За други своя. Добровольцы
Шрифт:
Прошлая лекция, от капитана, заиграла новыми красками. Старой Земле помочь, как колыбели, откуда мы вышли в космос, себя показали, на других поглядели, — идея как-то быстро оформилась и набрала силу. Пока увлеклись разъездами, на мать напали. Мы могли и не задумываться о тамошних страдальцах, да информация стучалась, в голове укладывались картины в правильном порядке.
Нисколько не заботясь об прилипших, как кому-то могло показаться, экипаж «Б-2403» вернулся к будням, в которых полно планов и махоньких побед. Сам процесс обучения пошёл веселее, многое запоминалось с ходу, что до обслуживания систем, то студенты радовали всё чаще. Капитан мне дважды «жаловался»: тебе с командой повезло.
Тут поневоле обратишь внимание, кто и в чём так отличился. И новый взгляд на товарищей: от действий одного может зависеть судьба корабля и экипажа. Вроде, оно и так понятно, да только сейчас до меня дошёл глубокий смысл братства, ограниченного оболочкой корабля.
На обратном пути, мы вторично заглянули на «склад» — ту самую глыбу. Женская одежда, обувь, головные уборы и украшения. И какие-то совсем непонятные предметы обихода.
— Что это? — Я привычно повысил голос, забыв, что связь работает исключительно, пора привыкнуть к работе в скафандре.
Балуха вытянул руку, чтобы его вытащили из кладовки.
— Кажется, точку использует разная публика.
— Все, кому ни лень. — Он оглянулся на чьё-то богатство. — Южане, похоже, взяли в аренду. Или же мы засветились, и склад попал в другие руки.
Я к капитану.
— А нельзя ли прощупать глыбу на предмет маячков?
Он улыбнулся:
— Сделаем.
Вот потому немного задержались, зато приобрели, по бросовой цене, два дорогих маячка, Балуха тотчас взял их в оборот… что-то там намудрил с программами, как мне сказали, и теперь они послужат нашему флоту.
На радостях, я пошарил вокруг, через иллюминатор. Шевельнулось колечко — я дал знать связисту: есть ещё товар.
Как очищали окрестности, с некоторой пользой для общего дела, говорить не буду; мы занимались сбором техники, как грибники. Противник сильно постарался обеспечить наблюдение за складом, средств не пожалел. И мы, благодаря его щедрости, одержали маленькую победу, сэкономили приличную сумму.
Оказывается, противостояние имеет и положительные стороны, о чём я и не мог подумать. Мы спасаем чудака, который ходит за пиратами и призывает к совести, и получаем заслуженную награду.
— А этот проповедник, — затеял я разговор с капитаном, на обычном месте, — он умеет влиять на умы?
— Мы немного последили за его шагами, да так до конца и не разобрались. Методы у него свои, я до сих пор голову ломаю. Представь: сначала он взывает к совести — вы, парни, дескать, нарушаете правила общения с себе подобными. Этот человек ничуть не хуже вас, и только наличие оружия, напор позволяют вам завладеть чужим имуществом. Если на первых порах внутренний голос, как запрет на насилие, ещё слышен, за третьим или пятым разом его уже не слышат.
— Да, но если человек пропащий, стоит ли тратить на него время?
— Наш проповедник каким-то образом определяет, кто не стоит усилий. А остальным даёт возможность вернуть себе прежний облик. Если мы верно разглядели момент, то процесс выглядит в виде обмена телами. Пират попадает в тело ограбленного купца или начинающего торговца, после обмена — на себе испытывает всю горечь пострадавшего. Одно я могу сказать с уверенностью: проповедник владеет способом закрепить и усилить поток переживаний. Вот почему капитаны теряют экипажи. Вот почему они решили выловить проповедника и поговорить.
— Чтобы убрался куда подальше или же…
— Убийство — это крайний случай. Многое зависит от конкретного лица. Капитан потерял десяток экипажей, деньги утекают мимо рук, и у него не остаётся выхода, как прибегнуть к крайней мере.
К нам подошёл ЛадоПер.
— Слушаю вас, и спрашиваю себя. Если человек обладает такими способностями, неужто сам себя не способен защитить?
— Надеюсь, может, просто мы в его глазах проходим тест на человечность. Откликнулись — уже хорошо. Я вполне допускаю, — капитана окликнул Балуха, пригласил в рубку, — Сей час, дай минуту. Так вот, не было ещё случая, чтобы где-то погиб проповедник. Другие об этом непременно раззвонили. Извините, меня ждут.
ЛадоПер перевёл разговор на другую тему, не иначе, размышлял и не мог добиться толку.
— Мы оставили прилипших на той глыбе. Видно, теперь придётся присматривать, иначе погибнут. Каждый раз — лишний крюк делать.
— Балуха мне дал расклад нашего случая. Ничего с ними не приключится, разве шальной метеорит размажет. А так — постоят, подумают. Вся жизнь промчит перед глазами. Тот, кто поклянётся перед самим собой, что бросит это занятие, получит свободу. — Я прильнул к стеклу, разглядел обе важные точки нашего корабля. Компасы настроены верно, и курс держим… знать бы, куда именно. — Балуха, как рассказал, так я и увидел: их там человек пятнадцать. Один взял и отклеился. Его спрашивают — как тебе удалось. Он и говорит: поклялся забросить разбой, есть руки, есть таланты — буду своим трудом зарабатывать на хлеб. Дружки постоят, подумают. А стоять-то надоело, ноги устали, рады бы отказаться, да страх точит: а что я умею? Инструмента в руках никогда не держал, так и пропаду.
— Так всегда можно научиться.
— Тут дело уже в голове. Привык к лёгким деньгам — и не жди, что привычка сама отстанет. Почему лодыри в начальство лезут?
— Хорошо, но кто-то из них солжёт. Поклянётся в голос, а сам себе на уме.
— Так он и не отклеится. Балуха сказал, подлетели к тому, что один остался. Не верит тебе вселенная, потому и помрёшь здесь. Он взмолился: помогите, я точно брошу разбой, вы попросите вселенную, пусть поверит! Наши ему — только сам, в этом вопросе твои мысли повлияют на то, отклеишься или нет, но маячок оставили незаметно… А прилетели на следующий день — чисто. Просмотрели запись с маячка, так рядом с пиратом шарахнул метеорит. Может, и в штаны наделал. Хороший толчок никогда не повредит.
Помалу, мы перешли на других трудновоспитуемых, кто в киселе отбывает срок наказания. Это нарушители клятвы, кто всё-таки вернулся на старую дорожку. И сами понимают, что простым словам вселенная уже не поверит.
— А ты хотел бы на них взглянуть?
— Ни разу.
ЛадоПер что-то имел на уме своё:
— Я попробовал влезть в шкуру нарушителя. Ты прекрасно знаешь, что твои клятвы никого не интересуют. Вернуться к грабежу не позволят, а хлопать руками по киселю — единственное развлечение. Двадцать, сорок дней — одно и то же. И понимаешь: отсюда выхода нет. И срок наказания не обозначен.