Юность Моисея
Шрифт:
— Надо же, к нам вернулся Понтий Аквила Пилат! — наигранно воскликнул Кассий Херея. — Я думал, ты навсегда покинул Рим, после того, как я победил тебя в честном бою.
— Я же не первый раз езжу в Помпеи, мой друг, — удивился Пилат. — Тем более что у меня там давно уже живёт невеста. — Родители её захотели породниться с нашим семейством, и жрецы высчитали благоприятные для свадьбы календы и ноны. Девять свидетелей уже есть, а наперсником я хотел взять тебя. Или ты не согласен Кассий?
Тот от свалившихся на него новостей открыл рот, но быстро справился.
— Ты решил жениться, Понтий? — решил уточнить Кассий. — А как же воинская повинность? Ведь у воина не должно быть семьи. Да и сам-то ты все уши мне прожужжал о важном изучении воинской науки, дисциплины и тактики. Где же всё это? Неужели я вижу совсем другого человека? И как же теперь быть с карьерой воина?
— Меня это не очень интересует, — делано пожал плечами Понтий. — Лучше заниматься государственными делами, чем воевать. Согласись, что махать мечом может научиться каждый, а вот чтобы к твоим речам прислушались в сенате — это дано далеко не каждому.
— В сенате?! — откровенно удивился Херея. — Ты здесь не прав, Понтий Аквила Пилат. Существует закон, который гласит, что занять государственную должность никто не может прежде, чем не совершит десять годичных переходов. Или ты не знал этого?
— Но ведь законы существуют только для черни. Или ты не знал этого? — передразнил друга Понтий Пилат. — Моего деда тоже звали Понтий Аквила, и он один раз выкинул такое, что удивил весь Рим. Дед просто не встал, когда Цезарь вошёл в сенат.
— Я об этом не слышал, — признался Кассий. — И что же тогда произошло? Вероятно, твоему деду отрубили голову?
— Ты не угадал, — улыбнулся Понтий. — Конечно же, Цезарь подошёл к моему деду и спросил:
— Не вернуться ли тебе восвояси, Аквила?
— Рад бы, но не знаю, где они, эти свояси, — парировал дед.
Тут же Цезарю как водится начали нашёптывать, что неплохо бы казнить дерзновенного, мол, другим неповадно будет.
— Не советуйте мне делать глупости! — ответил владыка. — Цезарь не карает храбрецов!
Кассий Херея немного помолчал, потом задумчиво произнёс:
— Не всегда следует потакать своим желаниям. Если боги спасли твоего деда, то могут наказать тебя. Поэтому не стоит предавать воинское искусство забвению, ведь не для этого ты посвятил ему все свои юношеские годы?
— Ты, мой друг, — мягко парировал юноша. — Ты не знаешь одной простой вещи. Как-то раз в Помпеях мне на берегу попалась чайка. Я осторожно подошёл к ней, протянул руку, чтобы погладить, а она в это время пробила насквозь клювом мою ладонь.
Понтий Пилат протянул правую руку ладонью вверх и Кассий увидел крупный рубец. Друзья часто занимались воинскими науками и кулачным боем, но раньше на ладони никаких шрамов не было.
— Так вот, — продолжил Пилат. — Образ чайки принимает только богиня Левкотея. Она не столь могущественна, как Минерва, но быть под крылом богини — это, согласись, подарок судьбы. И этот подарок ожидает нас сегодня вечером. В моём доме ночью состоится праздник. Я должен участвовать в жертвоприношениях. Согласишься ли ты помочь мне?
— Я никогда не могу не помочь другу, — воскликнул с пафосом Кассий. — До сих пор я никогда не предавал тебя. Не предам и на этот раз.
— Тогда я вечером жду тебя у праздничного портала, — удовлетворённо кивнул Пилат.
Перед наступление полночи ко дворцу, где должно состояться жертвоприношение богам, стекались патриции, жрецы и приглашённые вольнонаёмные. Возле одной из колонн тивалейского [33] мрамора стоял Понтий Пилат в белой мужской тоге. Хотя юноша еще не прошёл школу мужества и мистерию посвящения, но по праву патриция носил мужскую тогу для взрослых.
33
Тивалейский мрамор — камень розового цвета с золотыми прожилками. Считался самым ценным поделочным камнем.
Он стоял сейчас, ни о чём не думая, просто ожидал прихода друга. Тот не заставил себя долго ждать: ведь жертвоприношения для грядущей свадьбы бывают не каждый день, тем более на них приглашают немногих.
— Вот и я. Надеюсь, не поздно? — вынырнул из темноты Кассий. — Скажи, как я выгляжу?
Пилат окинул с головы до ног внимательным взглядом своего друга, заметил и прикоснулся к массивной золотой брошке на правом плече Хереи и поощрительно кивнул.
— Нет, ты не опоздал. Выглядишь прилично. Нам пора, — Понтий Аквила приглашающею рукой показал на вход.
Во дворце их ждало живописное общество, разложившееся на коврах за трапезными столами, уставленными виноградом, грушами и кувшинами с Фалернским вином. Слуги уже разносили по столам тушёных в ореховом масле индеек, запечённых с имбирем куропаток, прожаренных целиком белуг с подливкой из каперсов и другие солидные кушанья.
Пиршество должно было пройти на высоком уровне, тем более, что у Пилата, впрочем, как и у Хереи, это был первый выход в свет. Понтий Аквила получил разрешение заключить обручальный союз со своей избранницей, что ему сейчас было наруку, а Кассий Херея ещё ни разу не был приглашён на пиршества взрослых, поскольку родители его по роду причислялись к более низшему сословию. Это мальчика болезненно обижало, но против принятых правил и законов, вынесенных Советом Сената, возражать было бесполезно. В каждой стране люди живут только по законам, придуманных власть имущими. Оба мальчика, обычно гуляя по берегам Тибра после занятий в гимасиях, не раз фантазировали изобрести и узаконить что-то более жизненное, как им казалось. Но детские фантазии всегда умирают еще, не родившись, а всё общество живёт по навязанным ему законам.
Кассий с Понтием Аквилой, не задерживаясь среди остальных римлян, прошли в один из боковых портиков, где среди подруг их ожидала Клавдия Прокула, наречённая невеста несложившегося военачальника. Девушка сидела в окружении подруг и выглядела испуганной птахой, которую скоро должны отправить на вертел.
Понтий Пилат подошёл к девушке и взял её за руки.
— Ты боишься, Клавдия? — на всякий случай спросил Пилат свою избранницу. — Поверь, я тоже впервые на такой церемонии, но следует ли всё из-за этого отменять?
— Нет, я не против, — подняла на него глаза Клавдия. — Любая женщина посчитает за счастье, когда возле неё окажется такой мужчина и настоящий воин!
Клавдия Прокула хотела сделать комплимент своему наречённому, однако наступила на самую больную рану юноши. Ведь женившись или даже обручившись, никакой юноша не мог надеяться на воинское продвижение. Клавдия, конечно же, знала существующий закон, но ведь какими-то путями его обходили почти все римские военачальники, не говоря уже о всадниках.