За милых дам
Шрифт:
— Исчерпывающая телерецензия. Ну так, короче: нельзя, что ли, убить на расстоянии?
— «Что ли» нельзя… Или не стоит.
Рита на минуту отвлеклась от холодильника и повернулась к подруге:
— Все и всегда, моя дорогая, лучше делать не на расстоянии. В том числе и убивать… Шутка.
— Понятно… «И даже в самое тяжелое время они находили время для того, чтобы пошутить».
— Расслабься… Выпить хочешь? Я тебе приготовила. — И Рита, не мигая, пристально глядя в лицо, протянула Марине бокал.
Додика Бабкина страна знала по рекламе шоколада. Это он, Додик, грациозно ловил в рекламном ролике брошенный
Одна из газет на своем «хит-параде» секс-символов даже признала это жевание самым сексуальным жеванием года. А ведь газете было из чего выбирать: жевали нынче на экранах много, подолгу и очень изобретательно… Сколько нажевали за один только этот год, не было нажевано голубым экраном за всю многолетнюю историю отечественного телевидения.
Собственно, съемки в рекламных клипах не были основным делом Додика. Додик был режиссером телепрограммы «Мотор-шоу». Но программу покупали плохо, конкуренция на телевидении становилась все жестче, несчастная «Мотор-шоу», вытесненная более удачливыми и влиятельными конкурентами, шла уже всего один раз в месяц в дневное, не рейтинговое, очень неудобное время и к тому же в будний день… Из-за этого заполучить рекламодателей становилось все труднее, и продюсерша уже полгода не платила Додику ни копейки… Вполне естественно, что при случае не приходилось отказываться и от шоколадных батончиков.
Все это, конечно, не означало, что Додик пропадал. Дело в том, что Додик Бабкин был мужчиной из разряда «сероглазый король». И все, что он имел в жизни, в том числе и место режиссера в «Мотор-шоу», досталось ему в награду за его, можно смело сказать, незаурядные внешние данные. Сказать, что Додик был красив, значило не сказать ничего. Смазливых ребят, жаждущих получить свой кусок пирога, по свету бродило немало, но далеко не все они получали то, что хотели… Но Додик… Суровый и утонченный, мужественно холодный и сероглазый, он был не просто красив, он был породист и достоин. При взгляде на Додика женщинам, особенно с гуманитарным образованием, приходили на ум молодые генералы Марины Цветаевой, а всем остальным кинематографические белогвардейцы в погонах — люди чести, долга и мужества. В общем, как сказано у поэта, — «доблесть и гордость…». Все это на исходе двадцатого века было в большом дефиците, примерно как сумочки из кожи животных, занесенных в «Красную книгу», и пользовалось у женщин повышенным спросом.
То, что Додик отъявленный альфонс, не приходило в голову почти никому. Кроме тех, конечно, кто имел с ним самые непосредственные и близкие отношения.
Среди этих немногих была и жена Додика Танечка. Когда Танечкины подруги совершали какую-нибудь из ряда вон выходящую глупость, они имели привычку утешать себя фразой: «Но все-таки я, слава богу, не такая дура, как Танечка». Два года назад Танечка, счастливая жена норвежского миллионера, директора филиала американской нефтяной компании, разрабатывающей шельфы Норвегии, приехала погостить к маме в Москву…
Среди прочих ее визитов был и визит вежливости в Останкино, где прошла когда-то в должности ассистента режиссера, точнее, девушки на побегушках, ее комсомольская молодость. Там Танечка, приехавшая навестить подружек, и увидела Додика…
По возвращении в Норвегию сборы были не долги, но основательны… Танечка упаковала свой роскошный гардероб, все, что надарил и чем облагодетельствовал
Додик не сопротивлялся. Это вообще была его особенность, пленявшая многих женщин, он никогда не требовал, не настаивал, тем более не просил. Он с королевским достоинством и некоторой благородной безучастностью позволял женщине сделать то, что та хотела, жаждала, мечтала для него сделать.
В Москве Танечка принялась рьяно конвертировать свои капиталы в имущество. Валюту — в трехкомнатную квартиру, бриллианты — в две машины, одну себе, другую Додику… Длинную, «в пол», лисью шубу — роскошную, легчайшую и, несмотря на это, невероятно жаркую, из каких-то особых сверхдрагоценных норвежских лисиц — Танечка конвертировала в бытовую технику для новой квартиры, кажется, на нее купили холодильник, стиральную машину и что-то еще… Почему-то потом Танечка больше всего жалела об этой шубе. Может быть, потому что зима наступила очень холодная, и Танечка нещадно мерзла в своей меховой куртке. А на другую шубу денег все никак не выкраивалось. Чтобы согреться, она вспоминала виллу в Испании, которую купил специально для нее муж-миллионер, потому что врачи сказали ему, что Танечка не очень крепкая и ей надо много времени проводить на солнце, в сухом и здоровом климате.
Время пролетело быстро. Сначала они продали Танечкину машину, оставив Додикову, потому что он не мог, конечно, ездить в Останкино на метро… И Танечка стала ходить по магазинам пешком… Потом она начала наведываться не в магазины, а на оптовый рынок, потому что там все было намного дешевле… Потом сломалась стиральная машина, из-за которой она в числе прочего продала свою замечательную лисью шубу, и Танечка стала стирать вручную… Олаф иногда писал ей письма, смысл которых с норвежского на русский перевести можно было бы очень кратко: «Когда нахлебаешься дерьма, вернешься!», но поддерживать финансово не собирался ни в малейшей степени. По всей видимости, благородная красота Додика оставляла его глубоко равнодушным.
Конечно, Танечка и дальше продолжала бы свое жертвенное служение, выискивая на рынках сосиски подешевле и придумывая, что еще можно продать, чтобы сводить Додика в конце его тяжелой рабочей недели в ирландский бар — Додик обожал кофе по-ирландски: виски, взбитые сливки, стекающие по горячей ложечке… Но Додик не собирался ничего продолжать. Додик не мог позволить Танечке губить себя, тем более что именно в это время на его горизонте появилась Надя Хоккер, владелица дорогого и модного «Фитнесс-клуба», вступительный взнос в который составлял не одну тысячу долларов.
Конечно, Танечка была самоотверженная подруга и чудесная женщина… Когда она загорала topless, то бишь с открытой грудью на борту яхты своего мужа-миллионера, бывалые яхтсмены теряли в своих норвежских фьордах управление и оказывались на грани кораблекрушения — такая у Танечки была грудь… Конечно, Надя Хоккер более всего напоминала раздобревшую рыжую многоопытную — столько лет за плечами — корову… Собственно, и «Фитнесс-клуб» супруг Хоккер купил Наде, чтобы она занялась наконец хоть каким-нибудь делом и перестала пить и жиреть… Но Додику в его нынешнем положении не приходилось выбирать форму груди: времена наступали жесткие, все об этом говорили — и правительство, и финансисты, и рядовые граждане, — а Додик с его привычкой к неге, комфорту и беззаботности чувствовал эту жесткость, как никто другой.