Юный самурай. Путь воина. Путь меча. Путь дракона
Шрифт:
Джек выбежал из школьных ворот и оказался в самой гуще праздника.
35. Хацухинодэ
Улицы Киото наводнила толпа, в храмах было не протолкнуться. Над входом в каждый дом висели сосновые ветки, стебли бамбука и веточки сливы — так хозяева приглашали тосигами, духа-покровителя, благословить их жилище. На дверях висели канаты с привязанными к ним полосками белой бумаги — верное средство против злых духов.
Акико, пошатываясь, брела по улице. Джек
— Куда прешь? — пробормотал один, схватив Джека за отворот кимоно.
Самурай наклонился ближе. От него разило сакэ.
— Гайдзин! — фыркнул он Джеку в лицо. — Ты что тут делаешь? Это не твоя страна.
— Лучше оставь его в покое, — посоветовал его товарищ, тыча непослушным пальцем в герб. — Это приемыш Масамото. Тот самый самурай из гайдзинов.
Пьяница отпустил Джека, словно кимоно вдруг обожгло ему руки.
— Когда же даймё Камакура очистит Киото так же, как Эдо? — прорычал самурай, и они с друзьями ушли, протискиваясь через толпу.
Джек оторопел. Он и не представлял, в какой опасности находится, разгуливая один по закоулкам Киото. Только слава Масамото и защищала его вне стен школы, но рассчитывать, что каждый узнает герб на кимоно, было глупо. Джек решил поскорей отыскать Акико, пока он не попал в переделку похуже.
Мальчик с тревогой огляделся, но все были слишком поглощены празднеством и если замечали чужака, то лишь мельком. И тут Джек понял, где стоит. Перед ним высился Храм умиротворенного дракона.
— Почему ты за мной следил?
Джек обернулся.
Перед ним стояла Акико с бескровным, посеревшим лицом.
— Кику сказала, что ты больна…
— Джек, я сама о себе позабочусь. Я просто выпила что-то не то, вот и все. — Она строго посмотрела на него. — Ты уже ходил сюда за мной, верно?
Джек кивнул, чувствуя себя, как преступник, которого поймали с поличным.
— Спасибо за беспокойство, — продолжала девочка, хотя благодарности в ее голосе не слышалось, — но если бы я хотела сказать, куда иду, я бы так и сделала.
Джек понял, что потерял ее доверие.
— Прости меня, — запинаясь, пробормотал он. — Я не хотел. Просто…
Не находя слов, он уставился в землю.
— Просто что?
— Ты… мне небезразлична, я боялся. — Слова вырвались сами по себе. Джек больше не мог скрывать свои чувства. — С тех пор как я тут оказался, ты всегда обо мне заботилась. Ты была моим единственным другом. А что я мог сделать для тебя взамен? Мне жаль, что так вышло, но я видел, что ты больна, и решил, что тебе может понадобиться моя помощь. Разве мне нельзя хоть иногда о тебе заботиться?
Лед в глазах Акико растаял.
— Ты правда хочешь узнать, куда я хожу? — спросила она, смягчаясь.
— Если
Джек собрался уходить.
— Нет, лучше я расскажу. Ты должен знать. — Акико удержала его. — Сегодня день рождения моего брата.
— Дзиро? — удивился Джек.
Он не забыл веселого мальчугана, с которым подружился в Тоба год назад.
— Нет. У меня есть еще один брат. Его зовут Киёси. — В глазах девочки задрожали слезы. — Его больше нет с нами, поэтому я пришла на церемонию в храм. Сегодня ему бы исполнилось восемь.
«И Джесс восемь!» — подумал Джек, и в сердце вспыхнула мучительная тоска.
— В этот год я так по нему скучала, — продолжала Акико. — Потому и пришла искать утешения у одного из монахов.
Теперь Джек чувствовал себя вдвойне виноватым. Вот в чем причина ее таинственных исчезновений! Горе по умершему брату.
— Прости. Я не знал…
— Не надо просить прощения, — перебила Акико и поманила его к ступеням храма. — Давай вместе зайдем и помолимся за моего брата. А потом, когда придет время Хацухинодэ, заберемся на гору Хиэй.
Акико сильнее прижалась к Джеку, чтобы согреться.
Они сидели одни у стены разрушенного храма на краю Энрякудзи и смотрели вниз, на Киото, скрытый в дымке утреннего тумана. Оба дрожали — горные склоны дышали холодом, — но внутри у Джека было тепло.
Накануне они побывали в Храме умиротворенного дракона. Акико зашла к монаху, а потом они с Джеком вместе возложили на алтарь подношения и помолились за Киёси. Джек впервые почувствовал, что стал частичкой ее жизни. Перед ним словно бы отодвинули ширму, а за ней оказалось великолепное полотно, которое уже не сможешь позабыть.
Ночным исчезновениям Акико нашлось объяснение, и он перестал беспокоиться. Ему, конечно, казалось странным, что она выбрала в исповедники монаха со смертоносными, как мечи, руками. Но разве он, Джек, имел право ее судить? Мальчик по-прежнему не знал, как Акико научилась так ловко лазать по деревьям. Может, она и правда отличалась ловкостью с детства. Так или иначе, Джек был рад уже тому, что они с Акико снова друзья.
Перед рассветом они поднялись по крутому склону горы Хиэй и теперь ждали Хацухинодэ, первого рассвета в году.
— Первый день — ключ ко всему году, — сонно объяснила девочка. Ее дыхание туманным облачком заклубилось в холодном воздухе. — Это время начинаний. Мы вспоминаем ушедший год, отпускаем плохое, запоминаем хорошее, строим планы. Мы всегда уделяем особое внимание тому, что случается в первый раз, неважно, что это — посещение храма, первый рассвет или первый сон.
— А что особенного в первом сне? — спросил Джек.
— Он покажет, будет ли удача сопутствовать тебе в новом году.
Акико сонно посмотрела на него и зевнула. Усталость наконец взяла над ней верх. Однако лицо девочки, хоть и осталось бледным, после беседы с монахом утратило мертвенный оттенок. Новый день принес ей и новые силы.