За несколько дней до рассвета
Шрифт:
***
Итак, Авилэн семнадцать. С того рокового дня прошло полгода, но принцесса помнит, помнит и страдает. Может, некогда исчезнувший из её жизни Призрак тоже пропал из-за злосчастного проклятия? Спасаться от угрызений совести и разъедающей печали девушке помогали лишь уроки магии, которые она проводила со своим мудрым наставником – Крессиноном. Книги, её неизменные спутники детства, заменили учебники по истории Ноэлона, счетоводству и магии, походы в библиотеку и чтение книг – походы в класс, выучивание всё новых и новых заклинаний и практика. И даже любимого Призрака тоже заменили – Крессиноном, частично, конечно, лишь в смысле спутника и опоры.
Авилэн не раз хотела спросить у учителя о таинственном
Со временем она, конечно, научилась сдерживать себя и отвлекаться на другие вещи: учёбу, поклонников… но всё это не могло в достатке заменить ей их уютных бесед, тайных встреч и всей той атмосферы счастья и комфорта, какая всегда царила в библиотеке.
Авилэн хорошо скрывала свои эмоции и переживания – в конце концов, это самый необходимый и основной навык для будущего монарха. Однако Фелистин, являясь не просто прагматичным и умным правителем, но ещё и мудрой женщиной, заметила, что дочь что-то гложет, и поняла, что во всём повинен этот мерзкий слух о проклятии. Сочувствуя юной принцессе, которой не подобало быть такой подавленной, королева вдруг вспомнила, что, возможно, сможет поднять настроение её дочери. Придя в свой кабинет и сев за рабочий стол из вишнёвого дерева, Фелистин взяла писчую бумагу, перо и принялась выводить текст послания ровным и красивым почерком…
***
Ирнан Хостибиус ещё никогда не был так счастлив. Прямиком из Ноэлона, его родителям пришло письмо от самой королевы! Да какое! Письмо было ничем иным, как приглашением на неделю в замок Ноэтрибиусов. Королева предположила, что было бы неплохо восстановить когда-то крепкие дружеские связи, прерванные после очередного конфликта с монстрами. Обе союзные стороны восстанавливали силы после напряжённой вооружённой борьбы с вражеским войском, однако, приводя в порядок свои владения, их правители позабыли друг о друге, не поддерживая больше никакого контакта. И вот, после почти десятилетнего затишья, королева Фелистин пишет письмо, в котором выказывает желание вновь вспомнить старые времена! Ну, разве не чудно!
Ирнан помнил «крошку Ави», как он её звал, помнил их детские забавы и шалости. Ему было пять, ей – шесть, их родители тесно дружили, часто навещая друг друга, и неугомонные дети тоже сдружились достаточно быстро. Он помнил, как они, решая подшутить над бедным гувернёром, прятались по всему дворцу. Обыкновенно, взрослые Хостибиусы и Ноэтрибиусы отправлялись на прогулку, оставляя младших представителей своих фамилий на попечение гувернёру Амонону, дотошному и озабоченному всякого рода обязанностями мужчине. Он в панике бегал по замку и звал детей, изнемогая от долгих нагрузок и не замечая скользящих за занавесками детских фигур. Или, как они сбегали из дома во время обеда, чтобы поноситься по свежевыкошенной траве на кукурузном поле, лакомясь не убранными початками. Прекрасные были времена…
Но не прошло и двух лет, как Авилэн и Ирнан расстались на долгое, долгое время, тянувшееся для мальчика, словно вечность. Но его вечности настал конец, и вот уже через какие-то два дня он должен был вновь встретиться с той, кто занимала все его наивные, всё ещё детские мечты. Он не раз представлял себе, как его давняя подруга выглядит сейчас, изменился ли её задорный характер? Но то, что всегда заставляло Ирнана густо краснеть и учащённо дышать – так это представления о том, как она изменилась физически. Она и в детстве была маленьким очаровательным ангелочком, а что сейчас? Сейчас, она, наверно, просто богиня.
Ирнан в нетерпении ждал момента, когда запрягут лошадей, сложат все чемоданы в карету, и его семья сможет пуститься в путь. Наконец, когда Хостибиусы старшие и младший взошли в кабину и закрыли за собой дверцы, карета тронулась и поехала по дороге, ведущей к счастью, к осуществлению мечты мальчика и юноши, к ней, Авилэн.
***
Авилэн сидела в своей комнате у окна и тоскливо глядела на разбивающиеся о каменный карниз алмазные капли дождя. Сегодня нет занятий, этот день, седьмой на неделе, предназначался для отдыха принцессы. Однако, лишённая единственной возможности отвлечься от поедающих её разум изнутри чувств, Авилэн не ощущала, что отдыхает. Она больше всего в жизни ненавидела этот день недели, день, когда страдания, обычно приглушённо бьющиеся где-то в глубине сознания, вновь неотступно накатывали, накрывая с головой. И казалось, от них никуда не денешься, они сейчас же опутают шею жёсткими верёвками и заставят задыхаться в истошных рыданиях, с такой силой подавляемых девушкой.
Мерное постукивание капель о карниз нарушилось стуком копыт по мощёной камнем дорожке, ведущей ко входу в замок, и скрипом несмазанных каретных колёс. Девушка, грубо вырванная из глубоких и напряжённых дум, вздрогнула и чуть не свалилась с кресла, на котором восседала. Удивлённая таким неожиданным визитом, она, однако, не придала ему особого внимания и осталась в кресле, с недовольным пыхтением поправившись на нём.
Однако, когда из кареты показалась белобрысая макушка и до боли знакомое розовощёкое лицо, Авилэн словно ожила, вытянулась и подскочила, захваченная увиденным. Ирнан, Ирнан Хостибиус! Ринувшись с места и кинувшись к двери, Авилэн, не помня себя, спустилась в гостиную, в которую только-только вошла семья Хостибиусов.
Всё словно замерло вокруг них. Ирнан стоял подле отца и неотрывно глядел широко распахнутыми глазами на ту, что влетела в гостиную, оборвав обмен любезностями между их родителями, а Авилэн, в свою очередь, с замиранием сердца остановила свой взгляд на юноше, чувствуя, что едва дышит. Мгновение – и они уже крепко и горячо обнимаются, словно этой пропасти длиной в десять лет, и не было между ними. Ирнан, в отличие от неё, совсем не изменился. Разве что, ростом стал повыше и немного постройнел. А в остальном – всё тот же полнощёкий юнец, со сверкающими глазами и отважным, смелым сердцем. Авилэн даже стало жаль, когда она вспомнила, во что превратилась она за эти годы. Но, благо, простодушный Ирнан не уловил в её взгляде того намёка на глубокую печаль, какая проглядывается в глазах страдающих или страдавших людей даже тогда и особенно, когда они испытывают большую радость.
Наобнимавшись вдоволь, они, наконец, взглянули друг другу в глаза, и оба зарделись румянцем смущения, разве что Ирнан покраснел гуще девушки и смущён был куда больше, ведь в его воображении он рисовал себе совершенно другой образ, далёкий от того, что он видел перед собой сейчас. Его разум был просто не способен изобразить настолько красивую девушку. Длинные серебристые волосы, увенчанные небольшой диадемой, глаза-озёра и бледноватая, прозрачная кожа – всё это поразило чувства и мысли юноши одним точным ударом амурной стрелы, которая, впрочем, уже давно вонзилась в его большое сердце.