Юрий Долгорукий
Шрифт:
Потом была и банька, и хмельной мёд из тяжёлого серебряного кубка, и сладкий прощальный поцелуй на крыльце (гридни скромно отъехали за ворота).
Снова петляющая лесная тропа. Сквозь еловые лапы высверкивают звёзды. Двое гридней выехали вперёд, сторожа путь, остальные всадники приотстали, чтобы не нарушать уединения князя. И казалось Юрию, что нет никого вокруг, только ночной загадочный лес, да лёгкость ожившего тела, да явившаяся вдруг надежда, что жизнь приготовила для него ещё много счастливых часов...
Не монах же он, а Суздаль - не монастырь. Грехи перед Богом священник Савва отмолит, а на людей оглядываться самовластцу ни к чему.
Потом
По дороге в Ростов или Ярославль стал гостевать с Василием в других боярских усадьбах. Будто ненароком заезжали, но встречали с лаской и любовью. Видно, у Василия во всех волостях оставались любушки.
Ай да боярин, ай да женолюб!
Однажды попенял шутливо Василию, что жёнок без счета имеет, а тот в ответ (ну точно так, как сам Юрий себя успокаивал, сознавая, что грешен!):
– Святые отцы грехи отмолят, а мы жить будем, пока живётся. Старость придёт, поневоле праведниками станем, и молодых укорять будем в плотских утехах. Не от святости, вдруг обретённой, будем укорять - от зависти.
Сказал - и рассмеялся звонко, весело. Видно, легко было на душе у боярина и сомнения его не тяготили...
Тихо было тогда в Залесской Руси, бестревожно, будто отгородилась она невидимой стеной. А на юге кипели страсти. Зять великого князя, Всеволод Ольгович, согнал с черниговского стола законного князя, дядю своего Ярослава Святославича. Не по-доброму поступил, в обход старейшинства. Приступил к Чернигову со своими полками и половецкой помощью, из дружины Ярослава многих витязей побил и именье пограбил.
Ярослав Святославич отбежал в Муром, а сын его Святослав — в Рязань. Оттуда они слёзно молили великого князя пресечь самоуправство Всеволода. Клялся-де великий князь соблюдать законы наследования княжеских столов по старейшинству, а Всеволод законы нарушил.
Как ни мирволил Мстислав своему зятю, но такого явного беззакония оправдать не решился, послал к Всеволоду послов, чтобы тотчас из Чернигова съехал и вернул княжество Ярославу Святославичу.
Всеволод великокняжеских послов принял вежливо, но покидать Чернигов отказался наотрез. Дескать, давно уже Святославичи, к роду которых принадлежит Ярослав, права на Чернигов потеряли, вокняжились бы там Давыдовичи, племянники его, а если никто из них ныне на Чернигов не посягает, то законными наследниками становятся Ольговичи, из коих он, Всеволод, старший.
Сомнительными были доводы Всеволода Ольговича, многих киевских советных мужей не убедили, и Мстислав вынужден был вмешаться. Сильные великокняжеские полки обступили Чернигов.
Однако Всеволод Ольгович города не сдал, сел в крепкую осаду. Союзные Всеволоду половецкие ханы Оселук и Осташ приблизились с семью тысячами конных к русской границе. Правда, половецких гонцов, пробиравшихся в Чернигов, сторожи переимали и снестись ханам напрямую с Всеволодом не удалось, но кочевали они со своими ордами неподалёку и могли нагрянуть из Дикого Поля.
Осада затягивалась, Всеволод не уступал.
Слабодушный Ярослав Святославич, разуверившись в возможности вернуть Чернигов, сам попросил великого князя оставить его в Муроме, с Всеволодом помирить.
Всеволод же посылал в Киев посольство за посольством, со многими дарами и мольбами черниговского княжения не лишать. Доброхоты Всеволода в самом Киеве советовали великому князю ничего не переиначивать, чтобы дальше не раздувать усобицу. Всеволод-де от Чернигова не отступится, быть большой крови.
Мстислав колебался. И кровопролития ему хотелось избежать, и от своей клятвы - соблюдать среди князей старейшинство — отступаться было неприлично.
Неожиданно за Всеволода заступилась церковь. Игумен Андреева монастыря Григорий, весьма уважаемый и Владимиром Мономахом, и самим Мстиславом, объявил, что снимает клятвопреступление с великого князя на себя. Лучше-де клятву преступить, чем проливать невинную кровь христианскую.
Может, одного Григория великий князь и не послушал бы, но в Киеве собрался церковный Собор. Прежний митрополит Никита помер, нового из Царьграда ещё не прислали, и Собор осуществлял высшую духовную власть. Святые отцы, епископы и игумены уважаемых монастырей, приговорили грех клятвопреступления соборно взять на себя, а великого князя не виноватить.
Мстислав уступил, хотя потом неоднократно сетовал на свою слабость, принёсшую урон великокняжеской власти. «Как я могу, учиня суд неправый, от подданных своих правости, справедливости и клятвохранения требовать и наказывать за преступления их, сам перво быв клятвопреступником»?
Так и остался Всеволод Ольгович в Чернигове, Ярослав - в Муроме, а детям Давыдовым для утешенья отдали княжество Северское.
Не успел Мстислав с черниговскими делами распутаться - заполыхало на западном рубеже. Строптивые полоцкие князья, Давид Всеславич с сыновьями, начали воевать и разорять окраины Смоленского княжества, а Смоленск-то - вотчина Ростислава, сына великого князя. По замиренью с Всеволодом великий князь Мстислав Владимирович объявил поход на Полоцкую землю. Полки собирались под городом Борисовом. Пришли братья Мстислава: Вячеслав из Турова, Андрей из Владимира-Волынского. Сыновья пришли: Всеволод из Новгорода, Ростислав из Смоленска, Изяслав из Курска. Великая собралась рать, ибо и иные князья либо сами пришли, либо воевод с полками прислали. Даже Всеволод Ольгович Черниговский сам пришёл и братьев своих с сыновьями привёл.
Перед такой грозной силой дрогнули полочане, а когда передовой полк князя Изяслава Мономаховича взял крепкий град Логожск и подступил к Неключу, сами, сговорясь, изгнали из Полоцка мятежного князя Давида с сыновьями. Своим князем они избрали Рогловода, из того же рода Всеславичей, и Мстислав этим удовлетворился, отвёл свои рати.
Юрий на призыв старшего брата не откликнулся, хотя явно великокняжескому гонцу не отказывал. Полк из Ростова даже выступил в поход, о чём великокняжеский доглядчик Ошаня тут же погнал скоровестника в Киев, да потерялся где-то в лесах между Нерлью и Москвой-рекой. Не было полка в воинском стане под Борисовом.
Своим же доверенным мужам Юрий сразу сказал:
– Пересидим войну дома. Полоцкие князья к нашей земле ни с какого боку не прикасаются, что нам до них? А брат Мстислав только-только с черниговской замятней разобрался, с Суздалем ссориться ему не с руки. Пересидим...
Больше о полоцком походе в Суздале не вспоминали.
Но о том, как Мстислав отступился от клятвы своей, норовя Всеволоду Ольговичу Черниговскому, толковали много, предвидя грядущие опасности для Суздаля и Ростова. Единожды переступив через свою клятву, может и вдругорядь Мстислав на подобное решиться. Столь ли уж прочно его закрепление за Юрием Залесской Руси? Ведь подминает Мстислав вотчины под своих братьев и сыновей, куда как ретиво подминает. В чём другом уступчив, а в этом упрям и несговорчив. Тут задумаешься...