За лимонником
Шрифт:
Всё тут понятно. Трудно привыкнуть к страданиям других. Тем более, сейчас, когда идёт страшная и нелепая война, где страдают совершенно невинные люди. За что страдают и почему?
Близнецы Завьяловы ушли. Дел много. Уроки, да и всякие заботы. Игорь обратил внимание, что после его короткого рассказа о себе, они стали относиться к нему с нескрываемым уважением, как к взрослому человеку. Не просто, как к взрослому, а видевшему смерть, войну.
А ведь Окунёв хотел быть таким же пятнадцатилетним юношей, как и все остальные. Но война,
Он удалился к себе в комнату. Включил компьютер, вышел в Интернет. Там сразу же ему предложили поиграть в игры. Надо было виртуальным героям кого-то беспощадно убивать… самыми изощрёнными способами. Зачем, если о войне и жестокости молодым людям не рекомендуется знать? Но вот учиться быть безжалостным… просто так, всегда, пожалуйста.
Да и пустая трата времени – эти игры. Элементарное зомбирование, подавление состояния внутренней свободы. Без неё ведь, как и без осмысленной дороги по жизни, просто нет человека. А есть двуногий набор костей, потребитель, который только и ждёт указаний от кого-то безликого, но властного.
Окунёв выключил компьютер. Интернет, конечно же, пригодится ему для учёбы, для познания происходящего… Но спорить с теми, кто… этак ненавязчиво, а между прочим, утверждает, что россияне – это невежественные, дикие люди, что они находятся в полной изоляции. Ничего себе изоляция! Огромная страна на Евроазиатском материке, омывается тремя океанами: Великим Тихим, Северным ледовитым и Атлантическим. А вот Европа, да и США без России, в сущности, идёт к самой настоящей самоизоляции. Что же, пожнут то, что посеяли – безнравственность, ложь, подлость, безысходность… Непременно материализуются придуманные ими фантомные «герои» и расправятся со своими создателями. Почему? Потому, что в том мире людей учат не платить добром за добро.
Сидя за компьютерным столиком, Игорь вспомнил, как нелепо и трагично погиб заведующий и заодно главный врач той больницы, где Окунёв числился санитаром. Он помнит его – под пятьдесят лет, наигранно строгий, но добродушный Валерий Генрихович Крачко. Однажды Игорь видел, как тот разговаривал с собакой и кошкой, которые в больничном дворе нападали друг на друга. Может быть, такая игра у них была, но Крачко приостановился и серьёзно сказал:
– Чего вас мир не бёрёт? Если ещё и собаки с кошками враждовать начнут, то пиши – пропало.
Но ведь издавна собаки враждуют с кошками, и ничего тут не попишешь. Странный человек этот Валерий Генрихович. Как погиб главный врач хирургического отделения, потом Игорю рассказал врач Смилов. У них друг от друга никогда не имелось тайн. Они были тесно связаны, вместе боролись с оккупантами, бандитами и фашистами. Впрочем, не скрывалось здесь особенной тайны. Для войны – обычный факт и случай. Вот, как это произошло.
…В палате, на табуретке, обхватив голову руками, сидит Смилов, о чём-то думает. Здесь же, в белом халате, молодая и симпатичная, лет двадцати пяти, процедурная медицинская сестра Миля. На шее у неё висит марлевая маска.
В её руках металлическая хромированная шкатулка, подходит к койке Ники. Ставит свой ящичек со шприцами и лекарствами в ампулах на небольшую тумбочку. Выбирает необходимый раствор для «укола». Смилов поднимает голову и говорит Нике:
– Вот ты спрашиваешь, малышка, зачем на свете живёт человек. Наверное, не только для радости, но и страданий. Душевная и физическая боль очищают душу. Но лучше уж никому и никогда их не испытывать.
Миля собирается набрать в шприц лекарственный раствор.
В палату стремительно входит Крачко.
Медленно поднимается с табуретки Смилов, подмигивает начальнику.
– Я, видите, Валерий Генрихович, – говорит Миля,– занимаюсь…
– Вы, продолжайте, Милена Игоревна, – нервно отвечает Крачко,– проводите процедуры!
Крачко выходит из себя, сурово говорит Смилову:
– Где ты был вчера, Демьян Тарасович, в двенадцать часов дня?
– На операции, – просто отвечает Смилов, – только на другой, не на хирургической. Наш связной Игорёша Окунёв обнаружил неподалеку группу убийц и мародёров. Надо было срочно отправить их на тот свет. Это была ответственная и серьёзная операции. Если бы я промедлил, Валера, то меня Господь бы не простил.
– Демьян Тарасович сегодня с утра провёл четыре сложные хирургические операции, – поясняет Миля. – Он успевает всё, Валерий Генрихович!
Может быть, к месту, а возможно, и не совсем, но Крачко напоминает Смилову, что профессия врача заключается в том, чтобы спасать от недуга и смерти любого человека, даже если он законченный бандит. Это гуманизм, это принцип.
Что ж, Смилов соглашается с таким утверждением, но даёт некоторые пояснения. Конечно же, он – врач и непременно вылечит даже насморк у того господина, который отправил на тот свет нескольких его родных и близких ему людей. Но вернёт здоровье палачу только для того, чтобы отправить его в мир иной в полном порядке, даже без признаков хронической изжоги. Вот и вся мораль.
– А если кто-то думает иначе, – твёрдым голосом говорит Смилов, – то грош ему цена.
Заведующий хирургически отделением подходит к больничному окну, сдвигает одну из штор на самый край. Обращается к Миле:
– К чёрту усталость, Миля! Ты его всегда готова защитить.
Недовольный положением дел Крачко почти садится на подоконник. Очень серьёзно предупреждает Смилова:
– Я не против того, что вы – истинные патриоты с Милей. Но ведь вы отвечаете и за больных. Пусть с бандитами воюет народная милиция, ополченцы и добровольцы. А нам надо лечить людей. Хотя я понимаю…
– Я успеваю всё, Валера. Да ведь я не один здесь… хирург. – Смилов разводит руками, – Иногда срочно надо разобраться… кого-то вовремя защитить. Точный выстрел – своевременная таблетка для того, кто явился сюда убивать людей.
– Не бери в голову, Демьян, – говорит Смилову заведующий отделением. – Просто в последнее время столько поступает к нам тяжелораненых, что хочется самому всё бросить и в ополчение идти. Но и здесь ведь надо… не мешкать. Хотя ты, Демьян Тарасович успеваешь. А вот у меня из рук всё валится.