За день до послезавтра
Шрифт:
— Прошли изобату двадцать фатомов…
Уоррент-офицер ни к кому не обращался, но на секунду к нему оказались прикованы все взгляды. Поморский пролив довольно мелководен, но фактически они еще и не вошли в него. Тридцать морских миль, несколько томительных часов малого и среднего хода, и они будут в самой центральной его части. Там располагается впадина аж в 30 с лишним фатомов глубиной, и этот рубеж притягивал мысли командира «Сан-Хуана», как бутылка притягивает мысли алкоголика. Если бы «Томагавки» могли бить на 100 миль дальше! Но это невозможно: просто потому, что тогда ракета станет тяжелее и длиннее и перестанет входить в капсулу или контейнер, или придется уменьшить вес боевой части. А тратить такие огромные деньги для того, чтобы доставить к цели далеко в глубине вражеской территории груз взрывчатки, весом сравнимый с продуктовой тележкой, будет невыгодно. Нет, в своей нише BGM/RGM/UGM-109 «Томагавк» идеален, если не думать о его цене, — если бы даже современные, удешевленные BGM-109 отливали из чистого серебра, они и то стоили бы меньше. Именно поэтому, когда счет израсходованных «Томагавков» всех модификаций пошел в последних войнах на тысячи, налогоплательщики сразу ухватились за карманные калькуляторы. Караван ишаков, везущих полный груз «калашниковых» по ливийской или аравийской пустыне, не стоит и одного «Томагавка», даже без учета стоимости платформы, с которой его запустили, систем целеуказания и так далее. У русских же полно достойнейших целей для каждой ракеты, стоящей 1,4 миллиона долларов, и для любой другой. Например стоящей 1,2 миллиона, как «Гарпун, Блок II», десятки которых в эти самые минуты идут на русские крейсеры и эсминцы в их базах. Коммандер покачал головой. Очень вероятно, что задача, выпавшая тем его знакомым, кто наносит удары по арктическим и тихоокеанским военно-морским базам противника, кажется более благодарной лишь на первый взгляд. Русским есть чем обороняться. И обороняться они будут, можно не сомневаться. История учила их слишком больно для того, чтобы лозунг «не отвечать на огонь, чтобы не дать повода обвинить себя в том-то» был актуален сейчас, в 2013 году. Ох, они будут стрелять… Когда ленивого, старого, с прогнившими зубами медведя пинают по толстому заду веселые туристы, им так легко представить, что это медведь нарисованный. Или пусть сидящий в прочной клетке зоосада. И вот как раз по этой причине первый удар по медведю в условиях «мы в страшном темном лесу» должен наноситься профессионалами. Наноситься даже не охотничьей винтовкой с оптическим прицелом, а пулями крупнокалиберного пулемета. С максимально большой дистанции, и желательно из бронированной машины, двигающейся на большой скорости. Только тогда все закончится хорошо. А экстраполируя эту аналогию, мы получаем как раз то, с чего начали. Mk48 mod 5 по «Саратову» на полигоне и несколько сотен «Томагавков», запущенных по наземным целям непосредственно из русских территориальных вод, с территории нескольких их ближайших соседей и даже бывших союзников. Без каких-либо официальных нот и ультиматумов, кроме «текущих» обвинений во всем подряд, уже не привлекающих большого внимания обывателей. Вроде насмешившего недавно коммандера Мартина «выражения озабоченности» в отношении очередного русского шага по отходу от демократии. Выразившегося в слишком большом числе полицейских, сопровождающих московский парад людей, альтернативно ориентированных сексуально. Хихикал он тогда несколько дней: просто потому, что фотография, переснятая кем-то из личного дела командира «Саратова», к этому времени уже была приклеена скотчем на переборку каюты коммандера Мартина. А второй ее экземпляр лежал в закрытом ящике стола в его кабинете в Гротоне, штат Коннектикут. Уже тогда все было решено.
Он зачем-то посмотрел на подволок снова. Ближайшие десятки минут ракеты идут почти по прямой. Потом они разворачиваются на цели, и постепенно вытянутая цепочка летящих по одной ракет превращается в веер. Какие именно цели атакует «Сан-Хуан», коммандер Мартин знал, но без излишних подробностей. Три «Томагавка» в вертикальных пусковых установках его лодки были модификации UGM-109D Block III и доставляли к своим целям кассетную боевую часть BLU-97/B, снаряженную 166 суббоеприпасами «CEB» — «бомбами комбинированного действия». Имея всего лишь 3,4 фунта веса и содержа кумулятивный заряд с 11 унциями циклотола [27] и зажигательный элемент (циркониевое кольцо) в насеченном корпусе, такие бомбы были убийственно эффективными против широкого спектра целей: от пехоты и небронированной техники на открытых позициях до бронированных машин, в том числе и современных танков. Цели этих ракет располагались почти вдвое ближе к устью Индиги, чем остальные. В одном случае (наряд в 2 ракеты) это был вынесенный от побережья аэродром морской ракетоносной авиации ВВС русского Полярного — или «Северного» — флота. Насколько было известно на момент последнего инструктажа, в ходе которого затрагивалась эта тема, на аэродроме сейчас не базировалась авиатехника, однако он поддерживался в рабочем состоянии и мог использоваться русскими для рассредоточения уцелевших машин после поражения их «штатных» аэродромов. Третья ракета того же типа имела целью антенное поле в районе Новодвинска — города, располагающегося в 10 милях юго-восточнее Архангельска. По прямой эта цель была заметно ближе к рубежу пуска, но «Томагавк» должен был двигаться по широкой дуге, чтобы выйти на нее с южных ракурсов. Так называемый «Беломорский бастион» являлся одним из мощнейших рубежей ПВО в северной Европе, и попытки преодолеть его одиночной ракетой «в лоб» были практически обречены на неуспех. Подробностей у Мартина не было, но он полагал, что эта конкретная ракета являлась частью комбинированного удара нескольких субмарин со средних дистанций и надводных кораблей с больших. Наверняка имеющего характер «звездного налета» и четко спланированного в отношении типов используемых боеприпасов, времени и азимута подхода ракет к каждой из многочисленных здесь целей.
27
Представляет собой смесь циклотриметилентринитрамина (также RDX, Т4, в России известен как гексоген) и тринитротолуола.
Остальные 9 выпущенных им ракет относились к более широко распространенной модификации UGM-109C Block III, с облегченной моноблочной боевой частью весом в 750 фунтов. Имея возможность дистанционного подрыва, они в основном все же применялись не по «плоским целям» — таким как, например, самолеты на аэродромах или мобильные ракетные установки, — а по «объемным», то есть бункерам, командным пунктам, плотинам водохранилищ, конкретным зданиям военного и гражданского назначения. Важнейшей целью всего залпа «Сан-Хуана» стал завод «Маяк» в русском городе Киров — наряд на поражение составил в данном случае 4 ракеты, и коммандер не сомневался, что это минимально возможная цифра, за которую кто-то в отделах планирования флота дрался, как царь Леонид при Фермопилах. В принципе, удар по крупному промышленному объекту вступал в противоречие с объясненным им принципом «минимального повреждения» собственно индустрии России, в том числе военной. Однако все стало ясно, когда чуть ли не в последний день перед выходом в море коммандер рискнул посмотреть в Интернете, что именно из военной продукции выпускает этот «Маяк». Оказалось — зенитное вооружение, легкое стрелковое оружие, некоторую электротехнику. Тогда понятно. Согласно доведенному до командиров субмарин в самых общих чертах плану, продолжительность боевых действий Коалиции против регулярных Вооруженных Сил РФ планировалась небольшой: около 5 недель. После этого операция из классической глубокой комбинированной военной переходила в формат «антитеррористической». Это подразумевало широкомасштабные действия против инсургентов и одиночных террористов. Участие в этой фазе операции флота США будет являться эпизодическим или фактически сведется к нулю. Нет смысла тратить драгоценный вес первого удара на поражение кораблестроительных и танкостроительных заводов: их текущая продукция не сыграет никакой роли в начавшейся войне. Но заводы, производящие легкое стрелковое оружие, противотанковые гранатометы, боеприпасы, — это одна из первейших целей. Все определяется длительностью производственного цикла, поэтому приоритезация целей такого рода вполне поддается расчету.
К слову, хотя домашний компьютер коммандера был защищен от постороннего вмешательства не хуже, чем система какого-нибудь банка, о проведенном с него поиске на ключевые слова «Russia AND Kirov AND Mayak AND weapons» он потом пожалел. Это могло дурно закончиться, поэтому он ни словом никому не обмолвился о своем маленьком успехе: подтверждении уровня собственной интуиции.
Еще три наряда в составе залпа «Сан-Хуана», по 2 или по 1 крылатой ракете каждый, были распределены на иные традиционные цели — узлы связи и командные пункты флота, армии, ВВС, ПВО или ракетных войск. Можно было не сомневаться, что в общей сложности именно такие цели заполняли около половины списка целей 12-й эскадры и всей 2-й группы подводных лодок в целом. Впрочем, одна из ракет «выбивалась из ряда»: ее целью являлось правительственное здание в городе с невозможным в любом другом языке названием Сыктывкар. Попытки запомнить это слово и научиться произносить его без запинок на полном серьезе стали для коммандера Мартина и командира отделения боевых систем лейтенант-коммандера Ольссена предметом соревнования. Цель располагалась почти на пределе дальности UGM-109D, и это была единственная трудность: не имелось ни малейших признаков наличия ПРО в районе столицы этой русской провинции. Зачем тратить дорогостоящий боеприпас и рисковать субмариной для того, чтобы сжечь набитый дыроколами и исписанной бумагой дом старомодной архитектуры, — это понять было сложно, но коммандер отнесся к одной из вводной в перечне целей «Сан-Хуана» философски. Надо, значит, надо. Год назад он довольно внимательно прочел двухсотстраничный труд по современному состоянию и потенциалу ядерного вооружения США и отметил где-то в глубине памяти, что при нанесении ядерного удара военные и гражданские лидеры являются целями для 5 % боеголовок. Лидеры! Конкретные люди! Для ядерных боеголовок! Можно предполагать, что удар тысячи BGM-109 и MGM-140 по своей эффективности будет находиться в пределах того же порядка — тогда это продолжает быть логичным. Можно было, правда, вспомнить о том, что ни один губернатор или иной «политический лидер» не будет сидеть на рабочем месте ранним воскресным утром. И о том, что послать в любую дыру диверсанта со снайперской винтовкой обойдется неизмеримо дешевле. Но его философского настроя это не изменило. Одна ракета из 12 — это чуть хуже, чем 5 %, но пусть будет так. В целом план был хорош и работал пока без сбоев.
— 26 фатомов…
Коммандер поморщился, но скорее облегченно: глубина росла. Этот район был наиболее мелководным, в котором ему приходилось управлять лодкой за годы службы, и здесь даже несколько фатомов были важны. До впадины в Поморском проливе, однако, было еще идти и идти, едва-едва не царапая обшивкой по дну. Идти скрытно, неслышимо, будто перебирая босыми пятками по невидимому в темной воде песку. Это враждебные, русские воды, и они здесь не простые. Вдоль южной оконечности Колгуева тянется прерывистая песчаная коса, у которой почему-то двойное название: «Тонкие или Плоские Кошки», именно не «на выбор», а двойное. Есть еще «Восточные Кошки», а те, первые, делятся на «Западные» и «Южные». Чего, между прочим, нет на официальной карте выпуска Инженерных войск армии США, но есть на русской Р-3940 редакции 1990 года, выпуска военно-топографического управления Генштаба России, свободно лежащей во Всемирной сети. С месяц назад молодой офицер из разведотдела эскадры перевел коммандерам Мартину и Вииксу значение этих слов, и оба довольно долго смеялись. Так вот, коса «Тонкие или Плоские Кошки» довольно сильно вдается в Поморский пролив. Где-то здесь начинается так называемое Поморское море, гидрографическое понятие, известное аж с XVI века. Еще чуть-чуть, и они войдут туда, и им всем станет легче. К этому времени первые ракеты из их залпа уже достигнут своих целей, превратив взлетно-посадочные полосы русского аэродрома в усыпанный обломками бетонных плит, покрытый кратерами пустырь, затянутый дымом горящих керосинохранилищ… Антенное поле — в мешанину перекрученной арматуры… Правительственный дом в центре Сыктывкара — в пылающий остов, рухнувший внутрь самого себя без единого целого стекла на милю вокруг и устилающий бумажным пеплом все, что видит глаз… Остальные же цели еще будут ждать своего часа, — ждать, пока «Томагавки» идут к ним над лесами и реками на высоте всего нескольких десятков, максимум полутора сотен ярдов, виляя соответственно изгибам местности. Подождите еще, они скоро будут.
Коммандер улыбнулся усталой улыбкой хорошо выполнившего свою работу человека. Им всем оставались часы до хотя бы относительно безопасных глубин Баренцева моря. Только тогда он сможет позволить себе признать первый день новой исторической эпохи удачным.
Воскресенье, 17 марта
…До тех пор, пока представители цивилизованных народов будут воспринимать отношение к русским как к животным всего лишь как одно из возможных «мнений» (а то и в чистом либеральном порыве отвергать его как недостойное, «антидемократичное»), они не получат удовлетворительного ответа на вопрос «что происходит в России?» То, что с точки зрения цивилизованного человека кажется «отказом от гражданских свобод», для России и русских — не отказ от нормы, а возвращение к норме, потому что у русских — другие «нормы» и другие «свободы». Разница только в том, что в 90-е русские были голодными обезьянами, а сегодняшние русские — сытые обезьяны.
Доктор Анна Варламова шагала по улице, помахивая зажатым в руке полиэтиленовым пакетом, и широко улыбалась. Эти два неполных дня были лучшими, что она пережила за долгое, долгое время. Ощущение теплого счастья переполняло ее, как последний раз бывало пусть не в детстве, но в беззаботной, давно уже ставшей отходить в прошлое жизни. Когда был муж, когда только что родившаяся дочка делала жизнь полной — полной абсолютно, до самой последней капли. У них не было тогда ни своего жилья, ни даже надежды на то, что оно когда-нибудь появится, но они все равно были тогда счастливы. Это потрясающее, горячее, как солнце, ощущение стало уже забываться, заглушаться под ворохом каждодневных забот и вот вернулось снова. И ведь не было никакого повода, просто никакого. Счастье, оно было само по себе. Не найденный под крышкой лимонадной бутылки «код на миллион», не кареглазый незнакомец за рулем белого кабриолета — ничего такого, что вкладывают в наши мозги видеоклипы и реклама. Даже погода была самая обычная для весны, как она выглядит в Петербурге: ни тепла, ни даже просто яркого солнца. Но уже с утра субботы было ясно, что это не простой день. Ведущая утренней музыкальной передачи заливалась охрипшим соловьем и даже сама со смехом констатировала: «Да что это такое со мной? До жаркого лета еще ждать и ждать, а я пою, как пташка. А все ради вас, мои дорогие!..» Анна поймала тогда улыбку дочери, нежную и лукавую, как у кошки, и засмеялась сама. Именно так и начался этот чудесный, похожий на песню день, который не кончился и сейчас, к раннему утру воскресенья. Они и пели, точнее, орали какие-то невнятные отрывки из старых и новых песен, прыгая на широкой, еще супружеской кровати, взявшись за руки, как не делали уже тысячу лет. День вдвоем среди дворцов, среди гуляющих людей, которыми неожиданно оказались полны улицы. Как давно они, оказывается, не были в городе! Причем не по магазинам, не в кино даже, а именно ради его красоты, равной которой не найти. Во всяком случае, им, не избалованным Карибами или видами заката на каком-нибудь там Серенгети с его слонами и зебрами. Мороженое на палочках с лотка на продуваемой всеми ветрами Дворцовой — пусть не сезон, пусть ангина потом, плевать! На площади рябило от счастливых лиц, парочки целовались взасос, и это не раздражало, такие все вокруг были красивые. Ни одного грубого слова за целый день, ни одной мерзкой полупьяной или пьяной хари, плевка под ноги у подножки трамвая, бездумного оскорбления в спину у подъезда. Даже ни намека на такое — только болтающий хвостиками их шарфов ветер и растворенное в нем счастье. Вечер вдвоем: под пледом и у телевизора, как мечталось. Какая-то дурацкая комедия вполуха, было совершенно неважно, что там мелькало: так им было хорошо вместе. Даже ужин не готовили, Анна заказала пару пицц на дом, и они слопали их перед мерцающим экраном, пересмеиваясь и облизывая пальцы, как ровесницы. Слава богу, востребованный доктор может позволить себе покормить ребенка вкусной пиццей, дожила до исполнения студенческой мечты! Даже при том, что она одна и пары не предвидится, она однозначно сможет вырастить дочь, дать ей поступить в нормальный институт, куда бы она ни захотела. Красавица растет, и хорошая, на зависть всем… Господи, пусть бы так каждый день было, как вчера, чтобы люди улыбались, а не грызлись! Пусть мелочам, пусть собственным мыслям, но улыбались!
Анна поймала взгляд идущего навстречу молодого человека и буквально силой заставила себя не отводить взгляд. Она и сама еще достаточно молода, что бы там ни говорило зеркало. Чуть меньше работать каждую неделю, чуть перераспределить деньги с дочкиных музыки и английского на себя, и такие молодые люди станут смотреть ей не только в лицо, но и в спину, когда она давно пройдет! Вот так!
Она мотнула пакетом в руке и улыбнулась парню уже совсем бесшабашно. Интересно, что он может подумать при виде загадочно улыбающейся женщины, идущей по улице утром воскресенья? О том, откуда она идет с таким выражением на лице, после чего? Не угадал, конечно, но и это тоже может заставить улыбнуться. И ее, и редких в эту пору прохожих, идущих по своим делам. Пиццы слопали вечером, а продуктов к концу недели нет, как обычно. Именно в субботу и должны были покупать: добрались бы с сумками на трамвае от «Ленты» или «Карусели», которых понастроили через каждые два-три квартала. Кварталы у них в районе, впрочем… В другом месте это называлось бы «три дня на оленях и два на собаках». И вот утро — а завтракать нечем. В другой раз она повалялась бы, глядя в потолок, а то бы и еще как-нибудь время провела, но после чудесного дня, напрочь выветрившего из головы гнусную пятницу, доктор Варламова решила побаловать себя и дочку. Хороших вариантов было много. Свежие французские булочки на проволочной решетке, которую можно поднять над тостером. Или свежие круассаны — шоколадные, скажем, хотя это совсем разврат. Так что пальто едва ли не поверх ночнушки, и вперед, к продолжению отлично начавшихся выходных!
Люди на улице, конечно, были: даже несколько многовато для утра. Парочки, склонившие друг к другу головы, на некоторых лицах — настоящая нежность, которую не показывают чужакам. Из ночных клубов поздновато, молодожены спать еще должны. Однако идут. Пара человек с нормальными лицами: не такими счастливыми, как у нее. Кто-то чем-то озабочен, кто-то досыпает на ходу. Анна перевела взгляд от лица еще одного многообещающего молодого человека вперед, и тут ей впервые что-то не понравилось. Нет, не в лицах. Если судить по ощущениям — где-то сзади, за спиной: как будто кто-то провел холодом по пояснице. Она чуть замедлила шаг и обернулась, затем начала уже внимательнее оглядывать пространство вокруг. Так, конечно, и положено делать, если ты не вокруг Женевского озера гуляешь, но она просто расслабилась.
Женский визг и мужской хохот — это совершенно нормальное сочетание: компания идет из кабака или из гостей, пусть действительно только к утру. Никакого дела до этого ей нет, если веселящаяся компания не начнет задирать окружающих, но вот это как раз случается. Однако компания была впереди, а не позади — это не они ее нагоняли, а она их своей летящей походкой. А скорее, они вынырнули откуда-то сбоку, из проходного двора или подъезда. Через несколько секунд Анна чуть замедлила шаг, — даже не для того, чтобы лучше рассмотреть странную группу в пятнадцати метрах впереди, а чтобы каблуки не стучали по асфальту так громко. Девушка визжала не переставая, до всхрапывания, как полная дура. Пьяная? Трое мужчин так же не переставая хохотали, выкрикивая что-то друг другу. Что-то неразличимое, неразборчивое, хотя интонации были четкими. Двое несли девушку на руках, без особого труда, хотя та явно была высокой. Третий шел в паре шагов позади, подпрыгивая в восторге, взмахивая рукой. Что-то во всем этом было неправильное. Анна наморщила нос, еще не до конца переключившись на происходящее со своих собственных ярких и радостных ощущений. Несколько прохожих ускоряют шаги, опускают лица; девушка взвизгивает и вскрикивает, парни хохочут и тоже выкрикивают что-то на непонятном языке.