За други своя. Добровольцы
Шрифт:
— Сладости перед обедом? — Фыркая для виду, я протянул руку. — Сладости дети любят.
— О, не разглядел: ты ведь у нас ба-альшой мальчик. Не обидчивый хоть?
— Я нормальный. Я женатый человек, и имею всё, что нужно…
— Домик есть?
— Найдётся.
— Тогда леденец оставь для жены. Последний.
Я начинал злиться. Кажется, мы заходим на новый круг. Ну, вот как может быть последний? В кармане — может, но не на корабле. День сумасшедших, не иначе.
Обедали при свечах. Фонарики имели вид свечей. Коротнуло где-то на линиях освещения.
Уймистер роздал фонарики, мимо проходил — оговорился: «В техническую воду попали неизвестные примеси. Влажность изменилась, общий состав, и система отреагировала на вмешательство».
Я промолчал. Меня так просто не возьмёшь. С обедом опоздали, и голод уже давал о себе знать. Я терпеливо не замечал намёков на аварию — по вине некоторых, и наедался покрепче, на случай, если ужином придётся поделиться с врагом. Краем глаза наблюдал за воинами. Пища пришлась по вкусу, большинство разлеглось на полу и дремало. Под каким же прессом вы находились во время службы, бедные ребята!
Балуха говорил с капитаном, я это понял по интонациям:
— … Да их больше двухсот, надо разгрузить командира… Кто из наших побли… хоть сколько, каждый понемно… Жаль, маячок нельзя. Мы выйдем и встре… Договорились!
Нынешнее положение меня устраивало вполне: любовь моя рядом, чужие люди нам не помеха. И капитан прислал, кого сумел уговорить. Воины покидали клетки и уходили через шлюз навсегда. Полосатый докладывал: осталось восемьдесят, сорок… Улучив момент, подкатил ко мне с вопросом:
— Тут, извиняюсь, двенадцать человек не хотят покидать наш борт. Я спрашиваю — в чём причина? И, представьте, не удивился: они хотят набить лицо нескольким офицерам. Я думаю, это лишнее, ведь офицеры от того умнее не станут.
— Почему? Здесь нужен персональный подход. Если врезать хорошенько, да знать углы его богов, то порка под этими углами обязательно принесёт результат. — Мне стало любопытно, что за модель такая, способная разговаривать как мы. Разве мозг человека удачно пересадили в железо.
Кроме всего, полосатый вроде проникся ко мне неким букетом интереса, почти преследовал по пятам и ловил каждый миг, когда можно обратить на себя внимание вопросом.
Лада тихонько посмеивалась, наблюдая со стороны. «Не иначе, он влюбился!»
— Оно мне надо? Пойду и узнаю, что за модель.
— Хочешь домой такого приобрести?
— Как раз, наоборот: коли понадобится, чтобы брать другие модели, эта мне уже надоела.
Пришлось ждать, пока Уймистер уговаривал воинов покинуть корабль. Те самые парни, кто первыми перешли на борт «охотника».
Я прислушался. Рыжеволосый, с хорошими кулаками, настаивал:
— Вы пришли к нам на помощь, мы решили ответить тем же.
— Желание похвально, да я не представляю, как ваша помощь выглядит, в чём проявится.
— Вам же предстоит извлекать офицеров, по одному, — они же начнут выкручиваться: мол, я всего лишь лейтенант, что прикажут, то и требую от подчинённых. А мы не позволим им солгать. Поверьте, в нашей среде про всех офицеров многое известно.
Командир попросил дать время на обдумывание, занялся текущими делами, а сам — нет-нет, да и посматривал на дюжину воинов. Добровольно вызвались помогать, но что стоит за неожиданным решением? Другие обрадовались, что развезут по домам, только не эта дюжина.
Не найдя решения, командир обратился к Балухе: тут такое дело, мол, эти парни очень хотят вырезать из пены всех офицеров.
— …Что-то не нравится мне их настроение помочь.
— Позволь, я переговорю с ними, выясню мотивы.
Оружие мы так и не сдали, пока рано. А связист пригласил помощников в уголок, держал с ними разговор.
БероГора подтолкнула словом:
— Ступай, тебе же невтерпёж узнать, что и как. Придумай вопрос для Балухи, и шагай.
— Ты моя умница! — Губами поцеловал воздух, как расстояние между нами, и его мы сократим до минимума, отходя ко сну.
За мной увязался полосатый.
— Я извиняюсь, у вас свои вопросы, но у меня тоже появляются, в процессе.
Нельзя же роботу предъявлять раздражение и своё отношение к простому исполнителю приказов…Приказов? — я оглянулся на командира. Мог ли он поставить задачу опекать меня всеми силами, создавать комфорт?.. Версия заслуживает рассмотрения. Вызвал к себе и потребовал примерно следующее: чтобы от гостей ни одного замечания не поступило, смотри мне, я доверяю самое ценное, что есть на борту. И полосатый изыскал внутренние резервы доброты, повышенного внимания. Возможно, и тембр голоса сменил — рабочий на заботливый. А мы уже в курсе, что роботу можно доверить почти любую задачу. Кроме зачатия детей и участия в службах нашим богам.
Можно ли робота обидеть? Возможно, уже существуют модели с тонкой организацией, максимально приближенные к нуждам быта. Пусть ко мне лучше не подходят. Расплачется, а мне потом вину носить… перед заводом-изготовителем.
Размышляя, я совсем близко подобрался к месту сбора воинов, отказывающихся покидать борт. В шести шагах, — примерно так высчитал позицию, которая должна сообщить о наличии вопроса, — я замер и стал прислушиваться к разговору. Речь шла об офицерах, к кому прочно приклеилось слово «изверг». Рыжий отдувался за всю дюжину:
— Представь, нас искусственно оставили без дела. Какие-то пришлые, картавые ребята, в чёрных шляпах, с косичками, брались наладить новое производство, а вышло — убили прежнее. Семьи-то кормить надо, и тут же появляются глашатаи — поступайте на военную службу, полное обеспечение и денежное довольствие, будете семьям отсылать. И куда деваться, пошли.
— По факту — не по своей воле. Вам создали условия. — Уж если брался за что Балуха, то докапывался до корней.
— Именно так. Но что нас поджидало в учебных лагерях? Обрили с первой минуты, лишили личной силы. Первое время я сильно переживал, что меня даже не спросили. А дальше — вы хоть имеете представление, в каких условиях выживают наёмники?