За день до послезавтра
Шрифт:
— Нет, — ненормальным голосом сказал стоящий в паре метров впереди мужчина и снова замолчал. Анна тоже не знала, что сказать. Почему-то пришел на ум студенческий курс судебной медицины, где учили описывать место преступления, интерпретировать наиболее характерные раны и тому подобному, что ей ни разу пока не пригодилось во всей взрослой жизни. Там тоже многое казалось схематичным — уж очень не верилось в том чудесном возрасте, что такое может случиться с кем-то на самом деле. С кем-то. Далеко. В другом времени, следы которого оставались на старомодных этикетках на банках с препаратами: забальзамированная кисть человеческой руки с ладонной поверхностью, покрытой глубокими поперечными порезами. Именно так бывает, когда человек пытается отбиться от ножа голыми руками. Именно так выглядела изрезанная рука на асфальте перед ней, — да, у «шотландца» выбили его собственный
Мужчина вдруг коротко проскулил, почему-то шепотом. Анна подняла на него глаза и поразилась: такое у того было бледное лицо. Куда-то делись уверенность и даже решительность, непробиваемая печать которых въелись в него за годы. Теперь оно было почти детским, какие бывают у детей лет в семь, наконец-то узнавших, что бабушка не просто «уехала и не приедет». И глаза больные… Опять же это напомнило что-то недавнее, смутно и неприятно.
Вблизи почти реальными выглядели и остальные: трое кавказцев, «тетка», девушка. Ее рот был открыт, губы и язык запачканы кровью. Хорошее черное шерстяное платье скрывало цвета, но все равно можно понять — кровь из перерезанных сосудов пошла наружу волной. Анне мимоходом подумалось, что пять минут назад она даже не заметила, что на живой тогда девушке нет ни куртки, ни плаща хотя бы — при этой-то погоде. Откуда ее взяли? Потом она перевела взгляд на убитого еще «шотландцем» высокого брюнета с застывшим на лице выражением недоумения и неожиданно заметила на земле пистолет. Оказывается, она едва не наступила на него ногой. Этот простой факт принес Анне огромное облегчение: если бы все было хоть в какой-то мере настоящим, как ей вдруг начало казаться, пистолет бы не лежал здесь, его забрал бы милиционер. Ну конечно! При всей многослойности привидевшейся ей картины милиционер полностью «сводил ее на нет». Даже если предположить, что она стала свидетелем какой-то обрывочной истории с маньяками или пусть террористами, милиционер никогда не стал бы вести себя так, как она это «увидела». Не стал бы стрелять в людей, особенно в южан, абсолютно никогда. Все знают, что за это будет любому милиционеру, пусть на его глазах хоть десять русских зарежут. Не стал бы, тем более, стрелять в убегающих. Добивать раненых — если это действительно имело место и ей не показалось. Не стал бы уходить с того места, где все это произошло: дождался бы, конечно, пока приедут машины с другими милиционерами, оцепят все вокруг, допросят свидетелей, допросят и арестуют его самого. Не бросил бы пистолет.
Пожав плечами, Анна подняла испачканный кровью пистолет и понюхала. Глупо, но тот пах кровью. Пачкал руку. Он был тяжелым, холодным и оставлял в тут же уставшей ладони явственное ощущение металла. Снова повернувшись, Анна протянула пистолет разглядывающему ее мужчине, но тот отрицательно покачал головой. Зубы у него стучали. Пожав плечами, она опустила глаза. Что делать теперь? В сумочку его не положишь — безнадежно испортит кожу. Платком вытирать тоже глупо: не сшили еще такого платка в дамском исполнении. В итоге Анна просто понесла его в опущенной и чуть отведенной от тела руке, с трудом держа оружие тремя пальцами и стараясь не прикоснуться к нему бедром. Она миновала тела среди пятен пронзительно пахнущей сворачивающейся крови и дошла наконец до участка чистого асфальта. Лишь здесь ей пришло в голову положить пистолет в полиэтиленовый пакет. Тот самый, с рекламой импортной фармацевтики, который она взяла для круассанов. Их теперь туда не положишь…
Теперь под ноги смотреть не было нужно. Анна подняла голову и моргнула. Что-то она все-таки напутала. Или пистолета в пакете на самом деле нет, и тогда круассаны вполне могут туда лечь, или он есть. И тогда все совсем иначе: все, с самого начала. Она опять моргнула, силясь протолкнуть через оглушенность какую-то назревающую, но пока не оказавшуюся способной сформироваться мысль. Возможно, ей прыснули в лицо какой-то дрянью, и теперь она «смотрит мультики», как молодые наркоманы по своим засидкам. Или произошла какая-то утечка неизвестной химической дряни: это объясняет, кстати, поведение мужчины. Анна оглянулась снова: тот так и скулил, не в силах оторвать взгляда от тел. Ну что ж, его дело.
Она пошла вперед уже быстрее, опустив руку с пакетом. Если напрячься, можно было заставить себя забыть о пистолете внутри. Забыть произошедшее. Но напрячься не получалось — мешали мысли.
По улице пронеслась одинокая машина, щелкая плохо зафиксированным колпаком на одном из колес, виляя из стороны в сторону. Анна обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как вцепившийся в руль водитель едва избежал встречи с бетонным столбом. Тела он объезжал на большой скорости, но ей даже показалось, что глаза у водителя тоже белые и безумные, почти как у мужчины позади. Наморщившись от напряжения, она пошла дальше, рассуждая о том, что в салоне быстро едущей машины нанюхаться химии может быть сложновато. Рассуждения все время сбивались, и это раздражало.
Магазин был открыт — алая вывеска «24 часа» выглядела просто как транспарант над островом спокойствия и стабильности. Здесь все было как обычно.
— Что там такое? — лениво спросила Анну продавщица за стойкой, когда она подошла со своей полупустой корзинкой.
— В смысле?
— На улице, — так же лениво объяснила продавщица, выглядевшая лет на двадцать. Резинку девушка не жевала, но та подразумевалась. Одета же она была «в самый раз», то есть бликовала бюстом во все стороны. У фармпредставителей это называется «повышать продажи».
— Там че-то бегали, топотали. По радио фигню какую-то сказали, как пьяные, потом замолчали. И машин мало.
Анна кивнула, машин действительно было меньше обычного. До дачного сезона еще далеко, но на часах скоро девять: в это время в их огромном городе уже приходится по три раза оглядываться, переходя улицу на зеленый свет.
— Не знаю. Ерунда какая-то, — сухо ответила она. Девушка протянула «а-а-а…» таким тоном, будто ей хватило объяснения.
Следующая минута прошла в обычных движениях: открыть сумку, достать деньги, проверить сдачу. Это чуть помогло взять себя в руки, как помогают их ритуалы курильщикам. Но потом пришлось купить новый, чистый пакет для сдобы — и это опять переключило мысли на произошедшее. Показалось ей все это или нет? Пистолет в пакете все-таки был — ругая себя, Анна все же проверила это еще раз. Девушка что-то такое слышала. Значит?
Быстро закончив, она вышла из магазина и внимательно огляделась по сторонам. Нет, все тихо. И пустовато. Подумав, Анна решила возвращаться по другой улице: чтобы не сталкиваться с воющим мужичком, показавшимся ей сначала интересным. И с милиционером, ищущим чужой пистолет и ждущим ареста за терроризм, возмутительное проявление расовой нетолерантности и все такое. Можно пройтись лишние 10 минут до площади Ленина — там люди всегда ходят толпами: кто-то на электричку спешит, кто-то из метро выбегает. Торговый городок опять же — уж там жизнь должна просто кипеть. Кивнув самой себе, Анна оторвалась от двери магазинчика и пошла уже быстро. Ей даже не нужно было кого-то расспрашивать, что-то узнавать. Просто посмотреть на нормальное коловращение жизни было вполне достаточно: сочетание станции метро и вокзала подходило для этого отлично. Однако до них Анна дойти не сумела. Свернув на улицу Лебедева, она еще метров со ста увидела негустую толпу: встав полукругом, пять или шесть человек разглядывали что-то, лежащее у их ног. Подумав, Анна достаточно уверенно подошла к ним и остановилась точно так же, как все остальные. Почему-то ее совершенно не удивило то, что она увидела. Три мертвых тела: два лежат рядом, вплотную друг к другу, третье чуть дальше вперед. Все трое были в зеленой военной форме. Примелькавшиеся в городе и в больницах нашивки на плечах шинелей соответствовали району города: Военно-медицинская академия им. С. М. Кирова. По две золотых звездочки на погонах: все убитые были подполковниками медицинской службы, причем армейской.
Немолодой мужчина слева глухо всхлипнул, и Анна опять машинально кивнула. Она была терапевтом, и хотя крови в жизни навидалась, но подобное опять же могла видеть только в учебниках по «судебке», судебной медицине. Два выстрела в затылок в упор, третью расстреляли в спину — явно последней. Некрасивые голенастые ноги подполковника торчали из-под задравшейся форменной юбки, от этого хотелось поморщиться. А вот входные пулевые отверстия в зеленой шинели выглядели почти абстрактно, придать им особый смысл было сложно. Впрочем, последняя мысль опять была лишней: все это, разумеется, в любом случае было не настоящим.
— Кто-нибудь видел, как это случилось? — тихо произнес высокий худой парень, стоявший так близко, что Анна чувствовала тепло кисти его руки.
— А чего там видеть, — так же тихо, почти глухо ответил мужчина слева. Анна взглянула: этот выглядел так, будто давится. Неудивительно, конечно, от такого-то зрелища. Ей легче: несмотря на оглушение, она-то понимает, что это галлюцинация. Не смешная, но какая уж есть.
— Они сначала милиционера убили. Там, на углу… — Мужчина мотнул головой, как верблюд. — Потом сюда. Я как упал сбоку, так и лежал потом минут пять…