За магнитной стеной, или Сновидения Варежки
Шрифт:
– Ну что ж, вполне доходчиво, -- задумчиво произнесла Любаша.
– Но почему же вы не нарисовали Карину?
– с укоризной спросила Любаша и игриво обняла Сухареву.
– Пускай бы она держала Гулену но коленях и они вместе смотрели бы на звезды, Варежпн поморщился.
– Здесь все - Карина. Она и то, что ее окружает, - неразрывно. Варежкин непроизвольно сцепил пальцы рук.
– Как бы вам объяснить?
– Ты все хорошо объяснил, - сухо сказала Карина, - но я все равно ничего не пойму... Ты просто фантазер, Савелий. Почему бы тебе не писать то, что видят остальные? Вот чай - он и есть чай, нельзя же его изображать, допустим, простоквашей, - начала излагать
– Савелий, остановись, а то и мы привидимся тебе невесть чем, прервала его Карина.
– Но мне кажется...
– А мне ничего не кажется, - уже зло оборвала его Сухарева.
– Спасибо за подарок. Я ценю твой труд, но не приемлю. Достаточно с меня видений и фантазий. Понятно? Достаточно! Я сыта ими по горло!
– Каринушка, ты становишься жуткой злюкой. Ну, размечтался человек, ну, он так видит, ну и что?
– вмешалась Любаша.
– Гулена и та не выдержала этих видений. Вон, под диван залезла. А я человек. Что мне прикажешь делать? Что? Я спрашиваю?
– Карина все больше и больше распалялась.
– Вот что, милочка, возьми-ка себя в руки и перестань напускать на себя истерику!
– одернула ее Любаша.
Варежкин уже проклинал себя за то, что не в меру разговорился, Но в то же время в кладовых подсознания вертелась, не давала покоя мысль: почему так нервна Карина?
Что ее раздражает, мучает? Тогда - цветы... Сейчас...
Неужели какая-то картинка смогла ее вывести из себя?
Впрочем, и с кошкой что-то неладное творится, точно картина источает какой-то эфирный яд, точно токи какие-то излучает. Но ведь с Любашей ничего не случилось. Хотя что с ней стрясется, с такой пышечкой-веселушечкой? Нет, надо что-то придумать. Но что? Выбросить?!
– Не будем ссориться из-за чепухи, из-за картинки какой-то, - Савелий быстро встал.
– Чушь все это.
Варежкин схватил картину, резко открыл балкон и на глазах опешивших женщин вышвырнул ее. Любаша бросилась к балкону, но ее остановил протяжный стон Карины. Она обернулась и увидела, как Сухарева медленно сползает со стула. Савелий и Любаша кинулись на помощь.
– Воды, быстрее воды!
– выпалила Любаша.
Савелий метнулся на кухню и, расплескивая воду, поднес стакан к губам Карины.
– Что-то нервы у нее сдают в последнее время. Совсем полоумная стала, - проговорила Любаша.
– Не знаю, что и делать. Я и так и этак, ничего не помогает, точно нечистый дух вселился в нее.
Карина понемногу приходила в себя.
– Уходи.
– Немедленно... Я не могу тебя видеть, ты слышишь?!
Если в первое время Карина была необходима Савелию как воздух, как глоток чистой, колодезной воды, то последняя встреча не то чтобы его омрачала, сделала ее образ менее притягательным, но что-то разрушила в его сознании, остудила огненную иглу, которая вонзилась в самую сердцевину его сущности, и постепенно клубящийся свет, которым он жил, стал гаснуть, и спокойное, холодноватое мерцание наполнило его плоть. Но одновременно и Карина стала приобретать очертания зыбкие, полуреальные и лишь изредка вспыхивали искорки ее ореола, и тогда Варежкин ощущал беспокойство, перекладывал вещи с места на место, словно стараясь себя и весь окружающий его мир привести в согласие, окунуться хотя бы на время в гармонию и плыть по ее спокойным волнам, по безмятежным холмам воспоминаний, забыв, что существует время, квадратные метры его каморки и тот изнурительный взрыв, имя которому - Карина.
Наступила весна и можно бы дать ее приметы в виде давно прокисших ручьев, обрюзгшего снега и рыхлого и сероватого озерного льда. .Можно бы упомянуть и о потревоженных лесных чащобах, но каморка не выезжала на своих скрипучих половицах туда, где воздух, пронизанный переменным стоком, окатывал мурашками спину, грудь и виски.
Варежкин просто отворил окно, чтобы дать сквозняку по-молодецки пройтись по всем затхлым уголкам и навести праздничный беспорядок в притихшем жилище. И сквозняк ворвался, словно почуяв добычу, и с маху принялся за работу. Савелий закрыл глаза и подставил лицо под ослепительный, напористый душ, в котором все перемешалось; отрывочные голоса жильцов, воробьиный галдеж, солнечные соринки и запах отсыревших досок. Кровь опрометчиво запульсировала в капиллярах и венах, но звон стекла, словно кто-то без оглядки рванул оконные рамы, стряхнул с Варежкина мощное оцепенение.
Савелий обернулся - и не поверил своим глазам: в дверном проему стояла Карина в легком красном плащике и ее волосы путались и развевались на сквозняке.
– Закрой окно, - спокойно сказала Карина.
Савелий растерялся, но окно закрыл.
– Я... я очень рад. Какими судьбами?
– Не выдержала я, Савелий, вот и пришла, - сказала Карина, закрывая дверь.
– Да что же ты стоишь, раздевайся!
– Савелий погог Карине снять плащ и повесил его на гвоздик.
– Проходи. Садись. Я рад, что ты пришла, - еще раз сказал Савелий, точно сам хотел убедиться в этом.
– А здесь вполне уютно, - сказала Карина и села на кушетку.
Жилье Савелия и вправду было довольно уютным.
Недавно он развесил часть своих полотен, отчего сразу стало просторнее и светлее.
– Даже не знаю, чем тебя угостить. Может, кофе? Или яичницу? У меня плитка хорошая, вмиг накалится.
– Кофе, пожалуй, выпью, а больше ничего не надо, - как бы в пустоту сказала Сухарева и стала внимательно разглядывать картины.
– Я не ожидал, что ты придешь.
– И я не ожидала, - все с той же отсутствующей интонацией произнесла Карина.
Савелий налил из термоса кофе, раскрыл пачку печенья и внимательно посмотрел на Карину.
– Что ты так усердно картины разглядываешь? Почти все они были на выставке..,
– Помню. Даже слишком хорошо помню, - Карина отпила глоток кофе.Поэтому и пришла.
– Что-то я не совсем пойму.
– А зачем понимать? Я тебе объясню. Все объясню, но сначала... Савелий, где ты видел мальчика?
– Карина посмотрела в глаза Савелия.
– Какого мальчика?
– недоуменно спросил Варежкин.
– Того - "За Магнитной Стеной".
Карина отвела глаза и стала крутить перстень на безымянном пальце.
– Хорошо, я расскажу, - Савелий встал и подошел к окну.
– Но ты опять сочтешь меня выдумщиком...
– Варежкин с минуту молчал, словно о чем-то раздумывая.
– Я расскажу, но мне очень важно, необходимо, чтобы ты поверила...
– Я поверю.
Савелий потер пальцами лоб, вернулся на место; залпом выпил кофе, закурил сигарету и после нескольких глубоких затяжек стал медленно, чтобы ничего не упустить, рассказывать.