Юрий Долгорукий
Шрифт:
Княжеский судовой караван двигался вверх по реке Ловати неторопливо, несторожко. Да и от кого было сторожиться? Ведь новгородцы отпустили князя со всей приязнью, а до рубежей Смоленского княжества, извечной вотчины Мстиславичей, было рукой подать - вёрст триста. Для русского человека, привыкшего к немереным просторам своей земли, триста вёрст не расстояние!
Князь Святослав Ольгович коротал скучные путевые дни в беседах с посадником Якуном. В Новгороде всё было некогда, утонул князь в непрестанных заботах и хлопотах, а тут можно было без торопливости поговорить и по достоинству оценить собеседника.
Мудрым и прозорливым мужем оказался
Прокопий больше отмалчивался, но по всему было видно — неспокоен брат посадника, чем-то встревожен. На длительных береговых стоянках (княжеские ладьи причаливали к берегу задолго до заката и снова отправлялись в путь близко к полудню - не торопились) Прокопий посылал в подкрепление княжеским сторожам своих боевых холопов с десятниками. Княжеские сторожа несли службу лениво, больше дремали, чем в темноту вглядывались, люди же Прокопия исправно бодрствовали всю ночь, глаз не смыкая.
Всеволод даже сердился:
– От кого сторожишься, боярин? По своей, чай, земле идём!
– Была своя, а ныне не знаю, чья...
– угрюмо басил боярин.
И накликал-таки неразговорчивый боярин беду. Возле городка Холма нагнали Всеволода быстрые новгородские ладьи, с боков обежали и поперёк реки встали.
Суровый седобородый муж в ратных доспехах прокричал с новгородской ладьи, чтобы выдали Якуна и Прокопия, а самому князю путь чист.
Боярский сын Обрядко, тиун Святослава, пробовал было отнекиваться: ничего-де о Якуне с Прокопием мы не ведаем, с собой в ладьи не брали (беглые бояре тем временем сидели под палубой, в потайной каморке). Однако новгородский муж был настойчив:
– Не срамите своего князя. Доподлинно известно, что Якун и Прокопий с вами. Не выдадите добром - сами обыщем все ладьи и возьмём неволею.
Пришлось подчиниться.
Якуна и Прокопия тут же заковали в железа и повезли в Новгород.
На берегу изменных бояр встретила разгневанная толпа вечников. Били их смертным боем и хотели с моста в Волхов скинуть, едва епископ Нифонт от казни отмолил, поручившись, что впредь против Новгорода злоумышлять не будут. Взяли с изменников превеликие виры (с Якуна - тысячу серебряных гривен, с Прокопия - пятьсот) и посадили в крепкое заточение. Сторожами были назначены чудины, упрямые и несговорчивые тюремщики, чтобы не могли доброхоты Якуна стражу совратить и с опальными боярами сноситься.
А дальше началось самое непонятное.
В Киев отправилось новгородское посольство, епископ Нифонт с боярами. Наказано было послам, чтобы просили великого князя Всеволода Ольговича отпустить в Новгород своего сына Святослава. Святослав в то время сущим младнем был. Вроде бы есть в Новгороде князь и вроде бы нет князя - новгородским властям полная воля...
Не успело новгородское посольство до Киева добраться, как нагнало его другое посольство с другим наказом. Теперь новгородцы просили великого князя, чтобы ни брата, ни сына в Новгород не посылал, потому что связаны новгородцы прежним крестоцелованием - никого, кроме Мономаховых детей и внучат, на княжение не звать. Просили новгородцы отпустить к ним Святополка Мстиславича, князя-изгоя, который шатался меж чужих княжений, а своего не имел. Только тем и славен был Святополк, что породнился с великим князем Всеволодом Ольговичем - были они женаты на родных сёстрах.
Новгородские хитрецы рассудили, что против своего шурина Святополка, хоть тот и Мстиславич, великий князь особенно возражать не будет - всё-таки родственники!
На всякий случай послы многозначительно намекнули, что могут и к Юрию Владимировичу Ростово-Суздальскому переметнуться:
– Если не хочешь Юрия и детей его в Новгород допустить, то пошли к нам шурина своего Мстиславича!
Всеволод не хотел ни того, ни другого. Незадачливого Святополка Мстиславича, который начал было сам сноситься с новгородскими послами, велел схватить и вместе с епископом Нифонтом и боярами всадить в земляную тюрьму в Берестове.
Не уступал великий князь, упрямились и новгородцы.
Девять месяцев оставался Новгород без князя!
Новгородские мужи начали опять сноситься с князем Юрием. Позвали из Суздаля беглых бояр Судилу, Нежату и Страшка, приняли их с честью, а Судило Иванковичу даже отдали посадничество.
Юрий Владимирович являл себя перед новгородцами миротворцем и человеколюбом. На что уж сильно досаждали ему Якун с Прокопием, но он семьи их из Новгорода вывез и достойно содержал в Суздале. А потом и самим опальным боярам помог из заточенья выйти и воссоединиться с семьями. Многие в Суздале недоумевали. Как так — явных недоброжелателей вдруг простил?
А недоумевать было нечего. К Новгороду снова подбирались Мстиславичи, а Якун был и остаётся Мстиславичам лютым недругом. Снова сходились жизненные дороги суздальского князя и бывшего новгородского посадника.
Однако Юрий, заигрывая с новгородцами, другой рукой на них исподволь давил. Замечать стали новгородцы, что реже приходят из Низа хлебные обозы, с солью перебои, новгородских купцов начали обижать в поволжских городах, на заставах княжеские мытники так судовые караваны шерстят, что и торговля оказывается не в прибыль.
Собрались на совет новгородские властные мужи (верховодили теперь посадник Судила Иванкович со товарищами, доброхоты Ольговичей после отъезда Якуна притихли). Единодушно порешили: «Если Всеволод Ольгович к нам на княжение шурина своего не отпускает, а братьев его и сыновей против клятвы, учинённой Владимиру Мономаху, мы принять не можем, то иного выхода нет, как просить у Юрия Владимировича сына его Ростислава!»
Князь Ростислав Юрьевич снова отправился в Новгород. Без радужной надежды ехал Ростислав, но и без печали, привык уже мотаться туда-сюда, даже дорожных сундуков не разбирал.
В лето шесть тысяч шестьсот сорок девятое [116] Ростислав сел на новгородское княжение.
Раздосадованный Всеволод Ольгович сумел ответить только быстролётным наездом на Торжскую волость, разорил град, сёла пограбил и пожёг и отбежал прочь, не дожидаясь, когда соберётся новгородское ополчение.
Бедный град Торжок!
Новгородцы извиноватятся, а по нему бьют, потому что стоит Торжок на самом краю Новгородской земли, поблизости и от ростовских, и от смоленских рубежей...
116
1141 г.