За решеткой
Шрифт:
— Я знаю. Я не дурак.
— Так почему?
— Это не моя работа — осуждать вас или наказывать. Я здесь, чтобы обеспечить безопасность людей внутри тюрьмы и за ее пределами. Вот и все.
— Чувак, я застрелил пять человек в банке. В упор. В голову, — он сложил пальцы пистолетом и прицелился в меня через окно. Затем он нажал на курок и изобразил звук выстрела. На его лице не отразилось эмоций. — Вот так просто. Смотрел, как их мозги разлетаются по стене за ними. И знаешь, что?
Я напряг мышцы и удерживал твердый зрительный контакт, пусть мои внутренности и бушевали.
— Что?
—
— Почему ты это сделал?
— Я был взбешен. Мне отказали в кредите, и впереди ждало банкротство. Всем было плевать на меня и на то, что я увязал в долгах. Я всегда был чужаком. Работа была отстойная, босс — бл*дский мудак. Надо было и его застрелить, — от этой мысли Джефф улыбнулся, и эта зловещая садистская ухмылка выглядела еще хуже из-за усталого выражения в его глазах.
— Ты сожалеешь о своих действиях?
Джефф вынырнул из фантазии и окинул меня взглядом снисходительного любопытства.
— Мое раскаяние поможет тебе крепче спать по ночам, белый мальчик?
— Мне плевать, раскаешься ты или нет. Это был просто вопрос. Не я через несколько недель лягу на стальной стол, зная, что это конец. Это твои грехи, а не мои. В конце дня я ухожу домой. У меня есть свобода.
Он не ожидал, что я дам ему отпор, и тем самым я заслужил некое извращенное восхищение. Я не был уверен, что хочу этого.
— А ты ничего, Миллер. Я не боюсь умереть. Я знаю, что поступил неправильно, и тот факт, что я сижу здесь ночь за ночью и не ощущаю никакого сожаления, говорит мне о том, что меня не надо выпускать на свободу. Я та страшилка-бабайка. Обществу не нравятся парни вроде меня.
— У тебя много осознанности.
— У меня было много времени на раздумья. Я знаю, кто я. Я знаю, что я. Этот бл*дский мир с его моралью и правилами — это идиотизм. У меня нет времени на это дерьмо. Пусть все они сосут мой член.
— У тебя была возможность поговорить со священником?
— Нее, я не верю в Бога. Мне не надо, чтобы он молился за меня и бормотал все то дерьмо про спасение моей души. Нахер это дерьмо. Нет у меня души, а если есть, то она черная как полночь. Мне хочется, чтобы они побыстрее покончили с этим. Все это ожидание как заноза в заднице.
Я гадал, изменятся ли его взгляды относительно Бога. Давным-давно мой дед рассказывал мне истории про войну. Затем он рассказывал о своем отце и о том, как тот сражался в Первой Мировой Войне. Он говорил, что в траншее под бомбежкой нет атеистов. Каждый человек молится перед смертью. Каждый. Казалось справедливым, что когда на кону стоит твоя жизнь, всегда зарождается та неуверенность. Тот вопрос, а что если? Может, Джефф передумает, когда через несколько недель ляжет на холодный металлический стол, но я подозревал, что об этом узнает только он сам.
— Они правда заметили мое отсутствие в Б?
— Конечно. Эти парни не отличаются от тебя, Джефф. Это напомнило о реальности. В тот день всеобщее настроение изменилось. Не было никого, кто бы это не почувствовал.
Джефф прислонился спиной к двери камеры и тоскливо посмотрел на свою маленькую комнатушку.
— Хочешь поговорить, Джефф?
— Ага. Хочешь послушать?
—
Так что мы болтали несколько часов. Мне приходилось прерываться, чтобы выполнить свои обязанности, но я возвращался к его камере и слушал, пока Джефф рассказывал о своем проблемном детстве, разрушенной семье, образовании и многочисленных провальных попытках завести друзей. Он много говорил об изоляции (той, которую он сотворил своими руками) и конечном падении, которое привело его в камеру смертника.
Будучи подростком, он узнавал в себе некоторое ощущение отстраненности, нехватку эмоциональной связи с миром и людьми вокруг. Неспособность сочувствовать, ощущение превосходства. Дети в школе называли его хладнокровным. Он не мог сохранить работу или держать язык за зубами. Но Джефф не был дураком и заметил свои социопатические тенденции задолго до того, как совершил серьезные преступления.
— Это было неизбежно, — говорил он мне. — Любопытствующая часть меня хотела заставить других людей страдать чисто для удовольствия и контроля. Чтобы купаться во власти, которую я имел над такими незначительными, низшими существами. Люди такие тупые, бл*ть, что просто чудо, как они выживают. Мне хотелось по приколу смотреть, как они умирают, понимаешь? Просто потому что я мог так сделать. Наблюдать, как они дрожат от страха, потому что наконец-то поняли, что я превыше них и могу прикончить их, не моргнув и глазом.
Хавьер был прав. Работать в блоке смертников было тяжело и напряженно. Я не раз думал о Бишопе, и меня тошнило при мысли, что его время истечет, и он однажды займет место Джеффа.
В конце смены того дня, когда Джеффери излил свою историю, я открыл новое расписание, которое Рей выложил перед тем, как уйти в отпуск.
За месяц у меня не было ни одной недели в ряду Бишопа, и ни одной смены по сопровождению. Это меня беспокоило.
Я пощелкал ручкой, найденной на столе, изучал график смен и думал. Тяга увидеть Бишопа была сильнее здравого смысла. Должен же быть способ. Хавьер один раз поменялся со мной сменами, может, и другие согласятся.
Ночные смены были обычно самыми нелюбимыми (после блока Е), и это идеальная возможность поговорить и узнать о нем больше. Мои смены не были тяжелыми. Если удастся поменяться неделями с теми, кто работал ночные смены в ряду Бишопа, то это даст мне время узнать его историю.
Я быстро окинул взглядом комнату для персонала и увидел Дуга, одного из парней, поставленных в ночную смену в блоке Бишопа через неделю.
— Эй, Дуг, приятель. Есть минутка?
Он вышел из туалета в спортивной одежде, и на шее болтались наушники. Я так понимаю, он собрался в спортзал.
— Да. Что такое?
— Не хочешь тут поменяться со мной неделей? — я показал на экран, показывая на его неделю ночных смен.
— Ты хочешь мои ночные? Серьезно?
— Да. Если ты не прочь поработать в В и Г.
— О да, черт возьми. Я ненавижу ночи. Я согласен на эту сделку.
— Спасибо. Я благодарен.
— Да нет проблем.
Пока он не ушел, я показал на фамилию Мэйсона.
— У тебя случайно нет номера Мэйсона, чтоб я мог связаться с ним?
Дуг похлопал по карманам спортивных штанов и нашел телефон.