За решеткой
Шрифт:
— Я верю тебе, — прошептал я.
Бишоп долго изучал меня, возможно, препарируя мою искренность... или бросая вызов.
Не сказав больше ни слова, он повернулся к своей кровати и лег лицом к стене.
Глава 9
Расписание на следующую неделю появилось только следующим утром, когда моя смена завершилась. Я ввел сменяющего меня надзирателя в курс дела касаемо ночи и сбежал в комнату для персонала как раз тогда, когда Рей выходил оттуда.
—
— Спасибо.
Его ботинки скрипнули по полу, когда он развернулся и завладел моим вниманием.
— О, и я беру пару недель отпуска, пока лето не кончилось. Я составлю расписание на месяц вперед, поскольку за вами будет присматривать начальник тюрьмы. Просто хотел предупредить, что со следующей среды меня не будет.
— Ладно. Звучит здорово. Повеселись, куда бы ты ни собирался.
— Обязательно. Повезу жену и ребенка в горы, разобьем там лагерь. Уже не терпится ненадолго убраться отсюда.
— Ты это заслужил. Постарайся не думать о нас в свое отсутствие.
— О, я точно не буду.
Мы оба усмехнулись, и Рей пошел дальше, а я зашел в комнату для персонала.
Несколько парней из ночной смены находились у их шкафчиков, совершали медленные и методичные действия. Узнаваемая заторможенность в конце смены после долгих часов на этаже. Я схватил свой рюкзак из шкафчика, повесил на плечо, затем с лязгом захлопнул дверцу и повесил замочек. Перед тем как выбежать за дверь и направиться домой, я открыл следующее расписание на ближайшем компьютере и поискал свою фамилию. Отсек А. Джин оказался прав, на следующей неделе я буду работать с теми, кто ожидал казни. Это обещало быть запоминающимся опытом.
Я закрыл программу и направился к двери, раздумывая, что чувствую по этому поводу. Знание, что эти ребята буквально в шаге от смерти, делало работу в том отсеке более устрашающей. Я снова увижу Джеффа... в последний раз. Будет ли он называть меня белым мальчиком? Будет ли он дразниться, как свойственно его натуре? Или он утратил те повадки, что заставляли его подшучивать над надзирателями? У меня складывалось впечатление, что на следующей неделе он будет другим человеком. Которого я уже не узнаю.
Солнце уже встало и поджаривало город к тому времени, когда я добрался домой. Пот собрался под моей униформой, и я немедленно направился к холодильнику и прохладному пиву. Этим утром было слишком жарко для пробежки, несмотря на мои блуждающие мысли и тяжелую голову.
Я бухнулся на диван и закинул ноги повыше, снова и снова прокручивая в голове слова Бишопа.
«Я их не убивал. Я опоздал. Я всегда опаздывал».
Что это означало? Он был там, когда кто-то убил его бывшую девушку и ее ребенка? Он пришел позже? Но его нашли всего в крови, с оружием в руке. Как? Почему?
Я поставил ноутбук на колени и открыл дюжины и дюжины статей, которые читал ранее. Я старательно изучал их, рассматривая и перекручивая события так, чтобы увидеть все под другим углом, найти невиновность Бишопа и понять, как его могли по ошибке принять за убийцу. Все это не имело смысла. Его вина казалась такой очевидной, но репортеры и их мнение явно рисовали его в негативном свете. Где же правда во всем этом кровавом безобразии?
Я знал, что он невиновен.
Я говорил себе, что услышать его признание будет достаточно. Я буду знать правду и смогу двинуться дальше. Знание утихомирит то назойливое гадание, которое снова и снова тянуло меня к гиганту с мягкой манерой говорить.
Но в этом случае правда меня не освободила.
Я хотел... нет, я нуждался во всей истории. Какова правда Бишопа? Почему невиновный мужчина ожидал казни? Почему его адвокат не подавал апелляции?
Злость бурлила в моем нутре, пока я обдумывал ужасную вероятность, что Бишоп полжизни провел за решеткой безо всякой на то причины. Он умрет, как и Джефф, и довольно скоро, если апелляционные суды перестали к нему прислушиваться.
На меня накатила волна тошноты, так что я допил пиво и взял новую бутылку. Вся эта реальность вызывала у меня ощущение дурноты. То, что небольшой процент осужденных были невиновными, являлся общепризнанным фактом. Предостаточно людей умирало от рук нашей правоохранительной системы прежде, чем их успевали реабилитировать.
Попадал ли Бишоп в эту статистику? Умрет ли он так же, как другие невиновные до него?
Я оттолкнул ноутбук и откинулся на диван, сжимая бутылку пива и прокручивая все эти мысли в голове. Почему я так остро реагировал на этого мужчину и его историю? Почему я не мог просто забить и делать свою работу?
Я провел ладонью по лицу и застонал, все еще не в силах посмотреть в лицо правде, которую похоронил глубоко внутри. Правде, которая заставляла мое сердце биться чуточку чаще в присутствии Бишопа. Правде, которая так сильно текла по моим венам, когда он разговаривал тем низким баритоном или одаривал меня намеком на улыбку.
Я в полной заднице.
***
Тем вечером я прибыл на работу и машинально выполнял свои обязанности. Проводил пересчет как положено, докладывался, сверялся с Джином и не забыл отключить свет в установленное время отбоя. Я старался не задерживаться у камеры Бишопа, пока не убедился, что остальные мужчины поблизости спали. У меня было так много вопросов, но я хотел обеспечить некую приватность, когда буду их задавать.
Тем вечером в воздухе витала некая беспокойная энергия. Мужчины дольше бодрствовали, возились и ходили по своим камерам, словно пытаясь сжечь избыток энергии, накопленный за день. В полдвенадцатого ночи у Рикки в Б17 случился какой-то маниакальный эпизод, когда он орал и выкрикивал оскорбления в бетонную стену его камеры. Он несколько раз ударил кулаком по стальной двери, и я предупредил его, требуя успокоиться. К полуночи он унялся, ругаясь себе под нос, но все же утихомирившись.
Хуан в Б15 торчал у окна своей камеры и следил за мной; омертвевший взгляд его глаз нервировал. Всякий раз, когда я приближался к его краю коридора, он шевелил пальцами в окне, чтобы привлечь мое внимание, а потом бормотал на испанском что-то монотонное и в то же время угрожающее.