Юся и эльф
Шрифт:
— Думаю, бабушка оценит, — Эль отлично меня понимал. — И тебе не стоит опасаться.
А вот это он зря.
Я догрызла булку — на подносе оставалось еще с полдюжины, и спросила:
— А... тебе не будет за меня стыдно?
Эль вздохнул.
Поднялся. И подал руку. А потом сказал:
— Никогда.
Что ж... остается поверить.
К полудню солнце решило, что с него хватит. А из подвала выползла крыса. Она была толстой, ленивой и на удивление наглой, если не нашла ничего лучше, как забраться
И перестало вдруг раздражать платье из эльфийского шелка, удивительно совершенное, слишком уж совершенное, как для меня.
Прическа.
Жемчуга.
Все это, начиная от туфель и заканчивая темным камнем, который вплели в волосы, и теперь он спускался на мой лоб, прилипнув к нему — тянуло немедленно оторвать — перестало вдруг быть важным. А вот крыса... у меня не было крыс.
Так я думала.
...ее обнаружил маншул. И издал протяжный низкий звук, то ли мяв, то ли рокот.
Он запрыгнул на стол и ходил кругами, а длинный хвост его подергивался, а крыса, тогда еще живая, следила за мертвым котом. Она не скалилась, она сидела смирно и смотрела. И я тоже смотрела.
Пыталась отрешиться от зуда, который вызвала серебряная пудра — без нее, оказывается, в свет никак неможно выходить, — и смотрела.
И все равно пропустила момент, когда крыса дернулась и, завалившись набок, заскребла лапами.
— Что у вас тут... — Глен, на котором фрак смотрелся вполне даже прилично, добавил пару слов, с фраком не увязывавшихся.
А крыса издохла.
И маншул, верно, решив, что свой долг исполнил, спрыгнул на пол.
— Пакость какая, — Глен поднял крысу за хвост и поморщился. — Ты бы амулет защитный купила, что ли...
Защитный амулет у меня имелся, но говорить я ничего не стала.
Я поднялась в свою комнату.
Открыла шкаф.
Вытащила несколько запылившуюся шаль, впрочем, пыль моментально впиталась в нежные лепестки флердоранжа. Обернув шаль поверх эльфийского шелка, я подошла к зеркалу.
— Сделай... что-нибудь, чтобы в тему.
Странно разговаривать с платьем, но если уж в нем есть частица божественной сути, то почему, собственно говоря, и нет?
Цветы потемнели.
Истончились и... шаль изменилась. Она потекла, расползаясь по ткани, истончаясь, превращаясь в точную копию платья. Или не копию? Пара мгновений, и ее не стало, разве что появился поверх текучего темного шелка черный же узор, заметный только если приглядеться.
— Спасибо.
Мне стало спокойней. Определенно.
Прекраснейшая леди Алауниэль пребывала в крайне дурном настроении, основной причиной чему была единственная и горячо любимая — а в приличных эльфийских семьях иное невозможно — свекровь, визит которой, следовало признать, несколько
А все почему?
А все потому, что ее дорогому мальчику категорически не повезло с супругой, которая, мало того, что относилась к презренному людскому роду, так еще и умудрилась быть некромантом.
...и божественное благословение к тому же...
...Малый Совет в лице трех знакомых, к которым леди Алауниэль обратилась с просьбой о возможности расторгнуть нелепый этот брак, ответил категорическим отказом. Большой... скорее всего сочтет повод недостаточно веским, а если и снизойдет, то нескоро...
...корона и вовсе предпочитает не вмешиваться в личные дела подданных, будто не понимает, что от благополучия их зависит благосостояние самой короны. А о каком благополучии может идти в браке с человеком?
Это не брак, фарс...
...и леди Алауниэль всенепременно найдет способ его прекратить.
Она подавила вздох.
Окинула взглядом дом, который был в той мере совершенен, чтобы не раздражать ее еще более. Правда, в последние недели совершенство его подверглось немалым испытаниям, но леди Алауниэль с честью их вынесла.
И не позволила испортить фасад совершенно варварскими подвесными горшками, в которых росли совершенно варварские петунии.
И хризантемы в бронзовых цветочницах убрала.
Гостевыми покоями, конечно, пришлось пожертвовать, но потом, позже, леди Алауниэль с огромной радостью избавиться от всей той позолоты и фарфора, которые в них скопились.
...но с Тири следовало что-то делать. Даже если смириться с мыслью — а смиряться у леди Алауниэль всегда получалось плохо — что развод невозможен, то добиться раздельного проживания куда как проще... а там, лет через пять или десять поднять вопрос снова... и снова... и в конце концов... главное, чтобы Тири понял: мама не желает зла.
— Дорогая, у тебя такое выражение лица, будто тебя пучит, — сама леди Эрраниэль излучала спокойствие.
Очарование.
И кажется, совершенно не смущалась, что любовник ее был полукровкой на треть моложе ее самой. А ведь даже не спросила, желает ли леди Алауниэль принимать это существо в своем доме. Любовник щурился, крутил коротко стриженой — будто нарочно, чтобы подчеркнуть свою дефективность — головой.
— Меня не пучит.
Застыли розы.
И хрустальные эустомы, которые леди Алауниэль лично расставляла в вазы, добиваясь того совершенства композиции, когда и примитивным особям становится понятна ее совершенство.
— Как знаешь, — легко согласилась леди Эрраниэль. — Но если все же пучит, у меня есть совершенно чудесное средство. Газы выйдут и все.
— У меня нет газов!
— А выглядишь, будто есть. Дорогая, в этом нет ничего стыдного, иногда лучше испортить воздух, чем кому-то жизнь.