За границами легенд
Шрифт:
Такой поворот вызвал бурю комментариев, так как, с одной стороны, в столовой были посетительницы и стряпухи, с другой, добрые чувства к врагам считались постыдными. Впрочем, нашлось и несколько людей бывалых, знавших, что иногда бывают очень сильные чувства, которые поглощают разум и завладевают душой. Они как накатят большой волной — так и раздавят. И утопить могут. И вырваться от них нелегко.
— И какой ж из него мужик после того?
— Да как он мог?!
— Ах, эта молодость, любовь… глупости и ветер в голове!
— Ну, бывают такие бабёнки!
— Папа, я не понял… а что было ночью?
— Молчи, сопляк! Потом поймёшь!
— Так и до предательства родной страны недалеко дойти!
— Зарезать бабу и щенка её — и всего-то делов!
Менестрель сделал долгую паузу, чтобы выпить поднесённую ему кружку с квасом, заодно, чтобы немного попялиться на меня.
— Ну, а чё там дальше-то было?! — возмутился один из слушателей.
— Утром он ушёл вслед за войском, — спокойно ответил парнишка, продолжая смотреть на меня.
— Вот так всегда! — вздохнула одна из стряпух.
— Так и надо! — звучно хлопнул себя по ноге плотный и широкоплечий мужчина разбойничьей наружности.
— А через месяц, когда вернулось войско новодальское домой, сбежал мастер обратно в Светополье, — с улыбкой закончил менестрель, — Нашёл ту женщину — и остался жить в её доме, притворяясь крестьянином из дальнего захолустья. С сыном её он не ладил никогда, но вот женщина та его безумно любила. И он, говорили, её любил.
— Тьфу ты! — один из слушателей смачно сплюнул на пол, — И о такой дряни рассказывать?!
— Но на том история не закончилась, — улыбка парнишки стала шире.
— Ну, разумеется! — проворчал отец маленького мальчишки.
— Что же с ними стало-то?
— Может, её сын за убитого отца отомстил?
Менестрель некоторое время задумчиво молчал, потом тихо произнёс:
— Эх, кушать хочется!
И ему тотчас принесли суп и жаренную картошку, чуть позже — колбасу. Он спокойно поел, предложил «поделиться с прекрасной дамой», но я сказала, что в верных рыцарях не нуждаюсь.
— Твоё сердце занято? — грустно уточнил менестрель.
— Слушай, а с чего такой интерес к грязной девице в неподобающей одежде?! — возмутилась я.
На что последовал следующий ответ:
— Ты напомнила мне моё вдохновение.
Последовал оглушительный хохот присутствующих.
А я проворчала:
— Думаю, тебе вполне хватит вдохновения твоего.
На сей раз засмеялись лишь некоторые из собравшихся. А парнишка сильно помрачнел. Неужели, он в меня влюбился? Но вроде ж не с чего! Я его впервые вижу. Полагаю, и вид у меня, ещё не полностью оправившейся от раны, пробиравшейся по подземному ходу и находящейся в дурном настроении после встречи с бабником-отцом, не ахти какой.
— Ну, а что было дальше? В твоей истории? — уточнил мужчина, до того всё время молчавший.
Он ни улыбнулся, ни нахмурился, не засмеялся ни разу. Просто молча ел и внимательно слушал. Даже слишком внимательно. Судя по выправке и оружию — воин. Возможно, кто-то из местной стражи. Ох, как бы не сочли юнца вражеским разведчиком или подстрекателем к объединению с ворогами! Так ведь могут прирезать на месте, без каких-либо разбирательств. Но разве это имеет какое-то отношение ко мне? Я ненавижу мужчин. Пусть даже они все друг друга перебьют в войне — я не расстроюсь. Но… но этот парнишка меня накормил, когда я обессилела от голода. Он был со мной вежлив. И наплевать, что там двигало им, решившим позаботится о девице с такой странной внешностью. Однако у меня никакого оружия нет. Значит, для драки потребуется схватить у кого-то из рук нож или использовать какие-то предметы…
— Хотя жилось мастеру вполне неплохо в чужой стране — с ласковой и любимой женой, да от вдохновения не избавишься. Кто хоть раз глотнул этого вина — тот его захочет ещё и ещё, — задумчиво продолжил менестрель, — Вдохновение кому-то станет просто дополнительным удовольствием в суетной серой жизни, а кому-то — заменит воздух. Настоящий мастер может быть сколь угодно занятым или гордым, может ошибаться сколько угодно, но без вдохновения, без творчества не проживёт. И потому однажды пришло опять вдохновение к этому человеку. И сделал он деревянную флейту, чтобы сыграть для своей драгоценной жены. И был тот инструмент необыкновенно хорош, потому как лучше всего творить в дар для любимых и близких тебе людей, — взгляд парнишки скользнул по рядам слушателей, чуть дольше задержался на мне, — Играл мастер на флейте дивно, так, что иногда сын его жены заслушивался, забывал о своей ненависти к нему. А потом в Светополье пришли чернореченцы…
— И убили их? — грустно спросил мальчик.
— Спас мастер свою любовь ещё раз. Когда враги подступили к его дому, он предложил заплатить за жизнь «жены и детей» своим инструментом. Спросил, нет ли среди врагов людей, знающих толк в флейтах. А тогдашний король Черноречья, возглавивший поход, очень любил музыку, особенно, флейты. Он заинтересовался, хотя его предупреждали, что на инструменте может быть яд. Раз сыграл на флейте — и до того она ему понравилась, что расставаться с ней не захотел. Согласился отпустить четверых врагов в обмен на флейту, но с условием: чтобы больше мастер инструментов не делал. Никогда. Мол, ежели узнаю, что сделал ещё хоть один, тогда даже из-под земли достану.
— Но то ж трудно проверить! — усмехнулся кто-то.
— И всё-таки то было последнее его творение, — менестрель погрустнел. — Мастер хранил своё обещание. Хотя и трудно ему приходилось. Может, он однажды бы и не выдержал…
— А почему ты сказал, что он четверых спас? — не вытерпело любознательное дитя.
— А потому, что к тому времени у мастера и его любимой женщины дочка родилась, — дружелюбно объяснил рассказчик, — Да только он долго не прожил, мастер-то. Заболел и слёг. Жена ухаживала за ним очень много… слишком много. Остались только сын от её первого мужа, да их синеглазая дочурка. Мальчик забрал сводную сестру — и ушёл из города. А куда — никто не знает. Может, бросил дочку ненавистного ему мужчины, может, вырастил. Было то до моего рождения, потому след их найти уже никак нельзя.
— А ты сам-то откуда, парень? — вдруг спросил тот самый, слишком молчаливый и внимательный человек.
— А я — ребёнок дорог, — широкая улыбка, — Луга и леса — вот мой дом родной. Я как ветер, что летает везде и, если найдёт симпатичную мелочь, то унесёт за собой.
— Но как ты нашёл след того мастера, ежели даже имени его не знаешь? Как ты смог проследить за ним? — в глазах воина зажёгся интерес.
— По знаку, что он на своих флейтах оставлял.
— Это по какому знаку?