Юность в яловых сапогах
Шрифт:
Я вышел из стеклянных дверей проходной училища вслед за Бобром и Стасом. Сегодня процедура проверки внешнего вида была упрощена до того, что ее вовсе не было. Комбат с утра не появлялся, Чуев прибежал в роту отдал старшине пачку увольнительных и стремительно убежал. Когда мы построились в коридоре казармы в положенный час офицеров не оказалось на месте и старшина взял ответственность на себя, то есть он не стал никого проверять, а, недолго думая, раздал заветные квадратики толстой бумаги каждому, чья фамилия была на нем написана красивым почерком ротного писаря.
– На пра-во! Шагом марш! – скомандовал командир и возглавил увольняющихся, шагая рядом с первой шеренгой.
На проходной мы тоже никого не встретили, поэтому выстроившись перед будкой дежурного мы замерли в ожидании разрешения выйти на свободу. Старшина доложил дежурному по училищу, который сонно его выслушал и устало махнул рукой. Это означало одно – мы до девяти часов
Один за другим вы вылетали из училища и скапливались на алее перед главным входом. Здесь многие достали сигареты и закурили – «Ведь дым свободы нам сладок и приятен»!
– Стас, ты куда сейчас? – спросил я закадычного друга.
– Сначала домой…
– Переодеваться?
– Ага. А ты?
– Я тоже. Поедем на автобусе?
Мы всегда ездили вместе, так как наши дома были на одной улице. Сначала автобус останавливался возле дома Стаса, а через две остановки выходил я.
Дома меня уже ждали родители. Я быстро переоделся во все гражданское и стал практически обычным студентом. Одно в моей внешности выдавало во мне как курсанта. Это короткая стрижка. Ни один уважающий себя студент не мог так коротко стричься. Они все больше были патлатые и не посещали парикмахерские. Но в конце концов, может, я оригинальный студент, кроме того, одев шапку меня уже не смог бы уличить ни один военный патруль. Хотя я ни разу не слышал, чтобы патрули ловили курсантов в гражданской одежде. Ходили в нашей среде разные слухи, байки и рассказы очевидцев, но о таких случаях никто не рассказывал. Во-первых, в патрули всегда ходили только курсанты со своими училищными офицерами, которые еще помнили себя в курсантские годы, и ловить себе подобных не приходило на ум ни одному даже самому гадливому патрулю, даже «свзязистскому». Объясню. В городе было два училища. Одно летное, другое училище связи. Между этими двумя высшими военными учебными заведениями постоянно происходило какое-то соревнование. То курсанты не смогли поделить места на дискотеках, то девушек в медицинском общежитии, то просто из спортивного интереса учащиеся этих двух совершенно разных вузов могли подраться, доказывая, кто из них сильнее. Мы недолюбливали друг друга, и, если была хоть какая-нибудь возможность подгадить соперникам, то ни мы, ни они не упускали такой возможности. Но ловить курсанта в увольнении переодевшегося в гражданскую одежду, считалось ударом ниже пояса. Во-вторых, офицеры, начальники патрулей в основном ленились и не хотели лишних проблем: ну, поймали, тогда надо подозреваемого куда-то вести, проверять его там, если с собой у того не было документов, а как окажется, что он не курсант, тогда это уже административное нарушение, поскольку гражданского человека могла задержать только милиция. Но сама главная и важная причина, это то, что офицеры после заступления в наряд просто распускали курсантов, если те были старше второго курса, по домам и сами уходили растворялись в своих служебных квартирках. Договорившись с курсантами, что те вернуться в училище часам к двенадцати ночи, они спокойненько предоставляли им свободу действий. Утром, правда, состав патруля встречался у училища и некоторое время бродил по городу в поисках солдат в самоволке.
– Иди, поешь! Все остывает! – крикнула мне мама.
Я сажусь на кухне за стол и быстро начинаю есть, так как за три года уже научился и привык.
– Ну, куда ты торопишься!? – сокрушается мама, глядя, как за пару минут опустела тарелка горячего супа и я накинулся на второе.
– Привычка, мам… - объясняю я с набитым ртом.
– И куда ты сейчас? – интересуется моими планами отец.
– Договорились с ребятами пойти на дискотеку, - вру я.
Я не собираюсь идти с ребятами на дискотеку. В моих планах встретиться с Лерой. Позвонить ей я смогу и из автомата, из дома не хочу.
Встав из-за стола через десять минут после начала трапезы, я иду в свою комнату, одеваюсь в теплые вещи, отсчитываю десять рублей из тонкой пачки накопленных за год денег, прячу остаток в толстую книгу Александра Дюма и выхожу в коридор обуваться.
– Во сколько вернешься? – спрашивает меня мама. – Увольнение до половины десятого?
– Да, как обычно. Вернусь часов в восемь, - обещаю я, хотя сам точно не знаю во сколько получится прибежать, чтоб переодеться.
– Тебе с собой что-нибудь приготовить? – беспокоится мама о своем сыночке.
– Нет, мам, сегодня очередь Стаса.
– Он тоже в увольнении, - спрашивает отец, выходя меня провожать.
– Да. Ладно, я пошел! – сообщаю я, застегнув молнию на теплой куртке и поправив «петушка» на голове.
– Поаккуратнее там! – напутствует меня отец и уходит в комнату читать газету.
В квартале от дома я захожу в телефонную будку и достаю из кармана заранее приготовленную двушку. Номер телефона я выучил наизусть. Набираю и жду соединения. Вот пошли короткие гудки, значит на другом конце провода разговаривают. Я вешаю тяжелую трубку и терпеливо жду. Через пять минут я вновь набираю номер. Занято. Я опять жду. Пока до возвращения домой у меня куча времени я спокойно могу курить, запах еще
– Але? – в моем ухе звучит женский неуверенный голос.
– Здравствуйте, а Леру можно пригласить к телефону?
– А ее нет… - голос слегка заплетается, у меня такое ощущение, что женщина, которой принадлежит голос пьяна. – А хххто ее спрашивает?
– Это ее знакомый… А когда она будет?
– Ннне знаю… Она давно ушла…
– Ясно, извините!
– Ничего… - она первая кладет трубку, и я слышу серию коротких гудков, после чего разочарованно вешаю трубку на рогатину.
Вот облом! Что же мне делать? Идти в дом офицеров? Или пойти куда-нибудь еще? Я стою в раздумье. До танцев в доме офицеров еще много времени, и я решаю зайти к своему другу детства, он студент мединститута и мы всегда находим с ним чем заняться. Он живет рядом с моим домом, и поэтому мы в детстве играли в одном дворе, в одной компании. Сегодня воскресение и он, возможно дома.
Мой друг к счастью для меня оказывается дома. Он открывает дверь и сторонится, пропуская меня в квартиру. Я вхожу, мы жмем друг другу руки.
– Никуда не собираешься? – спрашиваю я его, раздеваясь.
– Вечером собирался в общагу к Горохову.
– Что-то опять придумали?
– Будем «таракановкой» поить девчонок.
Горохов – однокурсник моего друга. Они вдвоем сошлись на непонятной мне почве. Совершенно разные как по внешнему виду, так и по характерам, тем не менее, они стали закадычными друзьями. Вместе они придумывали невероятные приколы, которые воплощали в жизнь, гуляли с самыми красивыми девушками мединститута, пили и балагурили. «Таракановка» - это гордое детище моего друга. Поскольку у него имелся неограниченный доступ к медицинскому спирту, то мой друг находил ему самое разнообразное применение. Одним из спиртовых увлечений друга было составление различных настоек и питьевых растворов, основанных на этом химическом элементе. В его квартире всегда находилось три – четыре литра спирта и его производных, разлитых по поллитровым бутылкам, между прочим, не всегда с закручивающейся крышкой, а прямо заткнутых туго свернутым клочком бумаги. Бутылки прятались им в самые неожиданные места: в пианино, диван, за отопительную батарею. Я иногда удивлялся его смелым экспериментам, как со спиртом, так и с потайными местами. Итак, «таракановка» была его последним изобретением. Спирт разбавлялся в пропорции один к двум с водой. К получившейся жидкости он добавлял сухие травы, такие как зверобой, укроп, ромашку. Травы настаивались в спиртовой жидкости несколько дней, после чего аккуратно вылавливались и их место занимали мандариновые и апельсиновые корки. В свою очередь они проводили в жидкости какое-то время и через несколько дней тоже покидали емкость, уступая очередь чесноку и луку, нарезанным на маленькие кусочки, такие маленькие, что удалить их потом из раствора было невозможно и они попадались при дегустации напитка. Кульминацией приготовления напитка было добавления тертого черного перца и паприки. Пропорции я не знаю, но мне кажется они не важны были для моего друга, все делалось на глаз и по наличию под рукой необходимых ингредиентов.
– Будут пить? – удивился я, вспомнив свои пробы и невольно поморщившись.
– Куда денутся!
– Здорово! Как Горохов?
– Нормально, придумывает игру, хочет потом ее продавать.
– И что, он реально на это тратит время?
– А что ему? Времени вагон!
Вообще мне Горохов очень нравился. Он был неутомим и изобретателен при придумывании развлечений и всяческих розыгрышей. Однажды перед возвращением из увольнения я зашел вечером к своему другу и застал его в странном виде. На нем была старая, порванная телогрейка, на голове шапка-ушанка из пыжика, на ногах мятые кирзовые сапоги, а во рту торчала обслюнявленная и потухшая папироса, изрядно вонявшая. Я был поражен внешним видом моего друга и не преминул спросить его о причине такого маскарада. Оказалось, что эти двое в таком виде ходили по центральной улице города и обращались к прохожим с единственным вопросом: как пройти в краевую библиотеку.
– У тебя, кстати, кроме «таракановки» что-нибудь найдется? – спросил я, подумав, что, видимо, придется идти на дискотеку.
– Нет. Одна она, родимая. А что, хочешь выпить? – пожал плечами мой дружок.
– Не знаю… хотел встретиться с девчонкой, но она куда-то ушла. Ты скоро пойдешь в общагу. Наши зовут на дискотеку в дом офицеров. Вот думаю, что делать.
– Если хочешь, «таракановки» налью, для тебя всегда имеется! Будешь?
– Пожалуй, нет. Боюсь срубит под корень, а мне возвращаться в казарму. – отказался я, обдумав последствия употребления чудного напитка.