За порогом боли
Шрифт:
– Идеальное состояние, – констатировал он. – Из него, похоже, почти не стреляли.
– Не сомневайся, его пули и гильзы в гильзотеке ФСБ есть. Если мы, конечно, и вправду имеем дело с ЧК, в чем я лично все больше сомневаюсь.
Кирилл с заметным сожалением отложил автомат в сторону и взял листочек с инструкциями. Текст был отпечатан на компьютере и выведен через лазерный принтер. Это уже кое о чем говорило. Например, о том, что у Юрия Николаевича есть средства пользоваться довольно дорогой оргтехникой. О его осторожности, так как он не стал доверять печатной машинке с ее легко опознаваемыми дефектами литер и навеки остающимися следами на копировке, которые, при известной сноровке, может прочесть кто-нибудь любопытный. Идентифицировать же принтер, на котором сделан этот листок, можно лишь используя сложный спектральный анализ красящего порошка, и проведя огромную оперативную разработку сотен подобных принтеров. Правоохранительные органы на это способны чисто теоретически, но Макс не способен даже в теории. Кроме того, это, возможно, говорило о том, что Юрий Николаевич не вполне доверяет Максу, но имеет высокое мнение о его способностях. И еще о том, что дело ведется неофициально, иначе не были бы приняты такие меры предосторожности.
К таким выводам Макс с Кириллом пришли после подробного разбора инструкций. Сами же инструкции не содержали ничего особенного. В кратких нейтральных фразах в них повторялось требования не предпринимать ничего самостоятельно, не спешить с привлечением помощников, действуя, по возможности, в одиночку /при этом Макс многозначительно посмотрел на Кирилла, а тот согласно кивнул. Им уже не нужны были слова, чтобы понимать друг друга/,соблюдать крайнюю осторожность и не выносить «инструменты» из дома, пока не будет дано соответствующее распоряжение, и т. д. и т. п. Связь устанавливалась простейшая – ежедневно в десять утра Максу будут звонить. В будущем, после испытательного срока, условия работы будут во многом изменены.
Ежедневный выход на связь желателен, но не обязателен. Пятидневный невыход на связь считается отказом от сотрудничества, со всеми вытекающими из этого, последствиями.
– Интересно, что из этого может «вытечь»? – вслух подумал Макс. – Ментам меня сдадут? Или что-нибудь несчастное со мной случится?
– Ты же не собираешься сразу же отказываться от сотрудничества? – успокоил его Кирилл. – А там видно будет, что с кем случится.
Через час «афганец» ушел на базу, узнать, как у ребят дела, и сказал, что там и заночует. Макс остался один.
Он доел завтрак, приготовленный Ленкой, и включил телевизор, но его звук в пустой квартире только усиливал чувство одиночества. Словно вся тяжесть мира вдруг свалилась на Макса. От такой ноши опустились плечи, и он сгорбился и закрыл лицо руками. Почему все так несправедливо? Раньше он даже радовался, когда Ленка уезжала, и он мог отдохнуть от людей несколько дней. Но то было не одиночество, а уединение. А теперь она ушла навсегда. Макс выключил телевизор и тяжело опустился на диван. Он с трудом вытянулся и замер, уткнувшись носом в пыльную накидку. И, вдруг, как обрыв пленки в кинопроекторе…Окружающий мир исчез и он упал в лесу между обомшелых пней и горячая, злая стальная оса вспорола воздух у его головы. Больно хлестнули по лицу ветки, и он рванулся через кусты, боясь оглянуться. Ему нужно было посмотреть назад, но тогда драгоценные метры будут потеряны…А в спину, в мягкие мышцы, сверлом впивался взгляд охотника, поднимающего оружие. Макс не выдержал и оглянулся, но никого не увидел. В следующий миг он, споткнувшись, рухнул в стоячую воду болота и запах гнили ударил в ноздри. Он вжимался в ил, стискивая зубы, через которые тухлая вода просачивалась в пересохшее горло, но Смерть в обличии убийцы из спецназа, вела ствол автомата в его сторону и, скаля черные зубы, уже давила на курок…
Макс рывком вскочил с дивана. Это не был сон. Он не закрывал глаз ни на мгновение. Да и не бывает в снах больно от хлещущих веток. Он сплюнул прямо на пол, все еще чувствуя во рту вкус болотной воды, и взглянул на будильник. Прошло два часа!
Макс умылся ледяной водой, выпил остывшего чаю и закурил. Успокоившись, он застелил постель, разделся и юркнул под одеяло. Он долго не мог заснуть, терзая себя мыслями о Ленке. Ей, конечно, было тяжело, но, если она на самом деле любила, то должна же была хотя бы попытаться его понять! Нет, не было никакой любви. Обычная привязанность. Но почему она так жестоко с ним обошлась?! Ленка, Ленка! Ты, одна из лучших женщин на Земле, предала… Предала тогда, когда Максу так нужна была поддержка! Корку, которой он начал обрастать, корку жестокости, выросшей на страхе, корку ненависти, порожденную чужой подлостью, еще можно было растопить, разломать, отскоблить… Но теперь поверх этого грязного панциря наросла броня неверия, вылезшая, как клей из тюбика, то ли из равнодушия, то ли из эгоистичной слабости, из отказа от самопожертвования, из упоения своей личной болью и обидой…
Макс всхлипнул во сне. Но вскоре на его лицо упала тень страха и отчаяния загнанной жертвы…
…Он снова метался по лесу, натыкаясь на стволы деревьев, спотыкаясь об корни. Он увидел своего врага и вскинул пистолет, но курок был ужасно тугим и пули, вылетая из ствола, падали на землю в метре от него. Макс снова бежал, падал, бежал. Но вот он в спасительной воде, а Алик стоит с автоматом, вглядываясь в даль. И снова все, как тогда – тот же липкий страх, слезы отчаяния, и мышцы рвутся от бесполезного напряжения, пытаясь удержать сползающее тело.
И опять Макс кидал, кидал свой нож, но тот летел мимо, не слушаясь воли затекших рук, а Алик поворачивался к нему, и у него оказывалось залитое кровью лицо Тайсона-Али. Он медленно поднял автомат и его черный зрачок засасывал Макса, как черная дыра, потому что это был конец жизни. Это была она – СМЕРТЬ. Но вот Смерть оживала, и автомат с грохотом выплевывал в лицо Максу своих гонцов. Макс прикрывался рукой, пытаясь отмахнуться от пуль, но раскаленные куски железа рвали эту ненадежную защиту в куски, дробя хрупкие кости, и их острые осколки летели дальше, к Максу, вместе с пулями. Вот они уже достигли цели, и Макс ощутил тупой тяжелый удар в грудь, как будто на него падают тяжелые стальные шарики из подшипника. Один удар, еще, еще… Боли нет, но Макс чувствовал, как пули проходят насквозь, скребясь по ребрам, обнажая горячие дымящиеся внутренности, которые леденила холодная северная вода.
…Макс дико заорал и проснулся. Он весь трясся и, первым делом, ощупал свою грудь. Он много раз слышал выражение «проснуться в холодном поту», но считал это аллегорией, образом. Но сейчас он сидел в самой натуральной луже пота, который струился по спине и капал с носа. Пришлось поменять и трусы, и простыню, перевернуть подушку другой стороной и подложить одеяло, так как диван был мокрым.
Макс принял душ и вернулся в комнату. Он схватил со стола «Беретту» и крепко, до хруста, сжал ее в руках. Это немного успокаивало. Он закурил и продолжал курить одну сигарету за другой, пока его не затошнило. Тогда он закрыл глаза и снова забылся, сидя на диване. Его сон был черным и пустым, больше похожим на кому.
Он проснулся в семь утра. Проснулся сразу, будто включился. В висках ломило. Он поставил на плиту чайник и пошел в ванную. Из зеркала на него смотрел чужой человек. Лицо посерело, оттененные щетиной щеки втянулись, глаза ввалились и красным нездоровым огнем горели из-под темных век.
Макс взял бритву, но, порезавшись первым же движением, с бешенством швырнул ее на полку, свалив с нее все туалетные принадлежности. Только горячий кофе привел его в какое-то подобие нормального состояния. «Ничего себе – начало дня!» – угрюмо подумал Макс. – «Что-то еще будет!» И он оказался прав.
Ровно в десять утра, когда Макс уже почти оклемался, зазвонил телефон. Макс бросил взгляд на часы и, одним прыжком подскочив к столу, сорвал трубку.
– Олега. Максимова, будьте добры!
– Это я.
– Секундочку, – в трубке послышался щелчок, и знакомый тихий разборчивый голос произнес:
– Здравствуй, Олег. Как спалось?
– Спасибо, плохо.
– Ну, ничего. Я рад, что ты на месте.
«Ага! после вчерашней „чистки“ ты уже не уверен, дома ли я!» – обрадовался Макс. Он посмотрел на анализатор линии. Лампочка не горела. – «Ну, конечно. Разве он позволит, чтобы кто-то „висел“ на проводе, когда он разговаривает? Небось, его люди сейчас по всему городу ворон с телефонных проводов сгоняют, чтобы не подслушали!»