Южный Урал, № 10
Шрифт:
Пошли к начальнику цеха. Рая подождала в приемной, потом ее пригласили в кабинет и предложили работать секретарем начальника цеха.
От неожиданности Рая рассмеялась:
— Что вы, товарищи! Нет, не устраивает!..
Начальник цеха и его помощник недоверчиво посмотрели на нее — на изящную фетровую шляпку, на орденскую колодку на лацкане жакета. Их взгляд, казалось, говорил: ну, начинается ломание! Будет проситься в плановики, в чертежницы…
— А куда бы вы хотели? — спросил помощник.
— На простую
— Что ж, тогда так и порешим — вы идете на станок, — сказал начальник цеха.
Раю поставили станочницей на линию обработки вала. И никогда-никогда еще она не жалела о том, что попросилась в цех.
Наступил вечер, солнце закатилось, но серая земля сквера попрежнему была усеяна рябыми золотистыми квадратиками — сквозь тополя пробивался свет уличных фонарей. С криком к смехом мимо пробежали дети, и кто-то из них наступил на коробку «Казбек». Она уже больше не хлопала крышкой. Рая Степанюк сидела на скамейке и-размышляла над случившимся. Она решила еще раз переговорить с Маней.
Был двенадцатый час ночи, когда Рая вернулась домой. Она немного успокоилась и уснула крепко.
Утром дела пошли совсем не так, как предполагала Степанюк.
Часов в десять пришла рассыльная и позвала Маню к начальнику цеха… Что-то дрогнуло в ее лице. Нахмурилась, вытерла руки обтиркой, проходя мимо Раи, глянула на нее исподлобья, зло проронила два слова:
— Натрепалась, успела!
Рая недоумевала: что это значит? Она еще ни с кем ни о чем не разговаривала.
— В чем дело, Кокшарова? Зачем ее вызвали? — спросила она работавшую недалеко станочницу.
— Я думаю, что это Вася Антонов действует. Мы вчера у него были.
Оказалось, что вчера после работы Рая Кокшарова и Зоя Сагадаева зашли в цеховое комсомольское бюро к секретарю Васе Антонову и рассказали ему обо всем, что произошло днем на линии. Антонов обещал поговорить с секретарем партийного бюро Школьниковым. Потом дело дошло до начальника цеха Гончарова.
— Ну, зачем только вы это сделали, девочки. Я же не просила вас заступаться…
— А мы не за тебя заступались, Раиса Васильевна. Мы за участок заступались, чтобы склоки у нас не было, — сказала Кокшарова.
Через час Маня вернулась на участок. Она была бледна, губы плотно сжаты, глаза блуждали и, кажется, никого не видела. Мрачная, кривая усмешка, с которой она взглянула на Раю, не предвещала ничего хорошего.
Кокшарова нашла заделье, подошла к Мане, попробовала заговорить, но та ответила грубо, и Кокшарова только пожала плечами:
— Ну, характер!
Степанюк поняла, что ее план образумить Маню невыполним.
Целую неделю Маня показывала свой «характер». Она даже говорить перестала по-человечески: на вопросы отвечала отрывисто, а если кто пытался разговориться, она попросту отворачивалась. Работала небрежно, вяло.
Раю Степанюк она больше не оскорбляла: видимо, начальнику
За резцами она попрежнему не следила: они часто горели, ломались, выходили из строя. Маня останавливала станок и кричала во весь голос:
— Эй, наладчица! Ступай-ка сюда! Резцы затупились — сходи, смени!
— Какое там затупились! Сожгла ведь! — возражала Рая.
— Ну, вот еще — сожгла! Получше затачивать надо, а не на станочников валить… Привыкли!
Станок у нее разлаживался поминутно. Она опять звала наладчицу, хотя все знали, что она умеет сама делать подналадку и делала ее раньше. Но теперь она «принципиально» не желала налаживать станок.
Если Рая, занятая другими станками, не могла сразу же подойти к Мане, та начинала работать на разлаженном станке, загоняла валы в брак.
Положение становилось нетерпимым, а Рая не решалась идти к руководителям цеха. Девушки-станочницы посматривали на нее недовольно, осуждающе: она не слушалась их советов, не принимала решительных мер.
«Завтра пойду!» — как-то сказала она себе твердо.
Назавтра ее вызвал к себе сам начальник цеха Гончаров. В его кабинете уже сидели секретарь партийного бюро Школьников и секретарь комсомольской организации Антонов. Они встретили Раю такими вопросительно-испытующими взглядами, что она поняла: «Да, будут говорить об этом самом… Ну и хорошо — скорее все кончится!»
— Здравствуйте, товарищи! Меня вызывали?
— Да вот, что-то ты перестала заходить — решили вызвать. Видимо, на линии дела обстоят блестяще? — ответил Гончаров.
— Блестяще? Нет, не блестяще!
— Да? А в чем дело?
— Не могу поладить с одной станочницей…
Она замолчала, закусила губу и отвернулась. Внезапно ей стало так обидно, что она почувствовала, как щекочущий клубок подкатывается к горлу, а глаза застилает пелена слез.
— Ну, ну! — пробормотал Гончаров. — Надо поспокойнее…
Школьников ласково закивал ей:
— Не волнуйся, Рая! Все обойдется…
— Измучилась она за неделю, — сочувственно сказал Антонов.
Они подождали несколько минут, пока Рая справилась с волнением, потом она рассказала им, из-за чего все это началось, как ведет себя Маня на производстве.
Гончаров слушал и беспокойно постукивал пальцами по столу. Наконец, он не выдержал, резко встал и заходил по комнате, сердито косясь на Раю:
— Ну, а ты что? Молчала? Терпела?
— Я думала — пройдет. Это у нее от зависти, — вздохнула Рая.
— Думала, думала! А сколько валов в брак ушло — знаешь? — он показал Рае рапортичку. — Вот, смотри: за одну неделю растеряли все, чего достигли за полгода. Не-ет, тут надо действовать решительно и быстро!
Он порывисто нажал кнопку звонка и приказал секретарю вызвать с линии Маню.