За грибами в Лондон (сборник)
Шрифт:
«Ну как же так? – думаю я. – Человек ведь только что умер – и так о нем! Да, раньше у нас до такого – во всяком случае, в нашем кругу – не доходило! Все мы были союзники, единомышленники, друзья! Но здесь, видимо, так не проживешь!»
Вика, как всегда, красивая и решительная, принципиально говорит только об Америке – хотя и не всегда самое приятное. Все мои попытки передать от кого-то приветы, что-то вспомнить хорошее, ею сурово пресекаются на корню. О прошлом говорить бессмысленно, теперь все – здесь! Она сосредоточена
Брякает дверь, появляется Михаил. Мы здороваемся, обнимаемся – но без всяких шуток-прибауток, как бывало. Веселье тут как-то не прижилось. Где его золотые кудри торчком, веселый, победный курносый нос, озорной взгляд?
– Я шагаю с работы, усталый! – произносит он строчку из песни, которую раньше он пел весело, слегка насмешливо. Сейчас усмешка печальна.
– Девятьсот долларов платим за эту квартирку! – сообщает он как первую новость.
У нас он был самым обожаемым детским художником, его веселые персонажи поднимали дух.
– Рисуешь?
– Служу! В газете «Новое русское слово»… Метранпаж!
– Что это такое?
– Только тут впервые и узнал. Набор, в общем. А рисунки… редко.
Открывает газету – на последней странице – его вполне узнаваемый рисунок – но без обычного озорства. Обнаженная женщина, слегка в веснушках, обозначена контуром, на лугу, в цветах.
– Реклама фильма!
– А. Хорошо!
– И я так думал! И вдруг пришли в газету сотни возмущенных писем от американцев: «Разрушаю устои!»
– Правильно! – говорю я. Мы чокаемся. – Разрушай, разрушай! Пусть знают наших!
– Так не хотят! – нервно вступает Вика. – У них норма. От русских – один! Так же, по одному, от других национальностей. Всем – «равные права». На похоронах Довлатова вообще не было ни одного американца! Иосиф – первый. Серега – уже второй. И им он уже не интересен. Вот так.
– Ну зачем, Вика, ты так говоришь? – возражает добродушный Михаил. – Может, и были американцы на похоронах – мы ж не опрашивали.
– Нет! – чеканит Вика. Красавица! Гордый кавказский профиль. – Знаешь, как тут? Без сентиментов. Если хочешь что-то значить – вытесни другого! Ты покажи Валере свой рисунок, покажи.
Миша открывает газету. Карикатура! Раздутый, как аэростат, Довлатов, висит над толпой, пальцы руки и ног накачаны, как сардельки. Под ним восторженная толпа. За ниточки держат раздутого ими же и куда-то тащат. Вдохновенные лица…
– Это, что ли, первые, Генис и Вайль?
Миша кивает, вздыхает.
– После этой карикатуры поссорился с ними, с Довлатовым – я уже не говорю, теперь со мной не общается и его вдова. Вот такое «веселье»!
– Да.
Выпиваем.
– Он, вообще-то, не к нам, он к Ефимовым ехал! – сообщает Вика.
Что же такое тут?! Почему злые?
Миша встает.
– Ну давай, Валера. Отвезу!
Нет человека добрее и ответственнее его!
– Ты с ума сошел, Миша? – кричит Вика. – Это же в Нью-Джерси! И ты выпил…
– Ладно, Миша! Отдыхаем, – говорю я. – Ефимов сам прорежется.
– И думаешь, он за тобой приедет сюда? – распаляется Вика. – В Нью-Йорке такое нереально!
Что же это за Нью-Йорк такой?!
– В лучшем случае, – произносит Вика, – он согласится забрать тебя где-то в центре.
– Передача мяча! Американский футбол! – Я смеюсь. – Национальный спорт!
Для этого я, наверное, и приехал, чтобы ощутить!
– Как бы тут не забросили тебя, словно мяч, куда подальше! – усмехается Вика.
Да. Тут не расслабишься.
– Ну ладно, Викуся! – вздыхает Михаил. – Не пугай нашего друга. Зачем это ему – он ведь скоро уедет.
С завистью произнес? Приходит Юля, их дочь. Держится бойко, по-американски: «Все о’кей!»
– Валера! – фамильярно обращается ко мне (я ее еще в люльке помню). – Ты не мог бы Иосифу позвонить?
– Но… зачем?
Оказывается, знаменитый молодой актер Михайловский тяжело заболел, собирают деньги.
– Ну попробую… Алло! Иосифа можно… Спрашивает… Попов.
– Валега, пгивет! Как дела?
Не надеялся, больше услышать его голос. Излагаю вопрос.
– Ладно, я подумаю, – нетерпеливо произносит он. – У меня другое к тебе. Ты же выступал с книгой! А я у тебя ее не взял. Спохватился, когда мчался уже по хайвею. Ты Петю Вайля увидишь? Передай книгу ему, ладно? Хочу ее тут кое-кому показать. Договорились? Ну пока.
Вешаю трубку.
– Ну что… – произношу, всех оглядывая. – Он вроде бы добр?
Хотя пот у меня на лбу почему-то выступил. Вытираю.
– Он добр к друзьям, которые приезжают сюда ненадолго! – чеканит Вика. – А кто постоянно тут путается под ногами – в бараний рог!
Да… светлые мои представления о верной дружбе лихих ребят, вместе завоевывающих новый мир, постепенно темнеют. Застенчивый (в ранней молодости) Иосиф, как я тут узнаю, безжалостно размазал всех, кто составлял ему хоть какую-то конкуренцию. Своими высокомерными отзывами буквально стер с лица земли кумира нашей молодости Васю Аксенова, превратил его в ноль в глазах местной элиты – и тот уже не поднялся.
Позже Фазиль Искандер рассказывал нам, как он в день присуждения Бродскому Нобелевской премии оказался у Аксенова в Джорджтауне, под Вашингтоном. Василий Павлович лежал с мокрой тряпкой на лбу. Увидев Фазиля, произнес жалобно:
– Ну ты слыхал? Может, хотя бы теперь этот гад отцепится от меня?
Да-а! В больших играх головы отрывают! – понимаю я… Но мне, может быть, удастся ускользнуть.
Звонит телефон.
– Ефимов тебя берет! – поговорив, сообщает Миша.
– Сюда приедет? – наивно, весь еще в иллюзиях, радуюсь я… Игорек, старый друг!