За решеткой
Шрифт:
Одна слеза скатилась по его щеке, и он смахнул ее с нарастающей злостью.
— Я опоздал, черт возьми, а когда я добрался туда, он был... — нижняя губа Бишопа задрожала, и он грубо провел рукой по лицу. — Везде была кровь. На ковре, на мебели. Иисусе, это было ужасно. Он снова и снова продолжал вонзать в нее нож.
— Я вообще не думал о своей безопасности. Я бросился вперед и атаковал его. Мы дрались. В итоге я одержал верх и забрал нож, но он сбежал. После этого я разрывался. Мне гнаться за ним или позаботиться об Аянне? Думаю, я был в шоке, потому что весь мой мир перевернулся вверх дном. Аянна и Кеон не шевелились,
— Бишоп? — мой голос донесся сквозь дверь, но он не отвечал, не моргал. Он потерялся в том давнем моменте. Его засосало прошлое, полное ужасов. — Бишоп, посмотри на меня.
Он не мог. Я сомневался, что он слышал меня сквозь хаос бури в его голове. Он раскрыл руки и посмотрел на свои ладони. Левую рассекал старый шрам. Тогда я понял, как он его получил.
Рана от самообороны.
— Я даже не знал, что держал нож в тот момент, когда туда приехала полиция Остина. Они продолжали орать мне «Брось оружие. Брось оружие». Когда я увидел его в своей руке... Когда я понял, что увидела полиция, и как все выглядело, я знал.
Его огромные ладони тряслись, крупные слезы падали на них все чаще и чаще, пока этот гигантский сломанный мужчина разваливался на куски.
Я не думал о последствиях. Зная лишь то, что мне надо утешить Бишопа и оттащить его от обрыва, я повозился с ключами, пока не нашел тот, что отпирал люк на двери. Глянув в обе стороны, я открыл маленькую дверцу и запустил руку внутрь, взял ладонь Бишопа со шрамом и сжал изо всех сил, вливая в этот контакт как можно больше силы и сострадания. Это все, что я мог предложить, и этого было достаточно для увольнения, если я не буду осторожен.
Но мне было все равно.
Как только я установил контакт, Бишоп дернулся и резко втянул вдох. Он не отстранился, но долгую минуту смотрел на наши руки, после чего его пальцы сжались поверх моих. Прошла еще одна минута, и штормовой взгляд Бишопа встретился с моим.
— Ты не можешь так делать, босс. Не можешь...
— Заткнись и иди сюда, — я прислонился головой к стеклу, глазами умоляя его послушаться.
Он подчинился. Его лоб прислонился к моему через прохладное окно. Наши взгляды встретились. Наши души переплелись.
— Я тебе верю, слышишь? Я знаю, что ты пытался ей помочь. Я знаю, что ты не вредил ей или ее сыну, — я крепче сжал его ладонь. — Ты не один.
Он тоже стиснул мою руку покрепче, и мы долго просто смотрели друг на друга. Наши узы становились сильнее. Наша связь крепла.
Губы Бишопа шевелились, формулируя слова, но ничего не послышалось. Он зажмурился, открыл глаза и попытался снова. Его голос звучал так приглушенно и хрипло, что я силился расслышать.
— Я любил ее, но не был в нее влюблен.
— Знаю.
— Я... Девушки не нравятся мне в таком плане, ты понимаешь, что я говорю?
— Да. Мне тоже.
Его ладонь отчаянно цеплялась за мою, словно
— Я никому раньше не говорил.
— Ты хранишь мои секреты, я храню твои. По рукам?
— По рукам.
Глава 11
Стены давили со всех сторон, пока я сидел на диване, сжимая руками затылок. Я пробыл дома час и не знал, куда себя девать. Для пробежки слишком жарко, и я был слишком взвинчен, чтобы спать. В моем мозгу проносился миллион мыслей в минуту, и я был уверен, что если не буду держаться за голову, то она взорвется.
Учитывая ужасную историю Бишопа, его признания относительно ориентации, мои действия (открытие люка, чтобы дотронуться до него) и нашу растущую связь, я не знал, что делать. Со мной никогда прежде такого не случалось. Я был настолько не в своей тарелке, что утратил всякие ориентиры.
Мои мысли метались от невиновности Бишопа к моим крепнущим чувствам к нему, и я с ревом вскочил с дивана и принялся ходить туда-сюда по гостиной. Во что я ввязался, черт возьми? Почему я позволил этому настолько выйти из-под контроля? Мне не стоило читать статьи о нем. Не стоило задавать вопросы.
На кухне я постоял перед открытым холодильником, невидящим взглядом смотря на полки и вспоминая наш разговор. Я видел его слезы, снова чувствовал дрожь его рук, наплыв эмоций, хлынувший из него в меня. Мое сердце ныло, когда я вспомнил отчаяние, с которым он за меня держался.
Мне не стоило отпирать тот люк.
Мне не стоило прикасаться к нему вот так.
Раскаяние — забавная штука. Джефф его не чувствовал, и я тоже.
Захлопнув дверь холодильника, я еще немного походил туда-сюда, снова и снова проводя пальцами по волосам, пока те не встали дыбом. Мое сердце колотилось вдвое быстрее, и в какой-то момент я стиснул грудь, повелевая ему успокоиться.
Достав телефон из кармана брюк, я прислонился к столу и посмотрел на него, размышляя и решая, с кем можно поговорить, чтобы меня поняли. Я не из тех, кто обычно переваривает в одиночку. Единственный способ избавиться от тревоги — это выговориться. К сожалению, мой психотерапевт остался в Мичигане вместе с надеждами на то, что я забуду инцидент, приведший меня сюда.
Я мог бы позвонить маме. Она послушает. Она всегда слушает, несмотря ни на что, но она будет беспокоиться. Мне меньше всего хотелось говорить ей, что я влюбляюсь в мужчину из камеры смертника.
Мои друзья дома отдалились после инцидента. Я был напряженным и встревоженным. Злым. Я вываливал вину не на тех, на кого стоило, и из-за этого потерял друзей. Те немногие, что остались рядом, не связывались со мной после отъезда из штата. Справедливости ради, я тоже не связывался с ними из-за своего упрямого желания начать с чистого листа.
Оставался только Хавьер.
Поколебавшись, я положил телефон на стол и прислонился головой к раздвижным дверям, которые вели на задний двор. Там зарождался очередной жаркий летний день в Техасе. Высоко на деревьях чирикали птицы, голубое небо было ярким и безоблачным. Стекло под моим лбом было теплым, и я закрыл глаза, вспоминая ту связь, что мы с Бишопом делили через маленькое окошко его камеры.