Юрий Долгорукий
Шрифт:
А потом великому князю Всеволоду Ольговичу и вовсе не до Новгорода стало. В Переяславле скончался князь Андрей Владимирович Добрый. Брат великого князя, Игорь Ольгович, тут же потребовал передать ему Переяславское княжество. Но у Всеволода были на Переяславль свои виды. Он без задержки посадил в Переяславле князя Вячеслава Владимировича Туровского, твёрдо рассчитывая, что смиренный Вячеслав возвратит город, когда ему, Всеволоду, это будет угодно.
Игорь обиделся, сговорился с племянниками своими Давыдовичами и пошёл войной на старшего брата. Только полки Ростислава Мстиславича Смоленского позволили
Но за помощь пришлось дорого заплатить Мстиславичам. Переяславское княжество перешло к князю Изяславу Мстиславичу (Вячеслав без спора отъехал в свой Туров). Пришлось Всеволоду задабривать и собственную братию: Игорь получил прибавление в вотчинах, Святослав - благословение на новгородское княжение.
Сильнее всех пострадал от киевской замятии князь Юрий Владимирович, хотя сам от неё оставался в стороне. В военной неразберихе, когда вражеские рати шагали туда-сюда по киевским и черниговским полям, был разорён дотла и разграблен Остерский городок, наследственная вотчина Юрия. Всё именье вывезли из града и окрестных сел: и коней, и скот, и товары, а виноватых не оказалось. Наместник Юрия едва успел с дружиной из града убежать. Было у Юрия своё крепкое место всего в шестидесяти вёрстах от стольного Киева, и вот — не стало...
А тут ещё новгородцы, уведав, что великий князь побил своих супротивников и благословил на новгородское княжение Святослава Ольговича, поспешили отослать князя Ростислава Юрьевича из города. Одно утешенье — и Святослав не усидел в своевольном Новгороде, отослали его вечники, а великого князя стали просить, чтобы иного князя прислал.
Тут даже великий князь растерялся, велел позвать лучших новгородских мужей и расспросить, кого же они хотят?
Пока лучшие новгородские мужи неторопливо ехали в Киев, зашевелились Мстиславичи. Случай-то какой удачный представился: ни Юрьевича, ни Ольговича вечники не пожелали!
В Киев самолично отправился Изяслав Мстиславич, стал домогаться новгородского стола для своего брата Святополка. Великий князь не решился отказать своему недавнему избавителю, отдал Святополку новгородское княжение.
Другие Ольговичи тоже не осмелились тогда Мстиславичам перечить, недавняя для них война склоняла к осторожности. Однако, негодуя на весь княжеский род Мономаховичей, они согласно напали... на князя Юрия. Хоть какое-то было для них утешенье, Юрий ведь из рода Мономахова, а Мстиславичи за него вступаться не будут - враждуют из-за Новгорода. И ведь верно рассчитали - Изяслав Мстиславич и слова в защиту Юрия не сказал.
Игорь и Святослав Ольговичи, племянники Давыдовичи со своими дружинами ворвались в суздальские волости. Нежданно пришли, через рязанские земли, многие сёла пограбили и людей попленили, пока Юрий, сидевший тогда в Ростове ради новгородского дела, подоспел со своими полками. Но было уже поздно: Ольговичи и Давыдовичи отбежали с добычей.
Проезжал Юрий по своей разорённой, опалённой пожарами земле, и снова всплывало давно задуманное, но не свершённое за иными заботами: был бы крепок рубеж на Москве-реке, не вошли бы с рязанской стороны беспрепятственно чужие рати!
Печально заканчивалось для Юрия Владимировича лето от Сотворения Мира шесть тысяч шестьсот сорок девятое [117] . Печальное не только разорительным набегом, но и отчуждением Юрия от других князей. И Мстиславичи были против него, и Ольговичи с Давыдовичами, а о великом князе Всеволоде и говорить нечего — давно присматривается подозрительно, боится соперничества из-за стольного Киева, хотя Юрий явно таких намерений не показывал.
Намеренно хотят отторгнуть Юрия от общих княжеских дел?
117
1141 г.
В этой опасной мысли Юрий утвердился, когда в Киеве собрался княжеский съезд. Все Ольговичи съехались, Давыдовичи, Мстиславичи, а его, Юрия, даже не позвали. Без него судили-рядили о будущих княжениях!
Потом, когда в Суздале стало доподлинно известно, о чём говорили князья на съезде, Юрий подумал: а, может, и лучше, что его не позвали? Заздравные чаши князья поднимали дружно, а как до дела дошло - издвоились. Юрий же ни к той, ни к другой стороне не прислонился и сам теперь волен выбирать, что для Суздаля полезнее.
Великий князь Всеволод Ольгович свою речь построил хитроумно, начал издалека, с Закона Русского и обычаев предков: «Братия, известно вам, что всяк своё княжение даёт сыну, как Закон Русский показует, или брату. Но великое княжение особенное, на другие княжения непохожее. Владимир Мономах своё великое княжение старшему сыну передал, и мирно всё прошло. А Мстислав брату своему Ярополку власть отдал, не получив согласия других князей. Сами ведаете, сколько зла и разорения в государстве приключилось, пока утишилось всё. Надобно будущее несогласие упредить добрым учреждением, не только ради вас самих, но и детей ваших. Если мне смерть по Божьей воле приключится, то кому быть на великом княжении? Требую вашего совета...»
Владетели гордо выпрямились, великий князь на их усмотрение будущее великого княжения оставляет! Как тут было не загордиться!
Но следующие резкие слова Всеволода развеяли высокомерное благодушие:
– А я так рассудил и определяю великое княжение брату моему Игорю, вы же целуйте мне на том крест, что сие моё завещание сохраните.
Ольговичи и Давыдовичи одобрительно загудели. Князь Вячеслав Владимирович Туровский, по обычаю своему смиренному, промолчал. Только Изяслав Мстиславич вскинулся было, упрекнул великого князя:
– Отче, ты прежде обещал мне Киев после себя отдать, а ныне отдаёшь иному?
Всеволод ответил жёстко и непререкаемо:
– Я тебе раньше обещал, а ты обещался меня как отца почитать и быть в воле моей, но обещанного не исполнил. Потому слово своё я обратно беру...
Замолчал Изяслав, не стал дальше спорить. Мстиславичи были на съезде в явном меньшинстве. Но и о согласии своём не сказали. Так и разошлись князья, не договорившись.
Назавтра снова собрал Всеволод Ольгович на своём дворе князей. Выглянул Изяслав нечаянно в оконце, а двор дружинниками Ольговичей наполнен, ворота заперты. Понятно стало Изяславу, что лишь два пути перед ним: или в согласие идти, или в крепкое заточение, а то и похуже.