За мертвыми душами
Шрифт:
— Чего захотели!! нетто в эдаких палатах что продают? Тут мельоны в сундуках позасыпаны!!! На что им продавать? А с молодой с барыней знакомые были?
— Нет. Знакомый был бы, разве на телеге от них я уехал бы?
Этот довод сразил Никиту и разом покончил с каким-то подозрением, таившимся в нем.
— Это конешно!.. А вы не из духовных будете? — вдруг быстро добавил он; в глазах его мелькнули веселые искорки.
Я удивился. — Нет! Да разве я похож на духовного, что ты спрашиваешь?
— Да не то что похожи, а так это я… не потому ли, мол, коней вам господа не дали, что
— А разве Дашковы духовных не любят?
Никита махнул рукою и засмеялся.
— Беда!..
— Почему?
— Да уж так!.. По евангелию, сказывают, надо жить!
— А попы по-каковски живут?
— Попы грабители: с живого и с мертвого берут!
— Да и мы с тобой не даром работаем; тоже за все деньги берем!..
— Оно что говорить…
— Ну, а в хоромах в таких жить — это тоже по евангелию указано?
Никита сдвинул картуз на лоб и слегка почесал затылок. Он, видимо, еще не знал, как ему со мною держаться.
— Оно конешно… на то господа…
— С жиру ваши господа бесятся, вот что!.. — продолжал я. — В евангелии что сказано — раздай все имение свое нищим! Вот бы они и роздали его, да тогда и плясали бы — босиком да в сарае! А то, небось, вместо раздачи-то — пару бревешек на починку избы из десяти тысяч десятин лесу дадут, да еще требуют, чтобы в Бога верили, как они хотят; радуются, ах, мол, какие все дураки, а мы христиане!
— Верно… — отозвался Никита. — И мы так же вот про себя смекаем!
— А почему ж молчите?
Никита оборотился ко мне. — А вы вот у них были — сказали им так-то?
— Да какое мне дело до них? Меня они не учили, как надо жить, а вас учат!
— Э!!! — возразил Никита. — Бог-то эва где, за облаками, а своя шкура вот она! Покрыть да пропитать ее тоже чем-нибудь надо! Вы их, своих расчетов, им не сказываете, а мы, стало быть, по своим: все на одной веревочке ходим! Я так полагаю: умный думай, а дурак говори!
Ответ был житейски правильный и возразить на него было нечего.
— А у них и теперь собрания бывают? — спросил я.
— Нету, давно покончились; как старый барин помер, так и шабаш! Еще старая барыня, бывает, обмолвится когда с кем придется словом-другим, а уж чтобы по-прежнему — того нет; теперь строго, урядник в оба глядит!
— А молодая? она тоже вас учила?
— Ну, где же, нету! При свекре она и рта не раскрывала. Молодые ни при чем — старые тут всему заводчики были!
— А уважали старика мужики, скажи по правде?
Никита помолчал.
— Человек хороший был, — ответил, — добрый! худа про него не скажешь… а так дурашный только… по душам ежели открыть.
— Чем дурашный?
— Ну да ведь как же: попа не надо, в церковь не ходи, заместо обедни стих пой! А без попа человеку ни тпру, ни ну: Рождество, скажем, или Паска придет — как тут без попа обойтись? бабы загрызут. Опять же по человеческому естеству — родится кто, помрет ли, — как попа не звать? Не окрести, попробуй, младенца — сейчас к тебе урядник шасть: а когда, мол, друг милый, на крестьбины в гости к себе звать будешь?.. И старика огорчать опять же невмоготу было: вот тут и крутились мы: к попу с задворков лазили да в сумерки, чтобы до господ не довел кто! Греха да смеху
— Надували, стало быть, барина?
— Зачем надували? Для него же старались, уваженье ему сказывали!.. — убежденно ответил Никита. — Что ж ты с ним сделаешь, коли расслабел человек? Говорить, бывало, на собранье зачнет, а у самого под носом мокро, слезы по щекам текут. Пустяки самые говорит, а в три ручья плачет!
— И хорошо говорил?
— А кто ж его знает? Руки к грудям прижимал, должно быть хорошо, с чувствием…
— Ну, а плясали на собраньях? Я слыхал, будто как у хлыстов раденья у него бывали?
— Слыхали и мы, а только сам не видывал… с господами, сказывают, поскакивали!..
Никита вдруг затпрукал и остановил лошадей: мы были у перекрестка.
— Ежели в Алябьевку — сворачивать надо?.. — произнес он.
Я огляделся. Влево расстилались всхолмленные, зеленые поля; местность почему-то показалась мне неприглядною.
— Нет, едем прямиком в Кручи!.. — решил я.
Никита соскочил с телеги и оправил шлейки на лошадях. — А я вот что надумал, барин, — сказал он, взобравшись опять на свое место. — Заедем мы наперед всего к батюшке к здешнему. Только, смотрите, нашим господам не сказывайте! Он нам дело распределит настояще! А что барыни вам наши насоветовали — на то плюньте: нешто они могут понимать, что нужно?
Я успокоил своего возницу насчет своего молчания и осведомился об имени священника.
— Отец Спиридон… — ответил Никита. — Он всю округу, как свою церковь, знает: примечательный поп!
— Дело!.. — обрадовался я. — Валяй к Спиридону!
Мы тронулись дальше.
— Чем же этот отец Спиридон примечателен? — спросил я, немного погодя.
— У-у!!. — Никита потряс головой. — Муха где пролетит — уж он знает. А насчет того, что у кого в доме есть, — окромя его спрашивать некого! Умнющий поп!.. неужели не слыхали про него?
— Нет.
— Чудно!.. Супротив староверов он здесь первый. Режет их а-ах как!
— Как же? Все из писания?
— Чего там из писания! Умом берет. В сенате бы ему заседать, ей-Богу! Однова супротив него староверы такого начетчика выставили, что и не бывало еще такого: все книги как есть назубок отшпаривал! Схватились это они, значит, на собеседовании. Отец Спиридон учтет из книги, а тот ему из целых трех жарит; поп отмахнется, а тот того пуще — ну в угол загнал, забил, как есть! — до того договорились, что пар от обоих валил, ей-Богу! Наш-то послабже, поменьше, голосу у него настоящего нет, сдал, а тот здоровенный, морду не обхватить, такую наел, голосина что труба!.. Отца Спиридона и не слыхать стало. А народу кругом — что вербы в ящике под вербное воскресенье: руки не поднять — полная церква! Раскольников тьма, радуются, гомонят — видят, их сторона верх берет. Смекнул отец Спиридон, что, значит, как топор по воде плывет. А начетчик чешет, начетчик сыплет, — и из евангелия, и из апостола, и шут его знает из какой еще требухи! Вдруг это наш как вскричит, как замашет руками — стой, стой! Что ты, грит, зря книги святые тревожишь? С умом надо из них честь; чти их подряд, а не надергивай откуда пришлось: это тебе не хвост конский! Так я тебе что хошь докажу!