Ювелирный мастер
Шрифт:
– Выходит, ты подобрался к эпицентру? Стремительно набираешь обороты?
– Что-то сбивает, не дает покоя, тревожит. Не могу сказать точно. Нога занесена для первого шага, однако смута неуверенности все еще терзает. Мечты, да и только и поэтому требуется время, чтобы обдумать каждую деталь. Требуются дни и ночи, посвященные мыслям о них и их представлениям. Или нужны подходящие обстоятельства: вдохновение. Еще и представления не имею о его виде, однако абсолютно уверен в том, что кольцо родится благодаря мастерству моих рук.
Они дружелюбно пожали друг другу руки и разошлись. Константи всегда жал крепко и не терпел, когда протягивали сухие ладони, напоминающие тряпки. Каждый
3
Расхититель квартир, опустошивший тьму загоревшейся лампочкой, ворвался в свой дом. Знакомая, ожидавшая жильца тень коридора бесчувственно приняла хозяина или гостя, тот сам не разбирался и продолжал вечно гадать. Электрический свет, без шансов стремившийся сравниться с солнечным, проделывал очередные попытки: озарял своим блеском раскаленной проволоки прихожую.
Кроссовки грохнулись на прежнее место. "Кто-то сейчас до блеска чистит туфли и аккуратно ставит их в шкаф, – думал Николай, – бросает грязные вещи в корзину для стирки, после ополаскивает тело горячей водой. И что делаю я? Несколько минут обездвижено торчу и рассматриваю покрывшуюся пылью обувь. Творцы оставляют уникальные подписи после вновь созданных шедевров. Разгуливая по улице, размышляют или наталкиваются спутниками или прохожими на драгоценные идеи и, чтобы не упустить их, торопясь, записывают. Почему же мне не доводилось держать в кармане пиджака или брюк маленькую записную книжечку. Вот Костя,например, постоянно оставляет в ней пометки, настолько часто, что целая коллекция, готов спорить, уже томиться на отдельной полке книжного шкафа. Записная книжка! – Выкрикивал громкий внутренний голос. – В моих-то руках она бы скоро наполнилась умными мыслями!"
Он вытер лицо полотенцем, стоя перед зеркалом. Улыбнулся так, как делают это победители, важно и гордо, следя за каждым тонким движением мышцы лица. Стандартное лицо человека, без особенностей. Пожалуй, каждый, не сумевший найти подходящей опорной точки в жизни, вечером или рано утром в ванной рассматривает себя перед зеркалом, пристально разглядывая нос, небольшие мешки под глазами, волосы на голове, морщины на лбу, родинки, дефекты кожи, ища восхищения в каждой детальке лица, с трудом натягивая выражение уверенности в пределах ванной, однако стоит этому субъекту переступить порог парадной, или квартиры, или даже перебраться в соседнюю комнаты, как всё то, что только для него казалось непоколебимым, вечным, внутренним достоянием плоти, окисляется сомнениями, любопытными, ничего не значащими взглядами окружающих. Разрушается всевозможными когда-то произошедшими и еще непроизошедшими событиями. У таких людей только одно спасение: в зеркале, что висит там, где нет никого постороннего, ведь прилюдно они боятся взглянуть даже в камеру телефона.
Окно кухни Николая, и ещё несколько окон в этом же доме, горело наперекор наступающей ночи. Он без аппетита ковырял вилкой холодные остатки ужина, продолжал проматывать сложные темы, воодушевленный увиденным отражением. Казалось, будто ничто не нарушит человеческого раздумья, но из единственной комнаты послышались залезающие в мягкие тапочки ноги, а затем шаги крохотной стопы.
– Квартира не оплачена, а ты еще куда-то пропадаешь! – Послышался заспанный тонкий голос. Несмотря на не бодрствующий разум, от девушки, потирающей закрытые глаза тыльной стороной кисти , исходило опасливое волнение.
– Пару минут, и я сейчас же всё сделаю. Только отдохну чуть-чуть.
– Мне и самой не трудно, но на моей карте почти ничего не осталось.
–
– Какое сегодня число?
– Двадцать первое, кажется. Сентябрь. – Она подошла к календарю и ткнула в него пальцем. – Точно, двадцать первое.
– Завтра поговорю с хозяйкой. Всё улажу. Деньги я получу через несколько дней.
– С такими, как она, невозможно договориться. Она не станет ждать.
– Но и терять жильцов тоже.
Тарелка с недоеденными остатками, звеня, отстранилась от края стола ближе к центру – девушка, поднимая сжатые кулачки до уровня плеч, наморщилась, раздражаясь резким звуком, и после, когда те иссякли, налила в две чашки чая и присела напротив Николая.
– Опять ешь холодное. – Озабочено шептала Лиза, пуская струю воздуха в горячую чашку, от которой струился пар.
– Холодная пища принимает совсем иной вкус одиноким поздним ужином. Из недостатков – нагоняется ощущение дискомфорта, от которого хочется быстрее быстрее умчаться к родному человеку. Может, поэтому ничего не подогреваю.
– Все те же мечты, никаких новшеств.
Он упустил укор слов и взгляда: глаза цеплялись за поднимающуюся луну, слегка размазанную грязным стеклом. Причиной невнимания являлась разгорающаяся зависть: Константин наделен неукротимым характером и безостановочно рвется вперед, не обращая внимания на прохожих, не видя ограничений, мчится с гордо устремленным вдаль и чуть-чуть поднятым вверх подбородком, без отягощающей ноши, а он, Николай, не в силах ни на секунду укротить течение жизни мягкими руками. И поэтому в каждый уголок сознания проникала черная зависть, разлетающаяся эхом мыслей, разрушая самые дорогие воспоминания с Константином, превращая их в ничтожную рухлядь, которая не подвергается утилизации.
Девушка выплеснула остатки чая в раковину и осталась рядом с ней, скрестив ноги и руки на груди.
– Не знаю, есть ли я в твоих мечтаниях, но слепо надеюсь, что есть. Худо мне самой, если ошибаюсь.
– Он переспрашивающе посмотрел, и она поняла: не слушает и все предыдущие слова тоже ушли в пустоту. – Коля, слышишь ли ты шуршание листьев за окном?
– Слышу.
– И видишь, как они трясуться от дующего ветра?
– Тогда почему же не слышишь и не видишь ни меня, ни моих позывов, ни слез? – Она говорила спокойнее, чем сама рассчитывала на то. Спонтанно и безразлично. Вцепившись в кухонный стол.
– Твое отношение ко мне высохло, как старое дерево. Нет! Как кустик! Сорняк! Внимание, конкретно от тебя, испарилось. Почему же приходится принимать его от совершенно чужого человека? Когда…
– Не говори так. – Он не спеша поднялся, приблизился к девушке, внешне невредимой и целой, задетой фактом сказанного, но не показывающей истинных чувств. Маленькая замаскированная трещина не позволяла увидеть разлом внутри. Уверенность Николая сгинула только от одного намека о чужом человеке, превосходящим его во всем. Остался лишь хлам неразборчивых и жалких чувств, и убирать их еще долго никто не собирался. Ему не хватало сил или желания, чтобы как-нибудь по-новому подбодрить Лизу, обратить к себе – все старое из пройденного неизбежно повторится. Слова, бесполезные и ничего не доказывающие, тихо лились несколько минут для ненужного утешения, а вскоре, как старый двигатель, заглохли, погрузив сразу двоих во тьму неизвестного и пугающего. Обнадеживающее перемирие: жалкие секунды, минуты, часы и дни перед совсем иными разговорами, которые и звучать будут по-другому. Сейчас действия нацелены на реставрацию сгнившего фундамента, а после при наступлении рокового момента…