Юрий Долгорукий
Шрифт:
В лето шесть тысяч шестьсот тридцать седьмое [105] снова случилась замятия в Полоцкой земле. Великий князь Мстислав Владимирович созывал князей на съезд ради общего похода в Дикое Поле. Многие князья явились или сыновей прислали, а полоцкие князья на великокняжеский призыв ответили дерзко: «Вы с ханом Боняком Шелудивым здравствуйте оба и управляйтесь меж собой сами, а мы и дома имеем что делать!»
И без полоцких князей Мстислав успешно сходил в Дикое Поле, многие половецкие городки и станы разорил, а кочевья отогнал за Дон к Волге. Но киевские мужи предупредили Мстислава: «Если дерзость полоцким князьям спустишь, то большое зло для всей Руси произойдёт, перестанут
105
1129 г.
Снова начало собираться великокняжеское войско. Но впереди полков Мстислав направил в Полоцк и иные полоцкие грады своих послов и велел громогласно объявить полочанам вины их князей. На самих же полочан гнева у великого князя нет, пусть выдадут князей на суд в Киеве.
Видя неминуемое разорение от сильных великокняжеских ратей, полочане отреклись от своих мятежных князей. Давида, Ростислава, Святослава Всеславичей, двух князей Рогловодичей с жёнами и детьми под стражей привезли в Киев.
Мстислав же, облича мятежных князей перед княжеским советом, велел посадить их на три ладьи и сплавить Днепром в Константинополь. Зятю своему императору Иоанну Мстислав написал, чтобы задержал князей у себя и на Русь не отпускал.
Император, определив опальным князьям довольное содержание, отдал под их начало немалое конное войско и отправил воевать с сарацинами.
После узнал Мстислав, что ратоборствовали князья достойно похвалы, не посрамили имени русского.
В Полоцк же Мстислав отправил князем своего сына Изяслава.
Все эти значительные события прошли мимо Суздаля. Видно, привыкли в Киеве считать, что князь Юрий Владимирович Ростово-Суздальский всегда наособицу. А Юрию только того и надо.
Вот принялся великий князь снова полки собирать, чтобы покарать короля Болеслава за обиды, чинимые в Литве русским купцам, а Юрий - в стороне. Зачем ему на Литву ходить? Ростовских и ярославских купчишек там не обижали.
И второй литовский поход великого князя, в лето шесть тысяч шестьсот тридцать восьмое [106] , тоже был для Юрия без интереса. А вот что, возвращаясь, Мстислав в Новгород завернул и заложил своим попечением ещё один храм - Святой Богородицы - в Суздале отмечали с неудовольствием. А ещё больше огорчились, когда на смену посаднику Завиду Дмитриевичу, самими вечниками выбранному, прислали из Киева великокняжеского служника Петрилу.
106
1130 г.
Без печали приняли в Суздале и неудачу третьего литовского похода. Случилось это в лето шесть тысяч шестьсот тридцать девятое [107] .
Литовцы на прямой бой не вышли, пожгли свои дома и спрятались со скотом и именьем в лесах. Похватав, что можно было, из оставшегося именья и попленив людей, которые неосторожно выходили к дорогам, воеводы безбоязненно повели свои полки обратно. Литовцы же, выходя из лесов большими толпами, немало ратников побили и обозы отнимали. Грустным оказался поход.
107
1131 г.
Юрий не понимал старшего брата. Зачем беспрестанно воюет? Украшал бы лучше свою отчину, города ставил, в мирном покое богатство приумножал. Благолепие Земли - это вечно, а приобретённая в походах слава призрачна, как тополиный пух, сдувает её ветром первой же неудачи.
Не мог уяснить Юрий, ради чего Мстислав, собственные законы презрев, оставил в Чернигове князя Всеволода Ольговича. Был бы в Чернигове смиренный Ярослав, не знал бы забот Мстислав, как не знали забот прежние великие князья Святополк и Владимир Мономах: в полной покорности был черниговский князь Давид, старший брат Ярослава. Олег же Гориславич не один десяток лет мутил всю Русь, и сыновья его, Ольговичи, тоже смирением не отличаются. Пока властвует сам Мстислав, князь Всеволод Ольгович, может быть, будет сидеть тихо. А как помрёт? Уступит ли без войны братьям и сыновьям Мстислава великое княжение? Сомнительно...
А полоцкие походы взять...
Точно бы грозно выступал великий князь Мстислав Владимирович, но останавливался на полдороге, дело не доделывал. Придавил великой ратью всю землю Полоцкую, а удовлетворился малым - выводом Давида с сыновьями, которых сами полочане отдали, а остальных Всеславичей не тронул, да и князем по просьбе полочан оставил Всеславича же - Рогловода. Да и Давид вскоре возвратился в свою землю. Оставленные Всеславичи оказались ещё мятежнее, ещё беспокойнее. Потребовался второй поход, чтобы их окончательно смирить и поставить полоцким князем Изяслава, сына Мстиславова.
С дерзкими князьями Мстислав поступил милостиво, многие даже недоумевали: не казнил, не пометал в земляную тюрьму, а вежливо отпустил на трёх кораблях в Царьград - к тёплому морю отправил, на сладкие греческие хлеба, в блестящих панцирях и шлемах с перьями перед стратиотами красоваться. Может и так случиться, что пожелают вернуться князья-изгнанники на Русь. Подобные примеры бывали. Князь Олег Гориславич четыре года провёл в греческом плену, а потом, заручившись половецкой помощью, возвратился и Всеволода Ярославича, деда Мстислава, из Чернигова вышиб!
О литовских походах Мстислава стыдно и вспоминать. Ради чего воевать? Купчишек в Литве обидели! Так направь посольство, попеняй королю Болеславу, и делу конец. А то только озлили литовцев, стали они окраины Смоленского княжества пощипывать. Хотел Мстислав наказать их новым походом, но только урон потерпел.
Нет, не понимал Юрий старшего брата!
Однажды боярин Василий, скрывая усмешку, поведал Юрию о стыдном деле, которое великий князь Мстислав предпочёл замолчать. Во хмелю тиун-евнух, служивший при великой княгине Христине, разоткровенничался перед верным человеком боярина Василия, что доносил-де он о неверности жены Мстиславу, но тот усердия слуги не оценил. Будто бы рассказал евнух: «Княже, се ты чужие земли воюешь и неприятелей побеждаешь, а когда в свой дом возвращаешься, то непрестанно в суде и в расправе государства трудишься или, с приятелями веселясь, время препровождаешь, того не ведая, что у княгини твоей делается. Тиун Прохор Васильевич часто со княгинею наедине остаётся. Если ныне пойдёшь в княгинины хоромы, сам увидишь, что правду доношу». Великий же князь только усмехнулся в ответ, сказал строго: «Раб, разве не помнишь, как Христина меня любила и как мы в совершенной любви жили? В молодости я не скупо чужих жён посещал, и она, ведая про то, нимало не оскорблялась и тех жён у себя любезно принимала, как будто ничего не ведая, и тем ещё больше меня к любви и почтению обязывала. Ныне я состарился, а княгиня молодая, хочется ей веселиться. Может, и учинила что непристойное, мне следить за ней неудобно, довольно и того, что о том никто не ведает и не говорит. И ты молчи, раб!»
Юрий только руками разводил. Подобного оскорбления мужниной чести не потерпел бы ни один князь, а Мстислав даже не огневался. Если не знает никто, то и позора нет? Во лжи жить согласен?
Василию буркнул сердито:
– Мстислав молчит, и ты молчи. И человеку своему прикажи, чтоб язык укоротил.
– Уже укоротил, - заверил боярин.
– Я ж понимаю, Мстислав тебе брат, княже, тоже Мономахович...
Правда, потом Мстислав тиуна Прошку от двора отставил, отослал в Полоцк и велел бросить в земляную тюрьму. Там, в тесном заключении, тиун и помер. Схоронил Мстислав свой позор...