За решеткой
Шрифт:
Через небольшой промежуток времени я уже не мог ждать дольше, потому что надо было делать пересчет. Я приблизился к камере Бишопа с липкими ладонями и пересохшим ртом. Я заглянул в его окно и обнаружил, что его кровать пустует. Нахмурившись, я просканировал камеру и едва не выпрыгнул из собственной шкуры, когда он как призрак появился у стены возле двери, где он стоял вне поля зрения.
Я отшатнулся, но его хриплый голос пригвоздил мои ноги к полу.
— Стой.
Наши взгляды встретились, и я не мог прочесть его стоические черты. Он был сердитым? Смертоносным? Понимающим? Пожалуйста,
Мой бок ныл, и я стиснул зубы, чтобы не схватиться за него и не помассировать старую рану.
— Иди сюда.
По мне пронесся холодок, и я сделал шаг назад, увеличивая расстояние между нами. Это было глупо. Он за решеткой. Между нами стальной барьер. «Уйди, — говорил я себе. — Доложи о пересчете и дорабатывай свою смену».
— Мне надо доложиться, — промямлил я так, будто он заслуживал объяснения. Будто это оправдывало мое грохочущее сердце.
Прежде чем я сумел развернуться и сбежать, он заговорил снова:
— Мне надо кое-что сказать тебе, и ты совершенно точно не захочешь, чтобы я повышал голос, и услышали другие. Это не займет много времени, а потом можешь убежать и сообщать о своем пересчете. Прячься от меня, если тебе так хочется.
Я сглотнул ком в горле и расправил плечи, шагнув вперед и надеясь, что воздух вокруг меня не пропах страхом. Столько лет работы в системе, и я никогда не боялся мужчин за решеткой. Мой несчастливый инцидент в Ай-Максе сказался на мне сильнее, чем я был готов признать. Трэвис с удовольствием ткнул бы меня носом в это, так?
У окошка Бишопа я замер и ждал, плавая в этих бассейнах многогранных черных бриллиантов, пока он изучал каждый дюйм моего лица. Не будь я так выбит из колеи, я бы цеплялся за их красоту. А так мне сложно было не отвернуться.
Бишоп понизил голос до шепота ровно настолько, чтобы было слышно через стальную дверь, и прислонился лбом к узкому окошку. Он смотрел на меня как огромная пантера, готовая к броску. Одни лишь его габариты и аура обездвиживали меня.
— Ты никому не обязан объяснять, что тебе нравится и не нравится. Ты понимаешь? От меня они этого не услышат. Я тебе обещаю. Если ты хоть на минуту подумал, будто я не знаю, что ты все время стоял там, ты ошибаешься, босс, — он помедлил, удерживая меня в тисках одними лишь словами. — Я костьми тебя чувствую всякий раз, когда ты рядом. Я знал. Я всегда знаю.
Я пошевелил губами, пытаясь выманить слова на поверхность, но ничего не пришло. В свете моей нерешительности Бишоп поднял ладонь и прижал ее к стеклу. Я инстинктивно сделал то же самое. Ладонь к ладони, за минусом семисантиметрового стекла.
— Мне жаль, — это единственное, что мне пришло в голову.
Уголок его губ дернулся.
— А мне нет.
Он согнул пальцы на стекле. То же движение он сделал тогда со своей бабушкой — будто он пытался сжать мою ладонь.
— Знаешь, раньше никто, кроме бабули, мне не верил. Даже Джален. Никто. Когда ты паршивый черный парень без родителей и с отсидкой в прошлом за причинение проблем, они считают тебя виновным еще до того, как ты попытаешься оправдаться.
— Я верю, что ты этого не делал.
Его глаза потеплели, взгляд задержался на мне. Мы разделили напряженный момент, влекомые друг к другу, и нить между нами тянула нас все ближе.
Какого хера происходит? Водоворот слов, мыслей и чувств затягивал меня. Я услышал его вчерашние фразы в новом свете. «Я не мог любить ее так, как она любила меня». Что это означало? Я искажал его слова и слышал то, что хотел слышать, или Бишоп пытался мне что-то сказать? Он знал, что я стоял рядом, пока он дрочил. Он позволил мне смотреть и...
— Энсон.
Мое имя на его губах, произнесенное этим низким баритоном с легкой техасской тягучестью, прогнало весь шторм прочь. В моей голове воцарилась тишина, и я наблюдал за ним. Ждал.
— Я же тебе говорил, — прошептал он, снова сгибая пальцы поверх моих и словно пожирая меня темным взглядом. — Тебе не нужно меня бояться. Я серьезно.
Я бездумно опустил лоб к стеклу, прижимаясь к нему, и закрыл глаза. Мы вместе дышали. Тишина между нами ощущалась как одеяло, скрывавшее нас от реальности и мира.
Я мог бы простоять бы так остаток ночи, но Бишоп, у которого было больше здравомыслия, чем у меня, заговорил.
— Тебе лучше доложить о пересчете, пока они не начали тебя искать.
— Ага, — я оттолкнулся от двери и выпрямился, глянув по ряду в обе стороны.
Когда я снова встретился взглядом с Бишопом, между нами что-то изменилось. Это было едва уловимым, но все же присутствовало. Уголок его губ приподнялся в улыбке, и он подмигнул перед тем, как вернуться в постель.
Да, я в заднице.
Каким-то образом я оказался заворожен прекрасным темным ангелом в камере смертника.
***
На той неделе нам больше не довелось поговорить. Следующая ночь превратилась в хаос. Парень в ряду Джина пытался повеситься на импровизированной веревке из простыни, пока никто не видел. Нам пришлось вызвать команду КНЭРа для вмешательства внутри камеры. Стычка была ожесточенной и нелицеприятной. Оказавшись внутри, мы поняли, что парень обдолбался до невозможности. Потребовалось применить перцовый спрей, и из-за этого нам тут же пришлось провести обыск во всем отсеке А/Б. Обыскали каждую камеру. Каждому заключенному пришлось пописать в баночку. Снова. Это затянулось на всю ночь, и Рею пришлось приехать почти сразу после полуночи, поскольку мы с Джином не могли справиться в одиночку, а в обязанности КНЭРа это не входило.
Из-за того, что вся эта суматоха затянулась на все утро, в итоге я отработал две смены подряд, и моя последняя ночная смена была отменена.
До работы в блоке смертников мне предстояло несколько выходных, и это означало, что в ближайшем будущем я не увижу Бишопа и не получу ответов на свои нескончаемые вопросы.
Из-за всего увиденного и узнанного за последние дни мне не сиделось на месте, и я был сбит с толку. Я сомневался во всем, что он сказал, и гадал, не переношу ли свои чувства, не искажаю ли его слова в то, что мне самому хотелось услышать.