За лесными шеломами
Шрифт:
К ногам Всеволода приникли княжичи Константин, Юрий, Ярослав и Святослав — птенцы его «большого гнезда» [86] .
Если же путник приходил с юга, со стороны Золотых ворот, его взгляд притягивало «Вознесение Александра Македонского на небо». В этом изображении воплотилось торжество и могущество великокняжеской власти, её божественное начало.
Но вблизи глаз человеческий видел уже иное. Ему открывался потаённый разноликий мир, полный борьбы, загадок и радости. Здесь перемешивались быль и небыль. Рядом с папоротниками, крокодилами, страусами, всадниками и ловчими гепардами в резьбе храма жили невиданные драконы и чудища, сказочные птицы и звери, порождённые воображением художника.
86
1
Над взлетающим телом собора возносился двухсаженный крест, железные стержни которого были обтянуты прорезными листами золочёной меди. А с креста, поворачиваясь на переменчивом, как судьба, ветру, сторожко поглядывал во все стороны обыкновенный земной голубь. Впрочем, он был не совсем обыкновенный, ибо его тоже создала не природа, а умная человеческая рука, вставившая в глазницы алые яхонты.
«Что видит эта кованая птица своими каменными очами? — думал Всеволод Юрьевич, глядя на голубя из окна своей горницы. — Что открывается ей с такой высоты?»
И внезапно великому князю почудилось, будто сам он в конце пути взошёл на крутую гору. И боязно, и дух захватывает от беспредельности ещё не пройденного. «Достанет ли сил совершить задуманное? Хватит ли жизни достроить храм, именуемый Русью? Или мои труды тоже будут сведены на нет неразумными потомками, как это уже бывало у нас, и всё, что было возведено по кирпичу, снова сгорит в огне усобиц? Нет, только бы не это. Только бы не было войны. А уж пот утирать легче, нежели кровь».
Великий князь прислушался — показалось, будто скрипнули половицы. Он оглянулся — никого. Он был один со своими думами. Разбойно посвистывал за окном ветер, и, как табун белых жеребят, ходила над Залесьем вскачь весенняя дурашливая метель.
О ЗЕМЛЕ ЗАЛЕССКОЙ
(Послесловие)
В истории Руси Владимиро-Суздальское княжество занимает особое место. В XII веке, в период феодальной раздробленности, когда разобщённость русских земель достигает своего предела, на северо-востоке Руси вырастает могучее, сплочённое княжество, с которым всё более вынуждены считаться другие земли. Сюда хлынул поток переселенцев с юга, непрерывно тревожимого набегами степняков, прежде всего половцев. Здесь «за лесными шеломами», в земле Залесской, нет этой постоянной угрозы опустошительных набегов. Плодородные земли владимирского ополья распахиваются, развивается ремесло, как городское, так и сельское, растут города. Возникает кольцо крепостей: Коснятин (1134), Переславль-Залесский и Юрьев Польский (1152), Дмитров (1154), Москва (1156). Горожане обретают всё больший вес в общественной жизни. Расцветает торговля — как внутренняя, так и с отдалёнными странами Запада и Востока. Такие водные магистрали, как Ока и Волга, во многом способствуют ей. Города украшаются блестящими творениями зодчих, многие из которых являются подлинными шедеврами древнерусской архитектуры.
Но и в Залесской земле жизнь полна своих сложностей, противоречий, острых социальных конфликтов. Князья ведут ожесточённую борьбу с боярством, со старой родовой знатью, опорой которой являются древние города Суздаль и, особенно, Ростов. Напротив, князья, начиная с Андрея Боголюбского, стремятся обосноваться в новом Владимире. Тут они находят поддержку у горожан, заинтересованных в устранении феодальных распрей, в спокойной созидательной жизни, в мирной торговле. В среде самих феодалов выделяется группа, также ратующая за сильную княжескую власть. Это живущие при дворе князя дворяне, «милостники», то есть люди, зависящие от милости князя. Один из них, Даниил Заточник, в своём знаменитом «Слове» восклицал: «Князь щедр отец есть слугам многим: многии оставляют отца и матерь, к нему прибегают». Владимирские дворяне всегда предпочитали службу у князя службе у бояр. Обращаясь к князю, Даниил восклицал: «Лучше, чтобы мои ноги были одеты в лыко в твоём доме, нежели в червлёный сапог в боярском дворе; лучше мне в дерюге служить тебе, нежели в багрянице в боярском дворе». Такие дворяне-«милостники» были опорой князя, составляли ядро его войск.
Ещё сильнее, глубже конфликта внутри господствующего класса были классовые противоречия. Первые восстания смердов в Северо-Восточной Руси относятся ещё к XI веку (1024 и 1071). Сильное восстание вспыхнуло во Владимире и его окрестностях в июне 1174 года в связи с убийством в результате боярского заговора Андрея Боголюбского. Восставшие разгромили дворы княжеской администрации. Прогрессивная по своей направленности объединительная политика князя ложилась, однако, нелёгким бременем на народ.
Воспрянувшая после убийства Андрея Боголюбского боярская знать пыталась утвердить на владимирском престоле покорных ей князей, племянников Андрея Боголюбского, Ростиславичей — Мстислава и Ярополка. Во владимирские дела вмешался рязанский князь Глеб. Ожесточённая борьба закончилась вокняжением брата Андрея Михалки, опиравшегося на поддержку горожан. Михалка правил очень недолго, и после его смерти в 1177 году владимирцы пригласили на княжеский престол его брата Всеволода Большое Гнездо, героя этой исторической повести.
Период, на который пришлось правление этого князя, не отличается какими-либо яркими, драматическими событиями, которые можно было бы назвать вехами истории. Оно не ознаменовано ни острыми конфликтами, которыми характеризуется время Андрея Боголюбского, ни знаменитыми историческими битвами, какими была отмечена первая половина XIII века. В отличие от них последняя четверть XII века, то есть период, на протяжении которого развёртывается действие повести, имеет внешне малопривлекательный характер. Ему более свойственны внутренние, созидательные процессы. В исторической перспективе они, однако, чрезвычайно важны. Именно эти процессы, политика Владимиро-Суздальского князя именно в этот период во многом предвосхищали последующую борьбу за объединение Руси, которую возглавила Москва. Московские князья не случайно продолжали себя именовать великими князьями владимирскими и всегда и неизменно подчёркивали свою преемственность от Руси Владимиро-Суздальской.
Всеволод Большое Гнездо, в свою очередь, был последователем и продолжателем дела своих выдающихся предшественников — своего отца Юрия Долгорукого и брата Андрея Боголюбского. Но Всеволод был не только продолжателем их дела. Сила его власти, масштабы его влияния на русские земли и его авторитет в них значительно превзошли всё то, чего добились его предшественники. Рязанские и галицкие князья называли его не только отцом, но и господином. Великий князь киевский Святослав униженно просил разрешения предпринять куда-либо военный поход, а его преемник Рюрик вынужден был воевать с тем, с кем считал нужным Всеволод. Показательно, что сам Рюрик был посажен на киевский престол представителями Всеволода. Вот почему современник Всеволода автор «Слова о полку Игореве» обращается к владимирскому князю как к покровителю киевского княжеского престола: «Великий княже Всеволоде! Не мыслию ль ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти».
Владимирский князь постоянно и властно вмешивался в дела южнорусских князей, даже и таких непокорных, как черниговские Ольговичи. Господин Великий Новгород после долгого сопротивления и неоднократных попыток изгнать князей — ставленников Всеволода вынужден был признать себя «отчиной» (то есть наследственным владением князя Всеволода). В 1205 году новгородским князем стал старший сын Всеволода — Константин. Покорение экономически и политически сильной Новгородской боярской республики с её вековыми традициями независимости было особенно длительным и трудным. Всеволод сумел в этой борьбе искусно использовать внутренние противоречия в Новгороде. Торговцы, ремесленники да и крестьяне новгородских земель, страдавшие от феодального произвола и постоянных политических распрей, были заинтересованы в установлении сильной и стабильной княжеской власти.