За лимонником
Шрифт:
– Тебе, бабушка, воды принести? – Обращается к ней Гром.– Да у меня во фляге есть. Спирт!
– Дикость какая-то! – Старушка приходит в себя. – Ты говоришь по-русски. Как же так? Что же случилось? За что же вы нас убиваете? Что за вольница такая?
– Ты права, бабушка. Вольница это, но не по вашей воле. Нас добрые господа попросили всех ненужных людей убивать. Они говорят, что вы здесь совсем не люди. Вы – сепаратисты!
Гром, щурясь от яркого солнца, смотрит в небо. Любуется его синевой. Но не ведает, что туда уже никогда не подняться его забрызганной чужой кровью душе. Впрочем, ему всё равно. Он живёт здесь
Ещё бандит любуется и зависшими над ранеными и убитыми полями жаворонками.
– Твои хозяева – не добрые господа, парень,– говорит умирающая старушка. – По природе и злу своему они – дикие звери. Их богатеи и главные разбойники и придумали на чужой земле эту Сатанинскую вольницу. Им даже умирать нельзя, да и тебе тоже, бес молодой.
С улыбкой он смотрит на беззащитную старушку, уходящую в мир иной. Привычное дело. Многие здесь умирают – и дети, и женщины, и старики…
Гром сплёвывает в траву, интересуется:
– Почему же ты, старая, мне и другим господам запрещаешь умирать?
– Рабов Сатаны там ангелы господни судить будут. Зло не спрячется. Нигде не укроется. Шила в мешке не утаишь. Людскую жизнь и свободу попираете.
– Ты никак тут не права, – возражает Гром.– Мы сами… Мы за свободу боремся… с вами, сепаратистами. Соединенные Штаты и, к примеру, Германия ни при делах. Мы… сами.
Бандит снимает флягу с ремня. Откручивает колпачок, наклоняется к старой женщине. Подносит флягу к её губам. Она находит в себе в себе силы оттолкнуть слабеющей рукой вонючее зелье. Самый настоящий спирт. А ей водицы бы перед смертью сделать глоток, да не из рук злодея. Есть ведь на этой земле живые люди. Да где же они?
Пожилая женщина чувствует, что завершается её жизнь. Так нелепо и глупо заканчивается. Ни дома, в постели, ни в больнице… Теперь родственники и добрые знакомые вряд ли отыщут её тело среди поруганных ромашек большого поля. Да и кто станет искать? Ведь полям загородным нет конца и края.
– И я за твою свободу… умираю, – из последних сил говорит старушка. – Они чужими руками жар загребают. А ты – дубина! Я помню, как они второй фронт открывали… Твари. Ждали ведь, кто и кого одолеет…
Бандит делает несколько глотков из фляги. Закручивает колпачок. Вешает её на ремень. Направляет ствол автомата на пожилую умирающую женщину. Делает несколько коротких очередей из автомата в её сторону. Добивает, чтобы не мучилась. Гуманист в… военно-полевых условиях.
Лицо старушки превращается в кровавое месиво. Но тут же и бандит Гром получает пулю от снайпера-ополченца, прямо в лоб. Смерть – за смерть, кровь – за кровь! Разве моет быть иначе на войне? Правда, страшно, что она не простая, а гражданская.
Всё то, о чём рассказал Игорь, Александра Тимофеевна спокойно слушать не могла. По её щекам текли слёзы.
– Вот немного подрастёшь, Игорь, – сказала она, – и напишешь книгу о том, что видел и что знаешь.
– Книгу? Зачем? – Сказал он. – Ведь многие видят и знают не меньше, а даже больше, чем я. Но молчат. Почему? Почему они молчат? Бесы сделают всё, чтобы такие книги никто не прочитал.
– Все верно, Игорёк. Ты у меня не просто умён, ты мудр. Они делают всё, что вы, молодые, не отвлекались на… «глупости». Но полпреды зла торопятся и слишком уж поспешно и нагло всё решают за вас, молодых.
Куда-то, в сторону посмотрела Куличова, больше ничего не сказала. Она только тряхнула седой головой, словно загнанная лошадь взмыленной гривой. Её ведь тоже всё это касается.
Время умело организованной толерантности. Особенно, для подрастающего поколения… Они почему-то должны знать о странных нетрадиционных сексуальных отношениях, но вот о том, что русский убивает русского, к примеру, им не надо говорить. Как же! Война, кровь, не для юнцов… Странно, если не дико. Во время Великой Отечественной войны даже дети в Советском Союзе боролись с врагом. А сейчас вот… им умирать от пуль и снарядов можно, но знать про это не положено. Ну, никак не вяжется. Искажённое представление о реальности. Кто же такой мудрый и где он? Понятно, что не за границей. Он, где-то, рядом, за спиной и прикидывается добрым. На тот случай, если его увидят и пристально и с укором глянут в его дьявольскую личину.
Именно об этом думала Александра Тимофеевна. Ясно, что перед внезапно повзрослевшим Игорем давно стоял такой вопрос. Но пока и он не в состоянии на него ответить. Может быть, когда повзрослеет, он или кто-нибудь из нынешних юнцов вынесет справедливый и честный приговор. Не условный и не на полтора года… А нормальный. Время такое настало, что дети взрослеют быстро, если, конечно, не попадают под миномётный обстрел.
Во дворе он познакомился с юношей и девушкой, братом и сестрой, близнецами Тамарой и Борисом Завьяловыми. Им было по четырнадцать лет. Они сказали, что уже учатся в девятом классе. Школа рядом, через дорогу.
– Мне тоже придётся идти в девятый, – сообщил им Окунёв. – Много занятий пропустил. Я ведь из Донецка. Пришлось пропустить.
– Понятно, – кивнул головой Борис, – там стреляют.
– Не просто стреляют, – ответил Игорь, – а планомерно и расчётливо уничтожают мирное население… от мала до велика.
– А в Интернете пишут, – начала рассказывать Тамара, – что там всем хорошо. Есть экстремисты и российские войска, но вот украинские воины ведут борьбу с экстремистами…
– Ты не на тех сайтах бываешь, Тома, – пояснил ей Окунёв. – Много в Интернете обитает субъектов, которые не желают, чтобы люди знали правду.
Брат с сестрой не стали спорить с юношей из Донбасса. Они, на самом деле, ни во что особо не вникали.
Окунёв пригласил их к себе в гости, на чай. Александра Тимофеевна встретила их радушно. Как говорится, с хлебом и солью.
– Не обижайся, Игорь. Но чем докажешь, что ты, Игорь, именно из Донецка? – Тамара полушутя и полусерьёзно спросила Окунёва. – Ведь так любой человек о себе может сказать.
– Так, зачем мне надо придумывать то,– смутился Игорь, – чего не было на самом деле?
Он открыл шкафчик и достал оттуда орден и медаль, с документами на заслуженную награду.
Мешать молодёжи беседовать и ближе знакомиться друг с другом Куличова не стала. Своё дело сделала: накрыла стол со сладостями и ушла к соседке. Просто так, в гости. Решила поговорить с ней о том и о сём.
Внимательно рассмотрев награды Окунёва, Борис положил их назад в шкатулку. Он с уважением и с некоторой завистью сказал:
– Получается, что ты, Игорь самый настоящий герой.
– Расскажи что-нибудь о том, что видел и что там делал,– попросила его Тамара.– Если это не военная тайна.