шляпами, тросточками для прогулок; иногда, к вящей своей пользе, посещал исповедника; поглощал в должное время основательный обед и, наконец, позволял себе то, что именовал элегантным променадом. Элегантность задавалась размеренным шагом и избранным маршрутом: первый никогда не нарушался, второй проходил по центральным улицам. Почти как правило, он завершал день в борделе, но, имея в виду неисправность сердца, считал это, так сказать, гигиенической процедурой. Убежденный в том, что определенный выброс гуморов необходим для равновесия в организме, он в этом доме неизменно находил тех, кто мог это вызвать почти безболезненным способом: болезненным он полагал любое возбуждение, от которого могло бы дать трещину его стеклянное сердце. Ожидать от Матери подобной осмотрительности было бы напрасно, к тому же они спали в разных комнатах, поскольку, хотя их любовь была глубока и взаимна, они, как будет видно из дальнейшего, избрали друг друга не по причинам, имеющим отношение к телу. Из борделя Отец выходил под вечер и пускался в обратный путь. В дороге он размышлял: отсюда часто происходили его яростные решения.