Юность в яловых сапогах

Коледин Василий Александрович

– Нет! Это Андрюхе! А ты кури свою «астру». На, Андрей! Попробуй!

Андрюха сломался и стал неумело прикуривать. У него это выходило до смешного плохо.

– Ты в себя втягивай! В себя! – стал нежно, прямо по-отечески учить неумеху-новичка Тупик.

Через два дня Андрюха купил первую в своей жизни пачку сигарет и стоял вместе со всеми в курилке, с наслаждением выпуская дым изо рта.

Я достаю последнюю сигарету и сминаю в комок пустую пачку болгарских сигарет. Курить в туалете уже нельзя. Наряд почти закончился. Новая смена ушла на плац, а в роте курсирует Чуев.

Наряд по роте

хорошо только тем, что при смене вновь заступающие никогда не придираются и принимают наряд в минуту. Все понимают, что дежурство по роте – служба ежедневная и, как говорится, - не плюй в колодец! Сегодня ты паришь мозги при заступлении в наряд, завтра твой мозг вынесут уже твои сменщики. Да и что можно долго принимать в казарме! Порядок дневальными наводится после обеда, когда рота находится в учебном корпусе, в это время спальные помещения пусты и безжизненны. Задача состоит в том, чтобы под длинными рядами коек не присутствовала пыль или, не дай бог, какой-нибудь мусор. Особенно проверять порядок любит комбат. Он особенно придирчив и внимателен. Наши ротные офицеры более снисходительны. Да и как таковыми не быть, если раз в неделю, по субботам, силами своих взводов они наводят идеальную чистоту в своих спальных помещениях: драят полы, потом натирают паркет мастикой, протирают от пыли все, что только имеет объем и форму. За неделю пыль особенно не успевает скапливаться и дневальным легко удается добиться чистоты, лишь слегка пройдясь влажной тряпкой под кроватями.

В общем смена дежурства в роте быстра, проста и даже в некотором роде приятна. Мы с Тупиком спускаемся в курилку. На тумбочке стоит курсант из четвертого взвода. Чуев куда-то убежал и в казарме стоит умиротворенная тишина и сонливая атмосфера. Из курилки мы, ежась от холода, так как стоим без шинелей в одних кителях, наблюдаем за происходящим на плацу разводом.

– Задница заступающим обеспечена! – с тонким оттенком злорадства восклицает Олег.

– Почему? – не понимаю я.

– Дежурным по училищу у них Танцор!

– Это он? – киваю я на маленького полковника, стоящего к нам спиной и проверяющего готовность наряда.

– Да!

– Я не узнал его. Да, большая задница, - соглашаюсь я с Тупиком.

Танцор – это преподаватель с кафедры философии. Он как философ очень нудный и въедливый, капризный и трусливый офицер. Из-за своей трусости он будет выносить мозги всей смене, только чтоб ему не сделали замечание. Мы пару раз дежурили с ним. Это были сутки сплошного мучения. Мы видели его в казарме несколько раз за ночь, наверное, он не отдыхал в разрешенное ему уставом время вообще. Он через каждый час звонил, он приходил проверял порядок в казармах, он докапывался до стоящего на тумбочке дневального, задавая ему вопросы на знание устава внутренней службы. Проверяя порядок на территории, он вечно находил грязь и заставлял убирать ее дежурную смену, хотя всегда это было делом всей роты. Короче мы облегченно вздохнули только после сдачи дежурства.

– Пошли? – спрашивает Олег, туша сигарету в урне. – Сейчас забарабанят…

– Пошли… - я тоже тушу окурок, и мы почти бегом возвращаемся в теплое помещение.

Через десять минут появляется наша смена. Дежурный по роте у них командир отделения третьего взвода. И вообще, все дневальные из того же взвода. Мы формально и очень быстро сдаем дежурство. Все. Сутки без сна закончились. Скоро ужин и личное время, а потом долгожданный сон. Я достаю Ремарка и, борясь со сном, продолжаю с предыдущего места. Тупик уходит звонить. Телефонная будка стоит возле казармы, и мы всегда можем позвонить куда хотим - цивилизация.

Вскоре в казарму вваливается рота. Шум и гам наполняют еще совсем недавно тихие спальные помещения. Народ громко разговаривает, смеется, что-то делает и готовится к ужину. Все позади, я мгновенно втягиваюсь в обыденную жизнь ста двадцати человек.

– Принц, - обращается ко мне Бобер. Так меня прозвали еще со времен абитуриентов. Получилось все как-то просто и смешно. Мы кандидаты на поступление сидели в тени раскидистого дерева и знакомились. Когда очередь дошла до меня, то я в шутку предложил звать меня принцем. Прозвище мгновенно прижилось и с тех пор меня звали не иначе, как принц. – Пойдем покурим!

– Да что-то не хочется, никотин из ушей капает, - отнекиваюсь я.

– Надо поговорить…

– Ладно, пошли…

Я встаю обреченно и устало иду за Бобром, понимая, что он не отвяжется пока не скажет мне что-то такое, чего нельзя говорить в кубрике. В туалете народу словно на центральной площади. Мы становимся у окна. Бобер, несмотря на то, что кабинки все заняты, шепчет мне на ухо:

– У Дэниса скоро день рождения… - Дэниса он произносит с ударением на первый слог. Так у нас принято.

– Здорово, - не совсем понимаю я для чего необходима такая секретность и при чем тут я.

– Ты будешь участвовать?

– В чем?

– В дне рождения!

– А как надо участвовать?

– Ну, что ты тупишь?! – вскипает мой друг. Он не делает поправку на то, что я после наряда и моя психика закономерна заторможена.

– Так ты прямо говори! – безразлично отвечаю я.

– Собираются человек пятнадцать. Будет выпивка и закуска. Дэнис и тебя приглашает, - примирительно начинает объяснять Бобер.

– А откуда возьмется выпивка?

– Принесут!

– А закуска?

– Рота на следующей недели заступает в наряд по кухне. Вся кухня и столовая будут наши. И в офицерской столовой, и на складе. Жрачки будет навалом.

Я задумываюсь, но мой мозг и вправду тупит, и я не совсем понимаю всю рискованность этого мероприятия, но на вопрос буду ли участвовать я отвечаю утвердительно. Я понимаю только то, что мне предлагают участие в клубе «избранных», так как Дэнис курсант не просто блатной, а еще и уважаемый в мире «крутизны». Получить приглашение на такой праздник означает то, что ты входишь в их клуб и это можно расценить только, как акт уважения.

– Наши будут? – спрашиваю я, имея ввиду Стаса и Вадьку.

– Они думают…

– Ладно… Это все?

– Вроде. Ты в увал идешь? – спрашивает он уже громко и никого не опасаясь.

– Должен вроде, Строгин в списки включил на воскресение.

– Что будешь делать?

– К девчонке поеду…

– В дом офицеров пойдешь? Туда собираются идти все, - у Бобра считается, что если идет он, то идут все.

– Не знаю… может быть…

ГЛАВА 2.

Мы словно бабочки к огню…