Юрьев день
Шрифт:
Или, это я в силу своей малой компетентности в этом вопросе себя накручиваю, а местная платформа ВК настолько же вислая и дырявая, как и в мире писателя? И поломать её много ума не надо?
— И ты не сказала, — констатировал я, продолжая нападать, чтобы не дать ей самой перейти в нападение. — И примчалась сюда с одним лишь охранником…
— С одним лишь?! Одним лишь?! Да Яращ — Ратник! Почти уже Витязь! Ему чуть-чуть совсем осталось, и он сдаст на Ранг…
— Уже не сдаст, — вздохнул я искренне. Действительно не люблю, когда кто-нибудь умирает. Особенно, когда умирают молодые. Нормально к этому отношусь — всё же, смерть — естественная часть жизни.
— Не сдаст… — дернулась Мари, вскинула на меня непонимающий взгляд. А потом… вспомнила, побледнела и прикрыла рот рукой, давя в себе пытающийся выйти наружу вскрик. До неё начало доходить. К сознанию, через вату стресса, шока и стрессовой накрученности, начала пробиваться необратимость свершившегося. Понимание, что, то, что она жива, и даже цела, не означает, что всё «обошлось». Нет. Ни хрена не обошлось! Там, внизу, на грязном ноябрьском асфальте, остались лежать семь неподвижных, мёртвых, остывающих тел. Среди которых, не только душегубы-киллеры и случайные, первый раз в жизни виденные ей люди, но и человек, которого она знала лично. Много лет знала. Достаточно близко знала. Выросла с постоянным присутствием его в своей жизни. Возможно, воспринимала его даже, как почти члена семьи… И его вот такая внезапная смерть, в засаде, да ещё и в той, в которую она влетела по собственной глупости и недомыслию, серьёзный удар для неё.
Хм? Там, на улице, девочка держалась бодрячком. Дышала через раз и не смотрела вниз, на землю. Потому, что там камеры кругом. И не может себе Княжна позволить слабость на людях… Взгляд старалась на телах не останавливать… Тогда, получается, она и тело своего телохранителя могла не увидеть… А я тут так неаккуратно. Скотина бесчувственная!
Приложив достаточно серьёзные волевые и физические усилия, я заставил себя подняться, подойти и обнять девочку. Обнять, прижать к себе.
Она не сопротивлялась. Наоборот. Как-то сразу уткнулась лицом в плечо… и её собственные плечи задрожали. Послышались всхлипы, а рубашка моя быстро стала намокать в этом месте.
Я стоял так и гладил её по волосам, как в другом мире, гладил временами по волосам дочь, которую что-то напугало или расстроило. Именно так. Ни о каком влечении или ещё чём-то таком, у меня и мыслей не было. Я просто гладил по волосам, шептал какие-то утешительные слова и стоял, позволяя ей плакать. Ей это нужно было. Она ещё кремень, что так долго держалась после такой встряски. Кремень — что в истерику не сорвалась…
Однако, стоять мне было тяжеловато. А слезокап не обещал скоро закончиться. Поэтому, я осторожно, увлекая её за собой, начал перемещаться обратно к дивану и опустился на него вместе с забравшейся ко мне под бок, с ногами, калачиком, Мари.
Свободная моя рука нащупала рядом со мной пульт. Не помню, как и куда я его бросил во время драки. Но, здесь и сейчас, он подвернулся очень кстати.
Я глянул на настенные часы, сверился с ними и решил попытаться включить телевизор. Пусть, экран и прострелен был, конструкция современных плазменных панелей оставляла возможность того, что он мог включиться. И даже продолжать работать. Кроме того места, которое было повреждено, и достаточно небольшой площади вокруг него, состоявшего из связанных с этим местом кластеров… ну, или как они там правильно называются? Не владею я профессиональной терминологией в этой теме.
Но факт — телевизор включился. И заработал. Я пощёлкал клавишами пульта, выбирая нужный мне режим и нужный мне канал.
Отреагировав на включение телевизора, повернула в его сторону свою голову Алина. Она посмотрела на телевизор, потом на нас с Мари. Что-то в своей голове сложила, вычла и поделила. После чего встала с кресла и перебралась на диван. К другому, свободному от Мари моему боку. И под руку подлезла, копируя позу… соперницы? Хм. Как-то, не смотрел я на происходящее с такой точки зрения. И как-то такая мысль была… новой. Непривычной. Беспокоящей.
А по телевизору начались наши клипы. И первым был Алинин «Дождь»…
Странно было вот так сидеть на диване, обнимаемым двумя девушками, смотреть клип на простреленном, но продолжавшем работать телевизоре… и слышать за окном приближающиеся сирены полицейских машин и экипажей скорой помощи…
Вторым клипом была моя «суицидальная» песенка, спёртая у КиШа. А третью — «Стрелу», послушать и посмотреть мы уже не успели, так как сирены доехали, а к нам в комнату, топоча ногами, ввалились люди из СБ Долгоруких и сам Борис Аркадьевич.
Глава 29
Москва, Кремль. Опять.
Только, в этот раз, забрали не меня одного, а нас, сразу всех троих. То есть, и Мари, и Алину. Лично Князь распорядился. Да-да, отец вместе с Мамонтом к нам приехал. Сам, своей собственной неповторимой давящей персоной. Просто, Борис Аркадьевич вошёл в комнату первым. А отец вторым. Сразу за ним.
Он посмотрел на открывшуюся ему занимательную картину, состоящую из слегка разгромлённой комнаты, в центре которой, на диване, прижавшись ко мне с двух сторон, прижухли, греясь две девчонки (а что вы хотели: ноябрь месяц, вечер, окно выбито — температура в комнате снижается довольно быстро, становясь уже вполне себе некомфортной для легко одетых нас, не в раздевалку же за куртками топать). Посмотрел на простреленный экран, на котором, как раз, начинался третий клип. Тот самый, где я, с самым суровым и одухотворённым видом поднимаю навороченный дорогой блочник, оттягивая его тетиву с наложенной на неё стрелой к своему подбородку и целюсь в зрителя.
Князь ничего не сказал. Он, как вошёл, так и вышел молча. Его волю нам чуть позже Борис Аркадьевич озвучил. Противиться ей у нас в головах даже и мысли не возникло. Собрались, оделись и поехали. Все втроём на заднем сиденье одной большой чёрной машины типа «чёрный, тонированный сарай на колёсах» (возможно, что ещё и бронированной. Не знаю. Не слишком в машинах разбираюсь. Да и всё равно мне было) смогли разместиться с достаточным комфортом.
В голове осталась сцена, как отец стоит над трупом того воздушника и очень внимательно его разглядывает. Его и его раны. Очень-очень внимательно. Даже не обернулся на нас, когда мы мимо него к машине шли.
Да — мы. Девчонки от меня так и не отлипли. Ни на лестнице, ни на улице. Ни в машине.
В Кремле, правда, отлипнуть пришлось. Апартаменты-то, выделенные под наше проживание, были разными. Никто не стал селить нас вместе — малы мы ещё для такого. Да и, если с Алиной подобное бы ещё как-то прокатило — она Бездарная, и не из Дворян. То вот с Мари — вообще никак: она — официальная невеста моего брата. Нравится это кому или нет. И компрометировать её таким образом никто бы не стал и не позволил.