Юрий Долгорукий
Шрифт:
Что-то изменилось сегодняшним утром в Юрии, но что - он толком не понимал. Он чувствовал не только горечь недавней утраты, что было объяснимо и естественно, но и какое-то внутреннее высвобождение. Образ отца расплывался, терял реальные очертания (раньше разум не примирялся с утратой!). Уходил Мономах в длинную череду легендарных великих князей, которые воспринимались сознанием только как предания старины, как сказания о днях давно минувших. Олег Вещий, Игорь Старый, Святослав, Владимир Святой, Ярослав Мудрый... А теперь и Владимир Мономах - в былинной неосязаемости...
Почитания
Только теперь до конца осознал Юрий, что отца больше нет и что это — безвозвратно. А коли так, то над ним, князем Юрием Владимировичем Ростово-Суздальским, никого больше нет, кроме Бога!
Остальные князья на Руси князю Юрию либо ровня, либо много ниже стоят. Некому больше навязывать ему свою волю, как порой поступал Владимир Мономах. Ни на кого больше оглядываться не надо, ничьего одобрения не надо искать и ничьего осуждения не надо опасаться. Свободен отныне Юрий в своих помыслах и поступках. Теперь он подлинно самовластец!
Юрий рывком поднялся со скамьи, хлопнул в ладоши.
Тишка из своего тёмного уголка бросился к дверям - открывать.
Осторожно переступая высокий порог, в горницу вереницей входили мужи.
Князь не в кресле своём высоком восседает, а стоит возле, рукой на подлокотник опирается, пальцы крепко сжаты, а глаза смотрят пронзительно, отстраняюще.
Мужи по лавкам рассаживаться не решились, хотя всегда раньше так делали и без княжеского знака. Остановились робкой кучкой посередь горницы. Суровым был князь, непонятным. Гневен на кого-то? Случилось что?
Тяжело и непререкаемо, как глыбы в основание крепостной стены, ложились княжеские слова:
– Запомните сей день, мужи. Пришла пора подлинно возвышать Залесскую Русь, чтобы назвали её Русью Великой. Отныне по-иному будем вершить дела, по-своему, ни на кого не оглядываясь - ни на стольный Киев, ни на богатый Чернигов. Над мужами - князь, над князем - Бог, никаким иным мы неподсудны!
Перебрал Юрий взглядом каждого мужа, словно в душу заглянул. Только покорность в лицах, только страх, только готовность к мгновенному исполнению княжеской воли...
Иного Юрий и не ожидал. Подобрел лицом, неторопливо угнездился в кресле и продолжил уже ненапряжённо, дружелюбно:
– Садитесь, мужи, будем о делах думать.
Обычный совет, обычные неторопливые речи степенных мужей - ничего значительного или опасного не происходило в то утро в Залесской Руси. Да и князь стал вовсе не грозным, разговаривал с мужами ласково. Но уходили мужи задумчивыми и растревоженными. Догадывались, что переламывается что-то и в жизни княжества, и в их собственной судьбе, а что переламывается и почему - не знали.
Наверно, потому и не разъехались сразу по своим дворам, как делали всегда после советного сидения, а вышли за ворота и остановились, словно боясь остаться в одиночестве. Вместе-то спокойнее!
Молчали, вздыхали.
Подошёл задержавшийся у князя воевода Пётр Тихмень.
– Чем озабочены, мужи?
Кто-то из бояр осторожно начал:
– Суров был поначалу князь, а отчего - не ведаем...
Воевода многозначительно поднял палец; одно только слово произнёс:
– Самовластец!
И мужи вздохнули с облегчением. Самовластец - это понятно. Князем-отроком Юрий был, потом, мужая, поднялся до князя-правителя. Теперь - самовластец. Естественное течение жизни, а суров был потому, что объявлять о самовластии надлежит строго и непререкаемо, чтоб запомнили накрепко. Может, для своих мужей и худа в том нет, как служили они князю усердно и прямо, так и служить будут, изменников в Ростове и Суздале точно бы не было и нет. А что до соседних владений, то не суздальским мужам о них печаловать. Жёстко объявил господин Юрий Владимирович: ни на Киев, ни на Чернигов больше не оглядываться! А на другие, не стольные грады, тем более смотреть Ростову да Суздалю ни к чему.
Многим мужам княжеская жёсткость даже понравилась. Давно бы так объявить, а то великокняжеский боярин Ошаня до сих пор в Ростове для чего-то сидит, пития с дворецким Дичком Борщовым немилосердно истребляя. Укажут ему теперь дорогу прочь...
А сошлись мужи на том, что, видно, от Бога предназначение князю Юрию — быть самовластием, и роптать на Божью волю - грех. А что спрос с мужей построжает, так сие княжеству только на пользу.
Тем же вечером Юрий отъехал с немногими ближними людьми в Кидекшу. Не к Ульяне в объятия, но ради уединения и тишины. Давно ушла отроческая любовь, только привычка осталась — если в Кидекше ночевать, то с Ульяной на ложе.
Потом и вовсе перестал Ульяну звать. Огрузнела ключница, обабилась, голос стал громким и пронзительным, с дворовой челядью обходилась жёстко — вразумляла нерадивых литым кулачком по загривку. Крепко держала в своих руках Ульяна княжеский двор, даже огнищанин Корчома её побаивался.
Юрий с грустью думал, что нашёл он ключницу норовитую, рачительную, - цены не было такой управительнице!
– а любушку потерял.
В те редкие ночи, когда Юрий звал Ульяну к себе, ключница приходила безропотно, быстро раздевалась и деловито ложилась рядом. На ложе Ульяна была старательна и сноровиста, будто работу необходимую исполняла, без пыла и любовного трепета - обыденно. Может, и думала она не о Юрии, а о прокисшем ни с того ни с сего мёде, о свежатине, которую не привезли вовремя из дальней вотчины, или о чём ином, хозяйственном.
Получал Юрий телесное облегчение, а в душе - пустота.
Надоедливо всплывало в памяти неприятное: выглянул он однажды в оконце, а Ульяна дланью своей тяжёлой дворовую девку по щекам хлещет, только русая головёнка из стороны в сторону мотается...
Эх, Ульяна, Ульяна!
Не манил Юрия и суздальский дворец. Княгиня Евдокия только вокруг детей хлопочет, не до любовного ей баловства. Не заметил Юрий, как стал главой большого семейства. Подрастали сыновья: Ростислав, Андрей, Иван. Не младни уже - отроки. На отца смотрят восхищённо и почтительно, как на мудрого престарелого мужа. А ведь ему-то, Юрию, едва на вторую половину четвёртый десяток лет перевалил, хоть и ранняя седина в бороде, но в самой он мужской силе, кровь вскипает, по ночам скоромные сны навещают. Грех, наверное, но уж так...