Юрий Гагарин
Шрифт:
Министерство обороны, которому надо было бодаться с американцами на Земле, не понимало, в чем состоит оборонное — то есть военное — значение Луны; это казалось шарлатанством и прожектерством: тратить деньги на межпланетные путешествия. Гагарин понимал — но доказать ничего не мог. Луна была очень-очень близко — и очень-очень далеко. Лиса и виноград.
Между тем официально от идеи покорения Луны никто не отказывался, так что между 1961 и 1966 годами СССР, называя вещи своими именами, блефовал. Танцы были, песни про то, что «заправлены в планшеты космические карты» — тоже были, даже глобус Луны у Гагарина в кабинете стоял, а вот никакой конкретной лунной пилотируемой программы не было.
В 1963 году осознание этого факта дало английскому астроному Ловеллу, вернувшемуся из поездки по космическим объектам СССР и имевшему много бесед с официальными лицами, повод сделать заявление, что, по существу, США ведут гонку за Луну с самими собой — и СССР в ней не участвует.
Когда эйфория кончилась и стало ясно, что американцы
Наиболее продуманный план подготовки экспедиции на Луну — с конкретными экипажами, с программой тренировок — был принят лишь в начале 1966-го и рассчитан на два с половиной года. Луну предполагалось освоить в три приема. Сначала — облет (шесть — восемь кораблей, не одновременно, конечно). Затем — высадка лунохода, который должен был обследовать места прилунения корабля с космонавтами. Наконец, настоящее вторжение: корабль с людьми. Состав группы космонавтов, которых должны готовить по программе облета Луны, постоянно меняется; в нее обязательно хотели включить людей от ОКБ. Гагарин должен был стать командиром одного из экипажей.
В 1968 году, за две недели до гибели Гагарина, была утверждена новая, «рассчитанная на 2,5 года программа подготовки космонавтов для экспедиции на Луну. Фактически уже с января этого года мы начали готовить по этой программе 18 космонавтов» (9). «По программе облета Луны конкретные экипажи проходили интенсивную подготовку. Выезжали даже в Сомали для визуального изучения созвездия Южный Крест и других особенностей небосвода Южного полушария, которые нельзя наблюдать в Москве» (26). Однако, даже если и так, все это по сути означало, что «первые полеты лунного корабля по орбите вокруг Земли могут состояться во второй половине» 1969 года, «а экспедиция на Луну — не раньше 1970–1971 годов» (9).
Общераспространенным является мнение — его охотно поддерживали преемники Королева, Мишин, а затем и Глушко, — что в последние годы своей жизни Королев сбился с пути, зашел в тупик и продолжал экспериментировать с созданием огромной лунной ракеты Н1 лишь в силу своего упрямства, хотя на самом деле понимал, что проект обречен на неудачу. В чрезвычайно любопытной книге «Марсианский проект Королева» (26) утверждается, однако, что Королев вовсе не был одержим Луной и что он вовсе не спекся на «лунной гонке»: его мечтой был Марс, а сама Луна интересовала его лишь постольку-поскольку, как промежуточная стадия; и именно поэтому он не форсировал лунную программу между 1961 и 1965 годами.
Понимал ли все это Гагарин и насколько утешительной была для него надежда, что в 1974-м кто-то — может быть, и он — полетит на Марс (в 1966-м уже и дизайн вымпелов придумали, и посадили четверых моряков в подводный контейнер на глубину 200 метров, чтобы те сидели там четыре месяца и выясняли, насколько важна проблема психологической совместимости при путешествиях в герметичных кораблях на дальние расстояния), трудно сказать. Теоретически у него был шанс поучаствовать в еще одном многообещающем мероприятии — облете Солнца: Королев планировал его как важный промежуточный этап, между лунным и марсианским. Разумеется, мы и так летаем вокруг Солнца — но Королев собирался лететь по гелиоцентрической орбите, отличающейся от земной, скорее всего, в другую сторону. Все это было очень интересно, но, скорее всего, Гагарин все-таки рассчитывал именно на Луну — и готов был лететь туда на чем угодно, хоть на метле (9), и на каких угодно условиях — даже в один конец [61] .
61
На самом деле, идея действовать по принципу «прилуниться — а там посмотрим» посещала далеко не только Гагарина. О том же думали и американцы. «„Так будет дешевле, быстрее и, возможно, это единственный способ победить русских“, — цитирует Дулинг формулировку Корда. Дулинг сообщает, что данные, собранные спецслужбами, свидетельствуют в пользу предположения о том, что Советы смогут осуществить мягкую посадку космического аппарата на Луне с человеком на борту в 1969-м» (3). Однако «в один конец» — это не как в пелевинском «Омоне-Ра»: водрузить флаг и умереть от голода. Нет, конечно. «Ни советский, ни американский вариант не подразумевали того, что несчастный космонавт останется на Луне на веки вечные. Его должны были забрать — в течение периода длительностью от одного до трех лет — сразу же после того, как будет найден способ и сконструировано соответствующее оборудование. Вслед за первым, с человеком, должно было последовать еще девять пусков. Другие ракеты должны были доставить жилой модуль, коммуникационный модуль и оборудование, строительное оборудование — чтобы собрать модули, плюс 9910 фунтов еды, воды и кислорода, которые, как предполагалось согласно проекту, космонавт мог потреблять, дожидаясь своих спасителей. Кто, спрашивается, согласился бы на подобное предложение? „Все были уверены, — писали Корд и Сил, — что здоровые и должным образом подготовленные добровольцы для этой миссии будут найдены — даже если шансы на возвращение будут нулевыми“. И я, — пишет Мэри Роуч, — верю в это. И сейчас есть астронавты, которые будут счастливы подписаться на полет на Марс в одну сторону. Подобный сценарий не предполагает даже возможности возвращения обратно. Впрочем, экипаж будет доживать остаток своей жизни не в одиночку — к нему будут прилетать беспилотные транспортные корабли» (3).
Хотя важнейшим пунктом в дипломной теме «Освоение Луны» предполагалось сделать «Оборонное значение освоения Луны» — и именно в этом аспекте рассматривать автоматические устройства, обитаемые корабли облета, корабли и средства для прилунения и возвращения на Землю, тему не поддержал маршал Руденко, испытывавший сильные сомнения в том, что проект «Луна» будет реализован. Гагарину предложили на выбор три дипломные темы: «Орбитальный самолет-разведчик», «Орбитальный самолет-перехватчик» и «Космический корабль для нанесения ударов по объектам на Земле» (9).
О том, насколько серьезным было обучение в Академии, можно понять по выступлению Гагарина на защите диплома, которое можно использовать как мантру, вводящую в гипнотический транс (17): «Была выбрана аэродинамическая схема летательного аппарата и произведено исследование его аэродинамических характеристик. Прежде всего рассчитаны статические характеристики данного аппарата. В принятой методике летательный аппарат заменяется крылом сложной формы в плане, которое, в свою очередь, заменяется вихревой поверхностью. Она представляет собой определенное количество косых подковообразных вихрей. Граничные условия удовлетворяются в расчетных точках. Затем по теореме Жуковского „в малом“ находится распределенная нагрузка, действующая на крыло. А потом — суммарные характеристики. Результаты теоретических расчетов, которые проводились на электронно-вычислительной машине БЭСМ-2М, представлены на двух графиках. В качестве примера построены зависимости подъемной силы и момента по углу атаки…» (и это мы еще не дошли до «момента демпфирования по угловой скорости и по изменению положения центра тяжести»).
Нравы в Академии были строгими, но космонавтам — особенно выпускникам — позволялись некоторые послабления. На празднование по случаю защиты диплома Гагарин приносит зажаренного целиком кабана.
Логика поступков Гагарина была задана ситуацией, а ситуация была такая: космос, точнее, пилотируемые космические полеты находились в ведении Министерства обороны, где сидели трезвые военные, которое не слишком верили в их практические перспективы. Логика подсказывала, что после одноразовых «Востоков», «Восходов» и «Союзов» следовало попробовать создать многоразовый космический корабль типа «Шаттла» и «Бурана», только поменьше, одно-двухместный. Но логика у всех заинтересованных сторон была своя — и со всеми приходилось бодаться. С министром обороны маршалом Малиновским — чтобы министерство заказывало космические аппараты, с его преемником Гречко — чтобы начинали создавать многоразовый космический корабль (Гречко прочел их доклад и, «назвав предложение фантастикой, потребовал от космонавтов оставить эту затею и „заниматься делом“» (28)); с ОКБ, которое выступало за дальнейшую автоматизацию и не верило в возможности дремучих летчиков, которые едва-едва могут освоить устройство космических приборов, — чтобы поверили в будущее пилотируемой космонавтики; с инженерами из бюро Челомея, которые требовали строить не корабли, а орбитальную станцию «Алмаз»…
У хорошо сведущего в бюрократических тонкостях Каманина был свой план того, как вернуть стратегическую инициативу и оказаться на Луне первыми: «…убрать Малиновского, передать космонавтику от Крылова к Вершинину <то есть чтобы космонавтику курировал не ракетчик, главком ракетных войск стратегического назначения, а непосредственно ВВС> и допустить космонавтов к руководству космическими делами» (9).
Чего Гагарину не хватает — так это реального Проекта: еще одного полета — просто по орбите, на Луну, вокруг Солнца или на Марс, и вот на этой «тяге в небо» как раз и фокусируются с удовольствием все мемуаристы. О чем они редко упоминают — так это об одном простом обстоятельстве: среди желающих был не один Гагарин, там худо-бедно действовал очень простой механизм, обеспечивающий порядок, — очередь, в которой стояли его ближайшие товарищи, — и пробиваться вперед, только потому, что он Гагарин, а иначе ему будет психологически очень некомфортно, было бы совсем уж свинством: еще не все ребята по разу-то слетали, а он уже лезет по второму. По большому счету, у него появлялся шанс слетать во второй раз года после 1970-го.